Сергей Алтынов - Ангелы во брони Страница 47

Никто не возразил. В самом деле – сволочам переводу нет, а вот с талантливыми поэтами, кинорежиссерами, артистами ныне серьезный дефицит. Даже не с гениальными, а просто с хорошими.

– Смотри, полковник, что получается, – взял инициативу в свои руки Водорезов. – Мафия зачистила концы, убрала всех лишних. Кто остался во главе системы, созданной Угрем-Сторожевым?

– Какая разница? – неожиданно злым и раздраженным голосом отозвался Яковлев. – Я выхожу из игры, что и вам советую. У меня дочь, а у нее со здоровьем проблемы! Серьезные! Вот это меня волнует… Ну что нам еще нужно? Угорь мертв, возглавить столь крупное «предприятие» очень непросто. Не исключено, что все само собой рухнет, как минимум законсервируется…

– Поэтому я спросил, кто станет во главе? – настаивал Николай.

– Понятия не имею. Этого Лешу, про которого вы рассказывали, я знаю. Не лидер. Хоть и с самого «верха», – полковник кивнул в потолок, – но лишь исполнитель.

– Я тоже так думаю, – согласился Водорезов.

– Генерал из моего министерства? Ни в коем случае, – категорическим тоном продолжил Яковлев. – Опять же на подхвате, в холуях. Как Каляев у Альфреда Степановича.

– У Альфреда Степановича, – повторил за полковником Николай. – Слушайте, а почему Сторожеву дали прозвище Угорь?

– Потому что выкручивался из самых безнадежных передряг, – ответил Яковлев. – Хитрый, умный, коварный…

– А что, если… он и сейчас сумел выкрутиться? – спросил Николай.

Полковник хмыкнул, Максим покачал головой, вопросительно посмотрел на командира.

– Да нет. Газеты писали, по телевизору труп показывали… – отозвался полковник, но не слишком уверенным тоном. – С чего ты это взял, Водорезов?

– Интуиция. Когда я беседовал с этим Лешей, шестеркой на подхвате, как ты его, Юрий Сергеевич, охарактеризовал, то несколько раз назвал покойного Альфреда Степановича уродом, мразью и козлом вонючим. Сначала просто к слову пришлось, смотрю, занервничал Леша, так я умышленно продолжил в том же духе. Сначала подумал, что он и мертвого Угря боится. А потом сообразил – а почему мертвого? Что, если Угорь весь наш разговор сейчас слушает и выводы делает?

– Тогда козла вонючего он тебе, командир, не простит, – вставил Максим.

– И это все? – спросил, чуть помолчав, Юрий Сергеевич.

– Не хотите верить? – парировал Водорезов.

– Скорее наоборот, – тяжело вздохнул полковник, – если Угорь жив… Даже не знаю…

Настроение полковника менялось чуть ли не каждые пять секунд, он то взбадривался, выпрямлял спину, то, наоборот, сутулил плечи, превращаясь в пожилого утомленного жизнью человека.

– Даже не знаю, – повторил он.

– А я знаю, – отрезал Водорезов, – если Сторожев жив, он продолжит свое черное дело. С не меньшим, а то и с куда большим успехом. А мы… Мы будем жалкими пешками в его руках. Ведь именно с нашей помощью он устранил Генриха, да и Каляева с Мятликовым. И тут же заменил их на ментовскую крышу. Он действительно очень умен и изворотлив, этот Угорь.

– Ладно, гвардейцы! – Юрий Сергеевич в очередной раз приободрился. – Если Угорь жив, то он уже не сможет легализоваться в открытую, – полковник кивнул в сторону газеты, лежащей на журнальном столе. – Официально его похоронили, поэтому скорее всего он отсидится за границей, возможно сделает пластическую операцию. Но, прежде всего, он лично эвакуирует базу. Этого он посторонним лицам доверить не сможет.

– У нас вначале был разговор о каком-то смертнике? – напомнил Максим.

– О смертнике? – усмехнулся Яковлев. – Он не совсем смертник, конечно же. Главное, терять ему нечего, а к Сторожеву личные счеты. Кровник, одним словом.

При последних словах полковник усмехнулся, но не столь бодро, как в начале фразы.

5

– Таким образом, гибель генерала ФСБ Каляева и известного предпринимателя Альфреда Степановича Сторожева породила огромное количество нелепейших слухов и домыслов. Надеюсь, что следствие расставит все точки над «и», сможет установить истину.

Телевизионный обозреватель Виталий Молочков слушал запись собственного вечернего репортажа, который через полтора часа должен был пойти в эфир. Он сидел в собственном офисе, созерцал изображение на мониторе, отмечая сильные и слабые стороны своего выступления. Позвонила секретарша.

– К вам тут товарищ со странной фамилией.

– Какой фамилией? – не понял Молочков.

– Угорь, – ответила секретарша.

Молочков прекрасно знал, что это никакая не фамилия. Он уже не один год работал на покойного Альфреда Степановича, «мочил» по его заявке конкурентов, публиковал компромат на сотрудников МВД и ФСБ, пытавшихся подкопаться под сторожевские структуры.

– Пусть войдет, – с трудом скрывая недоумение, пробормотал Молочков.

Кто это может быть? Неужели Угорь способен воскреснуть? Или Виталия забыли предупредить о чем-то самом главном?!

– Здравствуй, Виталий.

– Здр… Очень рад, Альфред Степанович.

Перед Молочковым и в самом деле стоял Угорь. Сняв темные очки и парик, визитер окончательно обрел свою рыбью наружность.

– Но еще более удивлен? И уже подыскиваешь других хозяев?

– Удивлен, – честно кивнул Молочков.

– Покойный генерал Шура Каляев… Он, кстати, покойник всамделишный, – после небольшой паузы уточнил Альфред Степанович, – как-то мне рассказывал, что у спецслужб была выработана система двойников. Находили похожего человека, гримировали, зачастую даже пластические операции делали, а потом использовали в различных целях.

Молочков вспомнил популярный в советские времена сериал «ТАСС уполномочен заявить», где одного из контрразведчиков искусно загримировали под агента ЦРУ.

– Ну вот и я себе изготовил двойника. Нашел похожего актера, заурядного такого, из какого-то провинциального детского театра. Ну и использовал в нужный момент. Зато убрал самых опасных волков, которые уже давно хотели броситься и схарчить меня. Каляева и Генриха. Сам их спровоцировал, харчить не стал, мертвечиной не питаюсь. – Физиономия Угря дернулась, углы тонкого, почти безгубого рта поползли наперекосяк, в разные стороны.

Таким образом Альфред Степанович улыбался.

– Что дальше, Молочков? Я имею в виду, как будет работать следствие и как ты в своих передачках будешь все это освещать? – спросил Угорь, медленно возвращая физиономию в привычное рыбье-змеиное состояние.

– Ну, следствие потопчется немного, затем отправятся туда, где вроде бы должна находиться некая база, на которой происходят нелегальные операции по изъятию органов…

– Все правильно! – кивнул Сторожев. – Только на этой базе уже ничего не будет. Куда же она будет переведена?

– Я не знаю, следствие, думаю, тоже. – Молочков улыбнулся, но не столь уродливо, как его собеседник.

– Следствие, разумеется, знать не будет, – в свою очередь улыбнулся Угорь, и Молочков сразу же погрустнел от гримасы мерзкого лица. – А вот ты знаешь! Теперь знаешь, потому что мне придется все перевезти в твое загородное имение. К тебе на дачу, Виталий! У тебя ведь там несколько гектаров, так ведь? Я же хорошо тебе платил за твой телевизионный п…дежь, и не только я.

– П-почему к-ко мне? – заплетающимся языком спросил вспотевший Молочков.

– До тебя от нынешней базы всего тридцать километров с небольшим…

– Правда! – схватившись за взмокший лоб, согласился Виталий.

– Кривда, – рыбья физиономия в тон словцу и в самом деле скривилась. – Но это только первое. Второе – у тебя никто не будет шарить, ты же независимый журналист, любое касание тебя – это покушение на свободу слова. Лешка прикроет тебя, перестань дрожать!

Упоминание Алексея Алексеевича малость успокоило Молочкова.

– Ну а третье, холодильники-рефрижераторы простоят в твоем ангаре недолго. От силы недели две, потом их заберут. Куда, ты, как умный человек, интересоваться, я думаю, не будешь.

В самом деле, совсем недавно Молочков построил на своем участке шикарнейший просторный ангар, способный вместить не менее пяти огромных лимузинов (размером с тот, на котором ездит певец Киркоров). Именно на таких машинах приезжали к Виталию Соломоновичу многочисленные гости. Альфред Степанович никогда не был в числе этих гостей, вообще ни разу не посещал молочковского «имения» и, несмотря на это, был обо всем прекрасно осведомлен.

– Не слышу твоего согласия, – холодно сказал Сторожев, глядя в бледное, под стать фамилии, лицо независимого журналиста.

– Да, конечно, я готов помочь, но…

– Не более двух недель, а скорее всего значительно меньше, – предупредил его вопрос Угорь. – Меня ты, естественно, не видел и не слышал, ведь я труп. Мне нужны ключи от ворот и от ангара. Не забудь предупредить охрану.

Виталию Соломоновичу Молочкову не оставалось ничего иного, как безропотно повиноваться. Альфред Степанович направился было к выходу, но вдруг остановился, вернулся к рабочему столу Молочкова, налил в стакан минеральной воды из стоящей на столе бутылки.