Сергей Зверев - Гавань красных фонарей Страница 47

Не успели они добраться до черных «Шевроле», как началось.

По ним начали одновременно долбить с шести или семи позиций.

Волна ненависти и досады накрыла Татаринова, когда он увидел, что в результате открытого по ним огня он остался один. Нет, оба его подчиненных живы, но толку теперь от них…

Раненые кое-как успели отползти за валуны и орали из укрытия Татаринову, что с ними все в порядке.

— Я вижу, вижу! — соглашался командир, теперь плохо понимая, как он один перебьет целую толпу, укрывшуюся в здании, вмурованном в скалу. — Нет, — настраивал он сам себя, — пусть королева нидерландок и нидерладцев живет со старой печенью и со старыми почками столько, сколько ей отпущено.

Вдохнув, выдохнув и перекрестившись, Татаринов перебежал от одной машины к другой, стоящей ближе к зданию, собираясь войти в строение…

Без труда погасив два светильника над входом, которые продолжали разгонять если не полумрак, то серый туман, так как солнечные лучи еще не добрались до этого пятачка, заорал:

— Вы окружены! Выходите по одному!

Обороняющиеся не согласились с оставшимся в единственном числе боеспособным русским и стали палить по машине, за которой он укрылся.

Не дожидаясь, когда от кузова из-за плотного автоматного огня ничего не останется, Татаринов пробежал вперед, совершив стремительные, нечеловеческие движения, больше напоминавшие прыжки гепарда, так как, по ходу, он споткнулся и теперь вынужден был грести всеми четырьмя лапами, пока не уперся в каменную стену.

На секунду в глазах потемнело.

Прижавшись к стене, Кэп начал вспоминать минуты посещения этой клиники несколькими днями ранее в надежде вспомнить какие-то детали или нюансы. Может быть, там был какой-нибудь запасной выход или лаз? Где-то был… А он не заметил. Но как он ни сканировал сознание, ничего достать оттуда в спешном порядке не получалось.

Когда один из внедорожников вздрогнул и начал движение, Татаринов хотел изрешетить его, благо позиция была удобной, но потом он разглядел за лобовым стеклом Голицына и искренне так, по-отечески, заорал ему:

— Что ты делаешь, придурок?!

Но Голицын не услышал командира…

Джип вышиб легкие рамы, сотни осколков-брызг разлетелись в стороны, удар и скрежет обломков по кузову трехтонной машины слились воедино.

Не дожидаясь, пока ему снесут башку, Голицын, протаранив дверь, дал задний ход и откатился обратно.

В образовавшуюся нору-дыру Татаринов тут же отправил ручную гранату. Не дожидаясь ее подрыва, он оглянулся, надеясь увидеть страшную картину…

Сжимая в левой руке автомат, из джипа вылезал окровавленный Голицын, продолжая долбить фасад длинными очередями, патронов-то они понабрали у убитых…

Из-за камня выглянул Бертолет и, оценив ситуацию, подключился к обстрелу здания.

Два калеки, твою дивизию!

Рвануло!

Татаринов забежал в холл и, припоминая расположение перегородок, тут же резко ушел влево, где очень кстати оказался холодильник с водой и газировкой, который решили не вывозить. Если бы не ящик с холодной душой, все, кирдык бы капитану второго ранга.

Ну а на что нам полицейский дробовичок, болтающийся до поры до времени за спиной? Он как раз для того, чтобы калечить ручки и ножки. Тут еще надо выяснить, кто больший «гуманист» — доктор Пинту или Та-та-ри-нов, потомок Чингисхана. Ружье грохнуло, будто гаубица…

Вот так, суки! Красная Армия всех сильней!

Татаринов одним рывком — откуда только силы взялись? — повалил холодильник на пол и укрылся за ним.

И вовремя, потому как из-за колонн, поддерживающих второй этаж, высунулись два дурака и начали убивать и Татаринова, и металлический шкаф.

И не продержаться бы Кэпу, если бы в здание снова не влетел огромный внедорожник, который припечатал обоих вышедших на открытое пространство придурков к противоположной стене, убрав по дороге вместе с ними стойку ресепшена.

Удар! А-А-а-а… по затухающей.

Теперь за рулем сидел Бертолет. Живой он, все нормально, только на педаль газа давил прикладом автомата, делать это раненой ногой больно, хорошо хоть в кабину Голицын подсадил.

Следом за влетевшим джипом в здание вошел Голицын, который тут же поинтересовался у Татаринова самочувствием.

— Не мешай! — зло ответил Кэп, проходя вперед к лестнице и тут же натыкаясь на слабоумного, решившего посмотреть, что же случилось на первом этаже. Получил свою пулю…

— Доктор, я иду к тебе!!! — заорал Кэп, поднимаясь вверх.

Голицын, следуя за ним, слышал лишь лязг затвора ружья… И грохот выстрелов! И топот ног. И снова грохот!

Поручику оставалось только считать трупы. Остатки обороняющихся кое-как смогли организовать баррикаду на втором этаже поперек коридора, ведущего в операционные.

Белый кафель, поваленная впереди каталка, сиротливо горящая под потолком мерцающая лампа дневного света, взвеси пыли и автоматные вспышки из-за искусственного тумана в направлении неумолимо приближающегося ядерного кошмара в лице Татаринова.

Нисколько не смутившись препятствия, встретившегося ему на пути, Кэп швырнул в направлении баррикады гранату и ушел за перегородки.

Шестисотграммовая рубашка «Ф-1» разлетелась на сотни поражающих элементов, и обороняющихся не стало.

В это время из противоположного крыла выскочили два диких мужика.

Спасибо однорукому Голицыну, подстраховал. Нафаршировал обоих…

Стали продвигаться дальше в сторону баррикады, перезаряжая оружие на ходу. Татаринову это было сделать намного легче: две руки, десять пальцев, все дела. А вот Голицыну… Отстегнуть-пристегнуть магазин, затвор передернуть, когда автомат болтается на плече, — вот где ребус, с третьего раза упер в пузо, шмякнул пружинкой, дослал патрон. Получилось. А правое простреленное плечо совсем не беспокоит, совсем. И что там доктора в шприцы для армейских аптечек фасуют?

Татаринов открывал двустворчатые двери операционных, но нигде не мог обнаружить ни Сильвию, ни доктора, ни жабу. Не было там никого и из охраны. Осмотрев под прикрытием старшего лейтенанта все помещения одного крыла, Татаринов направился в противоположное, то, из которого выбегали камикадзе, лежавшие теперь в лужах собственной крови.

Топая по пустому правому крылу клиники, Татаринов матерился, поскольку он не видел никаких ответвлений и не понимал, куда могла запропаститься девчонка. Если ее нет в комплексе, тогда все жертвы, вся стрельба, весь их порыв — бестолковое мероприятие. Теперь живодеры перевезут Сильвию в другое место и сделают свое черное дело.

Голицын безучастно и несколько расслабленно смотрел на мечущегося между дверями командира. Тот, среагировав на позу подчиненного, отвечал под хруст битого стекла:

— Ты только не спрашивай, Голицын, где, а то я тебе отвечу в рифму.

Они снова прошли в операционный блок, по пути поинтересовавшись по рации у сидящего в джипе на первом этаже Бертолета его здоровьем.

— Лучше не бывает, — отозвался Бертолет, оглядывая разрушенный холл клиники.

— Ну и сиди там, сиди, никуда не уходи.

— Ага, — вяло согласился старший лейтенант, глядя на собственные перебитые очередью ноги.

Стоя посреди одной из операционных, Татаринов цыкнул на Голицына, чтобы тот перестал топать.

В полной тишине они уловили откуда-то из-за стены ритмичные толчки и постукивание чего-то металлического о кафель и, кажется, женский голос.

Татаринов подошел к стене, вплотную приложил к ней ухо. Тут же отпрянул и стал водить по ней рукой в поисках тайного тумблера или кнопки, или ручки, или углубления, или… как туда войти?

Обшаривая стену, он обнаружил под пальцами небольшое углубление, которое нельзя было идентифицировать визуально благодаря специально выполненной покраске этого участка стены. Вдавив палец внутрь, Татаринов от неожиданности отскочил в сторону, так как преграда начала уходить в сторону, открывая им необследованное еще помещение.

Хорошо слаженная группа или хорошо слаженная стая, если угодно, — это инстинкты, жесты, невербальное восприятие друг друга. Как волки, не владея языком, распределяют роли и загоняют стадо оленей, как они определяют одного наиболее слабого, как отсекают его от остальных, как передают друг другу важную информацию и согласовывают свои действия, так и в подготовленной группе спецназа все понимают друг друга не с полуслова, а интуитивно.

Когда стоящего чуть впереди Татаринова шатнуло, Голицын понял, что тот видит некую цель, но не стреляет. Старлей подошел к командиру и, посмотрев внутрь, понял причину.

Крокодилоподобная толстая женщина была привязана к стулу и посажена так, чтобы видеть, как доктор Пинту собирается насиловать Сильвию. Смерть, война, пальба кругом, а этот упырь, спустив штаны, перегнул через стол девчонку…