Виталий Гладкий - Месть обреченного Страница 48

Тем более, что платил он им прилично. А они даже за гораздо меньшую сумму могли отправить в преисподнюю кого угодно.

По ночам, кроме не менее двух десятков вооруженных охранников, поместье охраняли и собаки. А днем неусыпные глаза телекамер следили за всеми подходами к гасиенде.

Так что подобраться незамеченным к Тимохе было довольно проблематично.

– Слушай, Мигель, давай я соберу ребят, сколько нужно, и возьмем это гнездо штурмом, – предлагал Эрнесто.

Ему надоели наши круглосуточные бдения и он готов был на любое сумасбродство. Что поделаешь, Эрнесто был мачо, а они все такие.

– Налетим ночью, захватим врасплох… – Эрнесто смотрел на меня с надеждой. – И он опять ускользнет, – парировал я его доводы. – Не ускользнет! От меня еще никто не убегал.

– Смоется за милую душу. Тем более, ночью, – спокойно гнул я свое. – Тимоха как змея, уползет в любую щель. Лови потом ветра в поле. А я должен поговорить с ним, посмотреть ему в глаза.

– Ну у вас, сеньор, и запросы. На кой хрен тебе нужен покойник!?

– Во-первых, и ты в этом уже убедился, его нельзя достать даже при помощи снайперской винтовки… – Можно достать! Ничего я не убедился.

– А во-вторых… – Я стоял на своем, как скала. – Во-вторых, я лично хочу удостовериться, что в этой жизни больше никогда Крученого не увижу.

Эрнесто посмотрел на меня тоскливым собачьим взглядом и тяжело вздохнул. Его деятельная натура не выносила длительного покоя.

– Я тебя понимаю, – сказал он бесцветным голосом. – Ладно, я еще немного потерплю…

Наблюдая за гасиендой, я все больше и больше убеждался – ночью туда нельзя проникнуть ни под каким соусом.

Даже если и удастся незамеченным перелезть через высокий каменный забор с колючей проволокой поверху и пробраться к трехэтажной вилле, то очутиться внутри ее – задачка еще та. Цоколь дома был трехметровой высоты и сложен из дикого камня, а окна первого этажа, насколько нам удалось разглядеть в полевой бинокль, защищали решетки.

Что касается двери парадного, то она была как в средневековом замке – массивная, окованная металлическими полосами. Такие же были и ворота поместья, только шире.

– А что, если попробовать полезть внаглую, днем? – Ты с ума сошел! Эрнесто вытаращил на меня глаза, будто я и впрямь спятил.

– Там охраны с полсотни человек! – вскричал он. – Днем они перещелкают нас как куропаток. И это только латинос. Но в гасиенде есть еще и русские, ты сам их видел.

Да, видел. Около десятка качков, не меньше.

Судя по рожам, зверье еще то. Они всегда держались кучно, окружая Тимоху непреодолимым барьером, где бы он ни был.

Наверное, Крученый не очень доверял местным мучачос, которые, если им заплатить побольше, продали бы его с потрохами.

Все беда была в том, что у нас не было таких денег.

– Конечно, если ты примешь мой вариант…

Эрнесто смотрел на меня исподлобья.

– Мне не нужна гора трупов.

– Ну, а от нас двоих лишь мокрое место останется, если мы осмелимся сунуться туда на арапа.

– Вдвоем – это много. Я пойду один.

Эрнесто неожиданно разозлился.

– Все, приехали! Мигель, по-моему, на русских вредно действует местный климат. Я тебя просто не узнаю – ты всегда отличался благоразумием.

– Если ты меня внимательно выслушаешь, то согласишься, что в моем "безумии" есть рациональное зерно.

Эрнесто немного подумал, потом сказал с сомнением:

– Ладно, говори. Что мне еще остается делать…

Купленная Крученым гасиенда имела по меньшей мере около тысячи гектаров земли – огороды, пашни, сады и леса.

Конечно, ему было наплевать на тот доход, который приносило поместье. Но для маскировки своей истинной "профессии" и ради авторитета среди крестьян соседних деревень, Тимоха нанимал для обработки земли пеонов.[7]

Платил он им немного, не больше и не меньше, чем другие землевладельцы провинции. Но и эти скудные гроши помогали крестьянам сводить концы с концами.

Тем более что Крученый, наверное начитавшись книг о русских помещиках, ввел в своей гасиенде обязательные обеды. Пусть и не очень сытные, они казались пеонам манной небесной.

Конечно, эти обеды были всего лишь приманкой. Ведь бесплатный сыр, как ни крути, бывает только в мышеловке.

Столы обычно накрывали на заднем дворе, перед окнами виллы. И Крученый мог без помех хорошо присмотреться к молоденьким девушкам-поденщицам, чтобы потом указать на них своим доверенным людям из местных.

А дальше все было делом техники – если не помогали уговоры и деньги, тогда юных крестьянок просто похищали.

Естественно, об этом знали и пеоны, и власти. Но Тимоха обладал поистине уникальным умением улаживать такие проблемы полюбовно.

Деньги могут все, а большие деньги – больше, чем все.

– …Ну хорошо, днем так днем. А как это будет выглядеть?

– Эрнесто, где можно достать театральный грим и одежду пеона? – С одеждой заминки не будет, но грим… – Неужто грим для тебя большая проблема? – Я ведь не актер.

Эрнесто наморщил лоб, изображая таким образом мыслительный процесс. Что было для него отнюдь не легким делом, особенно с похмелья. – Найдем, – наконец сказал он, просветлев лицом. – Есть один человек… – Но это еще не все…

– Только не говори, что тебе для дела понадобится танк! Или бронетранспортер. Ведь ворота гасиенды можно сокрушить только с помощью тяжелой техники. – Не нужен мне танк. Достано мне пончо, рваные штаны и сомбреро. – Постой, ты что, решил замаскироваться под крестьянина?

– Хочу отобедать у Тимохи.

– Гром и молния! Это невозможно.

Я снисходительно ухмыльнулся и спросил:

– Почему?

– Ты похож на пеона, как я на президента США.

– Загримируюсь.

– А походка, повадки, язык, наконец? Да тебя раскусят, не успеешь и ахнуть. – Мне главное спокойно пробраться на задний двор, к черному ходу. – Тебе это не удастся.

– Ты сам видел, что во время обеда охраны немного. Ночная смена отдыхает перед выходом на дежурство, а остальные не в состоянии за всеми уследить.

– А ты разве не заметил, что пеоны проходят под аркой, где, похоже, установлен магнитометр для проверки на наличие оружия? – Заметил. Ну и что? – У крестьян отбирают даже перочинные ножи.

Я пренебрежительно отмахнулся:

– Оружие мне не нужно. Если потребуется, я могу его позаимствовать у охранников. – И то верно… – Еще как верно. – Но ведь пеоны могут сдать тебя охране со всеми потрохами.

– Нужно выбрать небольшую, отдельно работающую группу, заплатить им за молчание – и все будет в ажуре. Не думаю, что они от Тимохи без ума.

– Возможно, возможно… Грим и одежду я, конечно, найду… Но с пеонами буду говорить сам. – Конечно.

– И если они тебя вложат, я их даже из-под земли вырою. Я всех заставлю поклясться на Библии. И пусть попробуют нарушить клятву…

– Вот и решили. Но ты меня еще и прикроешь.

– Как?

– Вон ту возвышенность видишь?

– Вижу. – И деревья. Там отличное место для засады. – Кто спорит…

– Возьмешь крупнокалиберный пулемет, побольше патронов, и в случае чего – бей по вилле до упора.

– А как я узнаю, когда начинать?

– Или я дам знак – какой, еще оговорим, – или в определенное время. – Ладно, попробуем. Это лучше, чем торчать без дела. – Ну… – И все равно, мне твоя идея не по душе.

– Мне тоже. Но иного выхода нет…

Глянув в зеркало, я и сам себя не узнавал.

На мне была полотняная рубаха и заплатанные штаны. А на голове красовалось огромное сомбреро, лучшие времена которого прошли не менее чем десять лет назад.

Смуглое изможденное лицо и вислые усы делали меня похожим на закарпатского вуйка. И только глаза блестели пронзительно и молодо, что следовало учесть, влившись в группу пеонов, которые шли на обед.

Обед скорее напоминал ранний ужин; после него пеоны расходились по домам. Зато и начинали они работать в пять утра.

Иногда по праздникам им перепадало и кислого винца. А потому этот факт как раз и был главной темой разговоров, пока пеоны топтали босыми ногами пыль проселочной дороги.

Вместе со мной шли четырнадцать человек, все мужчины. Я присоединился к ним, когда группа поравнялась с небольшой рощицей.

Моего появления они, казалось, не заметили, будто я был бестелесным призраком. Похоже, Эрнесто несколько переусердствовал.

Когда нас запустили на задний двор, мои попутчики оставили меня, заняв самые дальние столы. Это тоже было заранее оговорено – зачем людям лишние неприятности?

У вожделенного черного хода, как на зло, стоял охранник, здоровенный метис с тупым плоским лицом и сальными волосами.

Похоже, черный ход вел прямо на кухню, потому что оттуда на подносах выносили лепешки и горшки с маисовой кашей.

Не долго думая, я едва не вырвал уже пустой поднос из рук подслеповатой кухарки и, прихватив с собой еще и какую-то корзину, с независимым видом прошел в открытую дверь кухни.