Леонид Влодавец - Гастроль без антракта Страница 48

Но вспомнить я не успел, потому что парень, с серьезным видом наставивший на меня автомат, успел припомнить раньше…

— Колька, что ли? — спросил он без каких-либо радостных улыбок, но вполне по-русски.

И только тут я узнал его. Промелькнула давняя-давняя сценка из времен моего, так называемого, «дембеля». Электричка, драка, вспыхнувшая из-за вот этого самого шрама со швами, Толян, задевший меня кулачищем по уху, а затем полетевший на пол от удара каблуком в подбородок, который, как утверждают специалисты-каратисты, обычно в драках не проходит… А этого звали Андрюхой. Фамилию его я так и не узнал тогда. Вот он, рубец на верхней губе

— моя пометка. Сам на удар налетел и собственным клыком губу порвал. Но потом вроде ничего плохого я ему не делал. Если не считать того, что месяц назад на подмосковной ферме убил не по злобе его дружка Толяна. Там, правда, свидетелей не осталось. Кроме Тани, которая, как теперь выясняется, еще и Кармела О'Брайен, и Вик Мэллори… Но она, я надеюсь, в Москве, надежно упрятана в недрах Центра нетрадиционных методов обучения, и Чудо-юдо ее не упустит.

— Здорово, Андрюха… — сказал я не очень уверенно. Второй мужик, судя по всему, по-русски был не бум-бум. У него на роже отразилось беспокойство, и он спросил у Андрюхи по-английски:

— Ты знаешь его?

— Yes, — ответил тот, и я понял, что языковая подготовка у братана явно ни в дугу, ни в Красную Армию. Примерно так и с таким акцентом я сам говорил после школы, где мне кое-как натянули в аттестат трояк по английскому. А вот для второго английский был родным, можно не сомневаться. Правда, говорил он как штатовец-южанин. Дик Браун похожую речь слышал, когда в Нью-Орлеане у своей католической бабульки гостил.

Чем мне все это грозило? Хрен его знает! То, что я нынче не Колька Коротков, а Дмитрий Сергеевич Баринов, Андрюха вроде бы знать не должен. Если, конечно, их сюда прислали не именно за мной. Судя по тому, что язык межнационального общения у этого подразделения английский, это вряд ли спецназ ГРУ, хотя тамошним чувакам легко прикинуться кем угодно. Экипировка у них разномастная. Шлемы, похоже, швейцарские, автомат у Андрюхи явно из «калашного» ряда, но может быть китайского или чешского производства, под патрон 7,62, камуфляжик смахивает на американский. «Мундир английский, погон российский, табак японский…» Что за интербригада? Может, «G & К» все-таки? А тогда кто те, что обороняются? Явно ведь и те, и другие не хайдийцы. Куда только теньенте Гонсалес смотрит? Бегают, понимаешь, по острову вооруженные люди, стреляют, взрывают… Прямо как в России, ей-Богу!

Тем временем штатовский корешок Андрюхи деловито и неторопливо снял с меня все вооружение и броник, поглядел на изнанку жилетки и сказал Андрюхе:

— Это вещи Мартеля.

— Надо говорить шефу, — примерно так ответил землячок, не вдаваясь в сложности американской мовы. Его следующую фразу: «Hands on head! Руки на голову!» я мог бы понять и без перевода, но выполнил только после того, как команда прозвучала по-русски. Андрюха должен был помнить, что я знаю английский, но его товарищ мог этого не знать. До выяснения обстоятельств лучше было прикинуться шлангом и дать возможность ребятам свободно общаться. Теперь многое зависит от Андрюхиной памяти и догадливости его корешков.

Нью-орлеанец остался у шахты, а Андрюха, держа меня под прицелом, указал направление на какую-то тропку.

— Что ты тут делаешь, зема? — поинтересовался я, когда мы отошли на приличное расстояние от штатника.

— Трахаюсь помаленьку, — сообщил Андрюха без особой доверительности и, само собой, простыми русскими словами.

Мне стало ясно, что землячок, видать, состоит при денежной работенке, а потому вряд ли посмотрит сквозь пальцы, если я побегу. Самое обидное, по-моему, погибнуть от руки русского за границей. Ради такого удовольствия не стоило улетать за пять тысяч километров от дома.

Тропка шла вдоль хорошего отвесного обрыва. Внизу были камни и горная речка — может быть, отсюда начиналась Рио-де-Санта-Исабель, превращавшаяся ниже по течению в клоаку с бетонными берегами. Прыгать с обрыва я не стал бы даже в том случае, если б желал покончить с собой. Шансов приземлиться целехоньким не было, но и гарантии, что убьешься насмерть, — тоже.

Метров через сорок тропка вошла в бетонированную траншею, с фронта замаскированную одернованным бруствером. Чтобы спуститься в траншею, пришлось миновать небольшое пулеметное гнездо. Сомневаюсь, что без Андрюхи меня пропустили бы свободно. Из гнезда приветливо выглядывал ствол пулемета «М-60», а его хозяин предпочитал из скромности не маячить.

По траншее Андрюха пригнал меня в небольшой дот. Обрыв в этом месте переходил в крутой, а затем во все более пологий склон. Его, по-видимому, и должны были перекрывать траншея, дот и прочие укрепления. Склон был очищен от кустов и деревьев, перегорожен спиралью Бруно и обычной колючкой. Может, были и еще какие-то заграждения, но я их разглядеть не успел.

В доте сидели трое. Пулеметчик, наблюдавший за охраняемым склоном, был обращен ко мне спиной. Еще один боец с замалеванной камуфляжной краской рожей держал между колен бесшумный снайперский «винторез» и смотрел в бинокль через амбразуру. Наконец, третий, держа под мышкой автомат, поигрывал рацией. Она хрюкала, так как была поставлена на прием, но ничего членораздельного не говорила. Судя по всему, он-то, этот третий, и был шефом.

У него на морде тоже была камуфляжная краска, и выглядел он жутковато. Куда страшнее, например, чем Андрюха со всеми своими шрамами. Но вот что удивительно: этот мужик посмотрел на меня так, будто я получил от него приказ к 18.00 взорвать то-то и то-то, но до сего времени не взорвал. То есть впечатление было, будто он меня знает и изумлен только тем, что я нахожусь здесь, а не в другом месте.

Я присмотрелся. Мужику было минимум за сорок, хотя на здоровьечко он не жаловался и сцепиться с таким по делу я бы не хотел. Правда, он не смахивал на закоренелого боевика и скорее всего на нынешнее дело вышел после некоторого перерыва. И морда была довольно гладкая, и руки не очень заскорузлые. Ежели его отмыть и переодеть, то уже через полчаса можно вести на какое-нибудь элитарное сборище. Конечно, в камуфляжной раскраске его и мама родная не узнала бы, но что-то знакомое в лице было. И тут впервые за долгое время сработала РНС.

«Дик Браун», — представила мне мужика «руководящая и направляющая».

Я на секунду опешил, но очень быстро сообразил, что есть на земле еще один человек, который помнит «Атлантическую премьеру» так же, как помню ее я. Тот, кому в башку перешло «я» Брауна. Мне довелось только один раз увидеть его фото, показанное «Главным камуфляжником». Тогда, в последние минуты перед тем, как разделить два «я», одновременно пребывавших в моей черепной коробке, бывший «серый кардинал» показал мне (точнее, «нам») две фотографии. На одной из них был тот парень, что родился как Ричард Стенли Браун, благополучно отвоевал во Вьетнаме, Анголе и Зимбабве (она же бывшая Южная Родезия), а затем разбился при неудачном прыжке с передачей парашюта в воздухе. Однако его «я», просуществовав 30 лет в угробившемся теле, было накануне биологической смерти пересажено доктором Брайтом в мозг двадцатилетнего Короткова и перекантовалось там еще один год. А вот второе фото принадлежало мужику, натурального имени которого «мы», Коротков-Браун, не знали. Сомневаюсь я, чтобы этот дядя хотя бы сейчас вспомнил об этом. Он помнил себя как Брауна и чуть-чуть — как Короткова. Впрочем, может, и не чуть-чуть. Во всяком случае, меня он узнал — это точно.

Тем не менее он не полез ко мне обниматься и не стал кричать: «Сколько лет, сколько зим!» Напротив, он постарался как можно быстрее избавиться от удивленного выражения на морде.

— Что это за тип? — спросил он у Андрюхи. По-английски, естественно.

— Русский, — лаконично ответил тот. Как будто сам, сукин сын, был по крайней мере китайцем!

— Он говорит по-испански? — Мне этот вопрос показался странным. Браун должен был осведомиться насчет английского…

— Не знаю, — пожал плечами Андрюха.

— Говорю, — ответил я, и Браун перешел на испано-хайдийский диалект. Судя по первой реакции всех присутствующих, и Андрюха, и пулеметчик, и снайпер по-испански мало что понимали.

— Что ты делал здесь, компаньеро? — спросил Браун. Почти так, как я несколько минут назад спрашивал у Андрюхи.

— Отдыхал, — съязвил я. — Приехал как турист.

— И сразу угодил в секретную зону?

— Я приехал с женой и остановился в «Каса бланке де Лос-Панчос». Можете справиться у Фелипе Морено. Помните такого?

— Это я знаю. Ты записался у него как Ричард Браун.

— По здешним законам в этом нет криминала. Я же не знал, что сюда заявится еще один сеньор с таким же именем.

— Значит, ты тоже узнал меня?

— Да. — Я решил, что особо темнить не стоит, потому что этот «Нью-Браун», судя по всему, кое-что обо мне уже раскопал.