Валерий Рощин - Масштабная операция Страница 48

— Внешность его помнишь?

— Узнала бы при встрече. А зачем тебе?

— Собирайся, нам надо идти.

Торбин подал ей руку и помог подняться. Затем закинул на плечо тяжелый ранец, подхватил чей-то автомат с полным подсумком патронов и направился на северо-запад. Дойдя до края поляны, оглянулся…

Девушка одиноко стояла в центре поляны. Он хотел окликнуть, да в последний миг понял причину задержки. Она опустилась на колени, чтобы в последний раз помолиться за вознесшиеся к Аллаху души товарищей, представших теперь на Страшном суде пред всемогущим, строгим, но справедливым Богом.

Гросс не стал торопить. Вместо этого на минуту остановился и молча подпалил сигарету… Он не брался судить, был ли ее поступок сейчас столь необходим, но в том, что он соответствовал ее убеждениям, был прост и прекрасен — не сомневался. Анжела медленно поднялась с колен, в нерешительности потопталась на месте и, вдруг схватив свой «Калаш» с длинным пулеметным рожком, бегом пустилась нагонять уходящего в глубь кедрового леса наставника…

Спустя полчаса марафонской ходьбы, успокоившись и обретя былой румянец на щеках, она справилась у идущего впереди мужчины:

— Скажи, как же тебя теперь называть?

— Не все ли равно, — не обернувшись, не спрашивая и не отвечая, сказал тот. — Незачем меня называть. Через трое суток ты сядешь в вагон поезда, идущего в Нальчик, и больше мы никогда не увидимся.

Девушка подняла на него печальный взгляд, однако Торбин, занятый своими мыслями, не мог его видеть…

К концу дня они едва не напоролись на большой отряд спецназовцев. Заприметив впереди какое-то смутное движение, Стас резко остановился и по привычке вскинул вверх правую руку, но Ясаева, не обученная специальным сигналам, попросту ткнулась лбом в его спину. Чтоб она ненароком не выдала их присутствия в лесу, бывший офицер зажал ладонью ее рот и шепнул на ухо:

— Тихо девочка. Мы тут не одни. Не вздумай пищать и осторожно двигайся за мной. Посматривай под ноги и не наступай на сухие ветви. Вперед.

Округлив от испуга глаза, та повиновалась. Пригнувшись, они вернулись на сотню метров и, отыскав подходящие заросли, укрылись в них. А через пять минут мимо — примерно в сорока шагах, один за другим проследовало около сорока хорошо вооруженных бойцов. Некоторых из них Торбин узнал…

Анжела лежала возле него и ничего не видела, посему решила немного приподнять голову, на что инструктор отреагировал плавным, но весьма действенным движением — надавил ладонью на ее затылок, утопив лицо девицы в буйной траве. Сам же следил за отрядом до тех пор, пока последний боец не скрылся в «зеленке».

— Я сейчас задохнусь, — напомнила о себе девушка тихим шепотом.

Он отпустил ее, но знаком приказал не двигаться до команды. Нужно было выдержать паузу — могло случиться так, что за первой группой с каким-то интервалом шла вторая. Однако в течение четверти часа никто в поле зрения не появился.

— Вставай, — повелел Гросс и приглушенно добавил: — Долго еще валяться будешь?

— Ты же сам!.. — гневно начала она, моментально вскочив на ноги, да, узрев на его лице улыбку, стушевалась, надула губки и замолчала.

Медленно поднявшись, он насмешливо посмотрел на спутницу, вид которой выражал крайнее возмущение. Она деловито отряхнула пятнистый костюм, не заметив несколько тонких травинок, запутавшихся в темных волосах…

— Пошли, — вернув лицу серьезность, коротко скомандовал Станислав и стал выбираться из зарослей.

Оставшийся до ночного привала путь он размышлял о неожиданной встрече. Бойцов из бригады капитан отличал по снаряжению и насчитал около пятнадцати — совсем немного для приличного по численности отряда. Полковника Щербинина среди них не было. «Значит, остался под Ханкалой, либо находится еще дальше — в Питере. А может так статься, что и вовсе переведен в другое место», — рассудил он, уверенно плутая невидимыми лесными тропами.

Торбин и в самом деле не знал многого. Не знал где искать заклятого врага — Юрия Леонидовича. Не догадывался, куда и с какой целью проследовал отряд, частично состоявший из его сослуживцев. Не ведал и того, что на следующий день спецназовцы обнаружат на поляне средь красавцев кедров трупы тех, кто, в соответствии с задумкой Беслана Магомедовича, должен был встретить их шквальным огнем из устроенной близ этого места засады.

Ужинали в сумерках, разогревая пищу на костре, когда дым растворялся на фоне темно серого неба, а ночная мгла еще не подступила, чтобы предательски обозначить далеко видимые отблески пламени. Встречи даже с мирными гражданами, не говоря уж о вооруженных представителях обеих воюющих сторон, в их планы не входили — вторые сутки молодой мужчина и юная девушка негласно причисляли себя к нейтралам, не желая иметь дело ни с сепаратистами, ни с федералами.

Без особых приключений преодолев за это время около пятидесяти километров и оставив справа чеченское селение Итум-Кале, Торбин с Ясаевой вступили на территорию Ингушетии. Найдя приемлемое для ночлега место, остановились для последнего длительного привала.

Продуктов оставалось немного больше, чем требовалось — девушка отложила для завершающего дня пути две банки консервов, полбуханки хлеба, сахар и чайную заварку. Из остального можно было устроить целый пир, что бывшая подопечная эмира и решила заботливо сделать. Минут через сорок на «столе» источала мясной аромат тушенка, стояла открытая банка рыбных консервов, лежали три сваренных яйца, зелень, свежие огурцы, хлеб…

Гросс по-прежнему не баловал спутницу разговорчивостью, односложно отвечая на ее вопросы или попросту игнорируя их. Да и она, по мере приближения к цели многодневного похода — железнодорожной станции города Назрань, все более замыкалась, порой не произнося ни слова за несколько часов.

— Садись, все готово, — пригласила Анжела, так и не зная, как с недавних пор следует величать инструктора рукопашного боя.

Он уселся напротив и приступил к ужину. Вся трапеза прошла в безмолвии, лишь изредка прерываемом потрескиванием углей затухавшего костра, да криком невидимых лесных птиц.

— Анжела, — вдруг сказал он тоном мягким и нерешительным.

Успевшая отвыкнуть от его голоса девушка, вздрогнула. Он достал сигарету и не знал, как начать трудный разговор. Но все ж решился и произнес то, что томило, не позволяя иной раз, выдерживать ее взгляда:

— Я вот что хотел тебе сказать… Так уж получилось, что четыре года назад я тоже принимал участие в операции на окраине Урус-Мартана.

Выложив главное, словно сбросив с плеч тяжкий груз, он поднял голову. Признание поразило ее — замерев, она ждала следующих фраз…

— В общем… Одним словом, мне очень жаль, — продолжал Станислав, теребя так и не подожженную сигарету. — Никогда не поверю в то, что кто-то из наших летчиков специально целил в мирных жителей. Это глупейшая случайность. Но ты… Я понимаю, как нелепо и, наверное, неуместно сейчас просить прощения за свершившееся тогда… Но все таки, прости, если сможешь.

Она смотрела на него долго и пристально. Затем робким порывом коснулась кончиками пальцев его руки…

Спали они по разные стороны от теплого кострища, уложив под головы полупустые ранцы. Оружие всегда находилось под рукой, а сон обоих был некрепок — оба мгновенно пробуждались от любого постороннего шороха. И в эту последнюю ночь путешествия девчонка устроилась меж неприметных бугорков, свернувшись калачиком и накрывшись большим махровым полотенцем, взятым с собою в лагерь еще из дома. Стас скинул форменную офицерскую куртку, аккуратно сложил ее и, оставшись в застиранной пятнистой футболке, расположился в пяти шагах от попутчицы.

В этот поздний вечер он долго о чем-то размышлял, глядя на яркие звезды и пуская в темное небо невидимый сигаретный дым…

Очнувшись посреди ночи от чьего-то острожного прикосновения к щеке, спецназовец открыл глаза и схватил за руку человека, склонившегося над ним. Человек испуганно вскрикнул голосом Анжелы и без сил опустился рядом.

— Почему ты не спишь? Что с тобой? — удивленно пробормотал Торбин, ослабляя недюжинное усилие ладони и осознавая, что ненароком чуть не сломал девушке предплечье.

— Не знаю, — отвечала она. — Как-то нехорошо мне. Совсем нехорошо…

— Мы ночуем в лесу последний раз. Потерпи, завтра купим тебе билет — поезд идет до Нальчика не дольше трех часов.

— Я не об этом. Просто не понимаю, что со мной будет дальше. Никак и нигде не могу представить своего места…

Он уловил в ее голосе боль и отчаяние.

После неожиданно прерванного сна, глаза постепенно привыкли к темноте. Анжела сидела рядом, а Станислав продолжал держать ее руку и, удивительное дело, отнюдь не мертвой хваткой. Щека отчего-то сохраняла теплоту ее легкого, ласкового прикосновения.