Мир, в котором мы живем - Вадим Альфредович Вятсон Страница 48

Не надо делать вид, что вы меня ненавидите! Злитесь или плюетесь! Что я, по-вашему, должен был делать? Сидеть, пока нас убивали?

И, конечно же, я ему ничего не сказал. А он так напоследок произнес, что не будет задерживаться на этом свете, уйдет в сорок пять. День рождения уже не за горами, в начале июня было.

Сдержал слово. Правда, ушел не тихо. Так тоже бывает. Буянить начал. Вот Таня, дочь его от второго Поста, и прибежала ко мне, чтобы я вызвал тихушников, которые за Забором работают. Ну, рация уже давно при мне. Вызвал, конечно.

Много чего он расколошматил из мебели, но никого из своих не тронул. А когда его скрутили и они все спускались, я вышел проводить его.

А он так остановился возле меня весь связанный, посмотрел на меня безумными глазами, но при этом сказал все спокойно, без сумасшествия в голосе:

– Да, Лешка, чего только в жизни не бывает. Одна правда, что выбора не было. И они сами выбирают свой путь. Дети наши. Зла не держу, все там будем.

Как узнал, или это просто бред сумасшедшего?

В общем, Забор – это место, небольшой квартал, огороженный забором, где таких сошедших или ушедших содержат и провожают в последний путь.

И как говорится, и меня это ждет, и девчонок моих, и детей наших.

Всех.

И нет от этой напасти лекарства. Только жизнь достойная, чтобы запомнилась и вспоминалась детьми нашими с благодарностью.

Конечно, довольно странное чувство жить, зная при этом день своей смерти. Даже если и не в сорок пять, но все равно придет и настигнет. Поэтому некоторые после сорока пяти пускаются во все тяжкие, другие перестают вообще что-либо делать и порой умирают уже просто от бездействия. Но в основном люди продолжают жить как жили. Страшно, но привычно. Обыденно как-то…

Некоторые скажут, что и в самом деле рояль в кустах, ведь хиршены-то живут долго. Вон дед Матисс уже до семидесяти двух дожил и ничего. Так ведь хиршены не люди, точнее, нелюди. Не человеки они, одним словом. Они сами об этом говорят. Они только формой люди, а на самом деле…

И они тоже умирают. Но да, не за Забором, хотя и они знают день своей смерти. Видят ее.

Жаль только, что они не видят нашу смерть, точнее, средство, как ее побороть. Один ведь переключатель нашли, неужели больше в наших головах ничего нет? И мы так и будем умирать в сорок пять?

В мире, в котором мы знаем и день своего рождения, и день своей смерти.

Грустно…

Но несмотря ни на что, радостей в нашем мире больше, чем грусти. Хоть мы и ходим рука об руку со смертью, но это все-таки…

История о жизни. Поэтому назовем мы эту историю просто…

Мир, в котором мы живем!

Эпилог?

В середине августа меня жутко потянуло в Пустошь. Вот открыл глаза ночью: слева Настя, справа Света, а в голове…

Нет. Не голоса. Хотя я бы мало удивился. Но некий зов точно звучит. Вот так и хотелось именно ночью этой сорваться и в Пустошь отправится. Зачем?

Даже не знаю. Но надо!

Поэтому вскочил, девчонок разбудил. Что, чего, почему? А в голове это желание в Пустошь, и не отстает. Да еще знаю точно, что и Настю нужно взять с собой. Хорошо, что она не в первом Посту, не беременна она. Так бы вряд ли взял бы с собой.

Представляете? В три часа ночи мы в «Гелендвагене» по городу, а потом и по ночным дорогам! Думал, не выпустят с КПП, но даже спрашивать не стали. Шлагбаум подняли, шипы убрали и езжайте куда хотите!

При этом я за рулем! А Настюха спит на переднем сиденье. Вы можете такое представить, чтобы я был за рулем? Причем поехал на шестидесяти, когда мы в Пустошь въехали! Как гонщик, честное слово!

И ехали, и ехали до момента, пока солнце встало.

И тут машина сама ход потеряла! Не сразу затормозила, а медленно, как будто кто-то ее специально остановил, но не причиняя нам вреда. И это я Проводник? Одна машина у меня заглохла!

Впрочем, это, видимо, были какие-то технические штучки – показать, что приехали мы к первой цели.

Почему к первой?

Потому что тут дорога нормальная заканчивалась, тупик, так сказать. Но оказалось, что путешествие должно быть продолжено. И не просто продолжено, а на спине огромного таракана!

Испугаться мы испугались, это факт, когда он появился. Но вел себя вполне дружелюбно и даже прилег, чтобы мы на его спину забрались.

Как забраться-то?

Оказывается, просто! В его панцире совершенно неожиданно появились ступеньки, благодаря которым мы и забрались на спину. А на самой спине, вот не поверите, стали наросты образовываться для того, чтобы мы сесть смогли. Правда, Настя ко мне прижалась спиной, было ей непривычно. А мне? Я ее обнял, прижал к себе. Тут наши ноги хитин, или что там у него, обволок, так что мы не упасть и даже особо шевелиться не могли. И даже специальное забрало прозрачное образовалось вокруг нас. Зачем?

Оказывается, таракан развил такую скорость, что наши шестьдесят километров в час превратились в жалкое движение улитки. Но при этом можно было обозревать все вокруг, не боясь встречного ветра.

А посмотреть было на что.

Но я об этом как-нибудь в другой раз.

А сейчас…

Несмотря на огромную скорость, которую развило наше транспортное средство, достигли мы цели только к вечеру, после захода солнца. Часы мои показывали без нескольких минут девять. Но тут, видимо, было позже, я что-то знал о часовых поясах, но сказать точно, сколько времени, не смог бы.

Таракан остановился на небольшой площади, которую почти всю и занял, дав нам лишь небольшой пятачок, чтобы мы спустились. А потом исчез, как и появился.

Прекрасно!

А идти-то куда?

Как только подумал, то тут же где-то за спиной засветилась арка прохода.

Ну, видимо, туда.

И мы пошли на свет. При этом Настя профессионально так пистолет из кобуры выдернула и вперед меня двинулась.

Минут пять длилось наше путешествие к третьей и уже окончательной цели. И была эта квадратно-прямоугольная и очень большая комната. Но совершенно пустая, только с одним входом, через который мы сюда вошли. И больше ничего, совершенно голые стены.

– Чувствуешь? – проговорила Настя.