Стивен Хантер - «...И ад следовал за ним» Страница 49

— Прискорбно слышать о несчастьях, выпавших на вашу долю, мэм. Я вам сочувствую.

— Но вы, кажется, хотели поговорить о войне? Насколько я помню, именно с этого вопроса начался наш разговор, не так ли?

— Да, мэм. Я представляю интересы одного клиента, подавшего иск против штата Миссисипи по поводу смерти некоего негра в Фиванской исправительной колонии в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Однако именно в Фивах находился исследовательский центр, которым руководил покойный доктор Стоун в бытность свою... — Сэм изобразил, что роется в бумагах, хотя на самом деле он уже давно помнил все наизусть, — службы в вооруженных силах, когда он в звании майора медицинской службы возглавлял часть номер двадцать восемь ноль девять, занимавшуюся исследованием тропических заболеваний.

— Да, ваша информация точна.

— Как и следовало ожидать, администрация штата Миссисипи не горит особым желанием помочь. Она нисколько не заинтересована в этом судебном разбирательстве. Поэтому я надеюсь разыскать свидетельства того, что при управлении военных положение дел в Фивах было вполне удовлетворительным, но ситуация резко изменилась к худшему после того, как колония вновь вернулась под юрисдикцию штата. С приходом гражданского начальника тюрьмы случаи, подобные тому, о котором идет речь, стали, к сожалению, нормой.

— Я была бы очень рада вам помочь. Я разделяю тревогу дорогой миссис Рузвельт[23] по поводу бедственного положения американских негров. Это позорное пятно на истории нашей славной страны.

— Полностью согласен с вами, мэм. Надеюсь, что работа, которой я занимаюсь, послужит правому делу.

Сэм проникся отвращением к самому себе за это притворное благородство, тем более что рядом с ним находилась вдова человека действительно благородного.

— Мистер Винсент, вы человек непреклонных убеждений.

— Нет, мэм. Это ваш муж был человеком непреклонных убеждений. А я лишь скромный провинциальный адвокат, который занимается сбором свидетельских показаний. Могу я узнать, как умер доктор Стоун? Надеюсь, это не слишком неделикатный вопрос?

— Муж умер от страшной болезни. Он хотел ее победить, но в итоге она победила его.

— Мне больно это слышать.

— На самом деле противник был очень могущественным, и муж проиграл ему в честном поединке. Мне на ум приходят Гектор и Ахилл. Муж был Гектором, героем, но, к сожалению, всего лишь человеком, которому пришлось вступить в схватку с самой любимой машиной смерти господа бога. Дэвида никто не обмакивал в воды ручья, дарящего неуязвимость. Он подхватил страшную болезнь и скончался, вот и все. Быть может, его укусило какое-то насекомое, быть может, на него дыхнул умирающий больной, быть может, смертельный вирус попал через воду или еду. Все это было очень трагично. Дэвид не успел сделать и малой толики намеченного. Он так стремился помочь всему человечеству.

— Насколько я понял, министерство обороны рьяно взялось за осуществление этого проекта.

— Как вы можете понять, в нашей стране тропические заболевания мало кого интересовали до тех пор, пока не разразилась война и наши парни не начали страдать от всяческих напастей на Тихом океане. Разумеется, положение дел резко изменилось, и Дэвид внезапно оказался востребованным. Его сразу же произвели в офицеры, выделили щедрое финансирование и обеспечили всем необходимым. Не могу сказать точно, почему выбрали именно Миссисипи, а не Флориду, например, Эверглейдс[24] или какое-нибудь другое место, что, по крайней мере, было бы неподалеку от такого крупного города, как Майами. Но почему-то Дэвида отправили в богом забытые болота Миссисипи. Насколько я понимаю, отчасти это было обусловлено как раз соображениями оторванности от окружающего мира. В этой глуши условия жизни были самые примитивные. Похожие на те, с какими нам приходилось сталкиваться в африканских джунглях. Туда нельзя было добраться ни самолетом, ни на машине. Одна только дорога до Фив была настоящим испытанием. Но Дэвид обожал работу, он смотрел на свои исследования с большим оптимизмом.

— Прошу прощения, но разве в Фивы не было шоссейной дороги? Я хочу сказать, можно же было прилететь в Новый Орлеан, проехать до Паскагулы, а затем по дороге вдоль реки до самых Фив.

— Да, раньше туда действительно вело шоссе, но его разрушили военные строители.

— Они разрушили шоссе?

— Перерезали его так, что пользоваться им стало невозможно. Полагаю, это было как-то связано с безопасностью. Возможно, военные опасались немецких или японских шпионов, или дотошных газетчиков, или не знаю еще кого. Так или иначе, они не пожалели сил, чтобы отрезать Фивы от окружающего мира.

Это уже было что-то новое. Местные жители до сих пор были уверены в том, что сообщение с Фивами оказалось прервано вследствие каких-то природных катаклизмов. Однако, как теперь выяснилось, на самом деле дорогу уничтожило правительство, оберегая то, чем занимался в Фивах доктор Стоун.

Сэм записал эту важную подробность.

— А вы случайно не знаете, чем именно занимался ваш муж?

— Видите ли, сама я в медицине ровным счетом ничего не смыслю. Кажется, Дэвид изучал вирус малярии. Возможно, он и пытался мне что-то объяснить в свое время, но если я и поняла что-то тогда, то сейчас уже ничего не помню.

— Ваш муж не уточнял специфику своей работы? Я имею в виду, быть может, он лечил больных? Исследовал кровь? Искал методы лечения или средства диагностики заболевания на ранних стадиях?

— Насколько я поняла, там были добровольцы, согласившиеся заразиться различными штаммами вируса, чтобы можно было наблюдать за ходом болезни и опробовать различные лекарственные препараты. Главная задача состояла в том, чтобы произвести все исследования быстро, найти средство борьбы с заболеванием на много лет раньше, чем это возможно сделать, действуя обычными методами. Я знаю только, что все работы велись ускоренными темпами.

— Могло ли быть так, что эксперименты ставились над заключенными?

— Не сомневаюсь, мистер Винсент, что для этих целей отбирались исключительно добровольцы. Работы эти очень опасные, и никого нельзя заставить рисковать своим здоровьем, телом, жизнью, ведь так?

— Разумеется, мэм. Хорошо, а может быть, доктор Стоун присылал домой какие-нибудь фотографии? Я пытаюсь найти способ документально зафиксировать перемены, произошедшие в Фиванской колонии.

— Нет, мистер Винсент. Боюсь, Дэвид совсем не умел фотографировать. Он полностью отдавался работе.

— Понимаю.

— Правда, — продолжала миссис Стоун, — он писал мне письма. Много писем.

Сэм сглотнул комок в горле, надеясь, что ничем не выдал ни своего удивления, ни злости на себя за то, что сам не додумался до такой простой вещи. Помолчав, он спросил:

— Полагаю, вы сохранили письма мужа?

— Конечно, мистер Винсент.

— Вы ничего не будете иметь против того...

— Конечно, мистер Винсент, — повторила миссис Стоун. — Они в вашем полном распоряжении.

Глава 24

В темноте громко храпели уставшие заключенные, наслаждаясь недолгими часами сна, заслуженными непосильным трудом. Кто-то шумно испускал газы, следствие изобилующего бобами питания, кто-то стонал от боли или страха, изредка кто-то вскрикивал, погруженный в призрачный, но гораздо более приятный мир, где остались мама и Рози.

Но даже в ночном мраке имелись свои тени, как это бывает с самой непроницаемой темнотой. Вон тот черный сгусток — это силуэт затаившегося, крадущегося человека или же просто темное пятно на дощатой стене, причудливая игра теней? А едва различимое потрескивание — это древнее, рассохшееся дерево смещается еще на какую-то крохотную долю дюйма или же это человек раскрывает припрятанный складной нож, готовясь нанести смертельный удар?

Затаив дыхание, Эрл ждал, ловя малейшее движение, малейший признак надвигающегося нападения.

Он бесшумно соскользнул на пол через час после тушения света и с бесконечным терпением снайпера медленно, Дюйм за дюймом, отполз вдоль стены. Оказавшись в нескольких футах от койки, на которой он проспал последние несколько ночей, Эрл присел на корточки и стал ждать. Он был в одном белье, но в тяжелых рабочих башмаках. Стараясь не издать ни звука, Эрл подобрал ноги под себя, готовый резко распрямить их и вступить в схватку.

Он даже позаботился об оружии, ибо драться безоружным в кромешной темноте было нельзя. В конце рабочего дня Эрл спрятал под штанами узловатую корягу, тяжелым, тупым концом которой можно было действовать как дубинкой, а обломанным, заостренным — наносить колющие удары.

А что, если сегодня ночью ничего не произойдет?

В этом случае он не выспится, и наверстать упущенный сон уже не удастся. Работа по расчистке осушенного болота неумолимо подтачивала силы Эрла, и он чувствовал, что вместе с силами уходила воля продолжать борьбу.