Сергей Зверев - Забудь дорогу назад Страница 5

Осинник был густой, имел высокий подлесок, хорошо скрывающий машину от ищущих взглядов с дороги. Я оставил включенным двигатель, активировал белесый свет и провалился в прострацию. Не знаю, как долго там находился – вывело меня из прострации робкое покашливание. Я вспомнил, что не один, открыл глаза. На приборной панели старенького грузовичка мигали лампочки. Пространства было немного, колени упирались в крышку бардачка. Я покосился налево. Женщина не пропала. Грязная, как чушка, волосы дыбом, в глазах нездешний блеск. Сомкнула коленки, защемив себе ладони, смотрела на меня, как счастливый обладатель синдрома Дауна – с открытым ртом. Я проглотил смешинку – ситуация, в общем-то, серьезная. И как мне избавляться от этого «подкидыша»? Пинком из машины?

– Ты ведь не собираешься меня убить? – спотыкаясь, спросила она.

– Занятно, что эта мысль пришла тебе в голову. Что-то натолкнуло?

– Не знаю. – Она пожала худыми плечами. – У тебя такое лицо, будто ты оставил дома включенным утюг, но точно в этом не уверен.

– Я просто нерешительный.

– А я дура. И ничего, живу как-то с этим.

Нечасто встретишь женщин, применяющих в быту самокритику и самоиронию. Из любопытства я открыл бардачок и извлек оттуда скомканную сумочку Анюты.

– Держи, вахлачка. Радуйся – документы не придется восстанавливать. Впрочем, проверь, на месте ли твой серпастый-молоткастый.

– Ага, уже веселее, – обрадовалась Анюта, вырвала у меня сумку и принялась в ней копаться, издавая оптимистичные междометья. Стальная труба, как видно, была на месте. Помимо дамской сумочки, в бардачке имелись тряпки, пачка «Кента» и початая бутылка кизлярского коньяка. Стало еще веселее, хотя я рассчитывал на что-то другое.

– Подержи. Но смотри, не пей.

Я выбрался из машины и с помощью рычага приподнял водительское сиденье. В тесном ящике я нашел именно то, что хотел – собственную сумку плюс пятилитровую канистру (возможно, с бензином). Я вернул сиденье на место, уселся… и с возгласом возмущения отобрал у Анюты бутылку. Она пила из горлышка – жадно, быстро. Коньяк потек по дрожащим губам, формирующимся в жалкую улыбочку.

– Ты алкоголичка?

– Некогда. – Она сыто облизнулась.

– Серьезно? И чем же мы таким заняты? Ну, кроме этого твоего… – я помялся. – Апартаменты, выезд, дорого…

– Да никакая я не путана, – обиделась Анюта. – Всего четыре раза успела за деньги…

«Какая славная женщина», – подумал я.

– Ага, стало быть, ты у нас на испытательном сроке.

– Да ну тебя. – Она оскорбилась, поджала губы. – Кстати, ты мне должен сто пятьдесят долларов. Пока не отдашь, не отстану.

«Хорошо, что больше не требует, – подумал я. – А ведь могла бы – за массу причиненных неудобств». Расстаться с четырьмя тысячами рублями было гораздо приятнее, чем расстаться с жизнью.

– Клево, – обрадовалась путана и спрятала деньги в лоснящееся от грязи декольте. Я хлебнул из бутылки и откинул голову. Коньяк побежал по сосудам, нормализуя протекающие в организме процессы. Стало легче, жизнь обретала смысл, и даже болтовня «компаньонки» сносилась вполне терпимо. А после следующего глотка я даже заслушался. Анюту прорвало – обычное дело в стрессовых ситуациях. Не везло ей в этой жизни. То с инфантом судьба сведет, то «зоофилией» заболеет – влюбится в полное животное. Замуж однажды ходила – муж ей, в принципе, нравился, но зарплата мужа – абсолютно нет. И любовница, которой он обзавелся через год счастливой семейной жизни, совершенно Анюте не понравилась. Не сложилась жизнь – а ведь не глупая, не страшная, как ядерный гриб, и с юмором все в порядке. Бывают такие неудачницы. Не любит их Господь. Высшее образование, работа в центральной городской библиотеке (культурного багажа – аж с прицепом), служила секретаршей у крупного босса в нефтегазовой отрасли. Но тоже не сложилось – отправил в «отставку», заменив на молодую и сговорчивую. С дальнейшим трудоустройством откровенно не везло, а тут еще тетка прибыла на ПМЖ – в крохотную однокомнатную квартиру. У тетки дом сгорел, не выгонять же? А работать родственница не умеет и не умела никогда, но аппетит у нее волчий, язык острый и габариты такие, что ванная комната в ужасе содрогается, когда тетка в нее заходит. Странно устроилась жизнь: расходы есть, доходов нет. И ударило однажды Анюте в голову – а почему бы не попробовать легкого заработка? Попался кандидат каких-то наук, летящий из Н-ска в Стрежевой, – добрый, круглый, как глобус. Помидоры завяли, а всё туда же. После кандидата были мелкий (очень мелкий) коммерсант, штурман отечественной авиации, получивший срочное полетное задание и не успевший добежать до жены; истыканный наколками бандит-геолог – преобразователь природы, сто чертей ему в бороду – просто задавил Анюту своей тушей. Она и не почувствовала ничего – правильно, что почувствуешь в обмороке? Потом решила ванну с солью принять – отойти от стресса, соль насыпала, не дождалась, пока растворится – попу до крови расцарапала…

– Ты был пятым, – заключила она. – Но вмешались… как их… роковые обстоятельства. Теперь не знаю, как жить дальше. Страшное ремесло.

– Даже не знаю, что тебе посоветовать, – пробормотал я, припадая к бутылке. На дне еще что-то плескалось. – В принципе, проституция – не самое почетное занятие.

– Серьезно? – изумилась путана. – Ты открываешь мне глаза. Послушай, – она решительно сменила тему, – ты что-то говорил про рабство? А к чему ты это говорил?

А дальше я не понял, что нашло. Размяк, потек, принял алкоголь – достаточно, чтобы развязался язык. Да еще эта девчонка, присутствие которой, глупо признаться, взывало к откровению. Или не откровение это было вовсе, а дурная привычка размышлять вслух? В общем, нашло, и я начал изливать душу. Рассказывал все, что со мной было. Лаконично – сжатыми тезисами. Начал с того, что жил на свете некий старший следователь военной прокуратуры Луговой Михаил Андреевич, которому так же не повезло с работой, – сослало руководство в богом забытый Марьяновский район на севере Иркутской области. И с личной жизнью не сложилось – жена приделала рога и скрылась. И работу подкинули незавидную – сопровождать роту военнослужащих, преследующих двух дезертиров, с помпой сбежавших из части. У рядового Райнова папа переехал на работу в Кремль, и решил он в этой связи вытащить сына из армии. А пацаны-то не знали, вот и рванули, не стерпев издевательств. При этом прекрасно знали, куда бежать – подсказал один хитроватый товарищ. Дескать, имеется неподалеку страна всеобщего равенства и счастья… Действительно, имелась страна. Государство в государстве. Большая аномальная зона, в которую трудно попасть, еще труднее из нее выбраться. Каратай. Республика дезертиров. Загадочное урочище километров восемьдесят в поперечнике – с юга ограниченное непроходимой горной страной, с севера – топяными болотами. Та самая легенда, о которой больше века ходят слухи по Сибири. И самое обидное, что никто к этим слухам не относится серьезно. Дезертиры знали о тропе в скалах. Открыли огонь, когда подразделение ракетчиков взяло их в клещи. И пропали… Нескольким несчастным, среди которых был и следователь Луговой, удалось взять след. Мы гнались за преступниками по подземным галереям, попали в обвал. Бурная река вынесла нас на поверхность и бросила на камни. Красивее места в Сибири я не видел. Территория, покрытая мраком таинственности… Мы пытались вырваться из этой красоты, но только увязали. Нас водили лешие, гнали дикари, бородатые вооруженные громилы из сказаний о Кудеяре. Мы вступали в стычки с работниками спецслужб, имеющих в Каратае собственный интерес – в виде никем не контролируемых алмазных приисков. Предприимчивые люди держали здесь армии рабов, выращивали наркоту. В долинах с благодатным климатом произрастал даже опиумный мак. Плодились секты – местные феодалы умудрялись держать их в узде. Контрабандные тропы тянулись через Каратай, за проезд по оным взималась плата. Держу пари, здесь творилось много чего и похуже – я просто не успел это выяснить в силу кратковременности «командировки». Сам факт существования закрытого анклава, о котором никто не говорит, – разве не напоминает таинственный эксперимент с неизвестными целями, проводимый неизвестными лицами и организациями? Мы пытались вырваться из этой трясины, теряли людей. Я застрял на две недели в концлагере Саула – хозяина Лягушачьей долины. Подавляющую массу рабов составляли люди с физическими и умственными отклонениями, тайно завезенные в Каратай. Местный правитель, некто Благомор, радеющий за свою безопасность, вербовал меня в свою команду, но я был против. Надвигался передел – он это чувствовал. Мы бежали из концлагеря – я набрал себе в команду достойных людей. Вырвались из ада и вновь скитались по урочищу. Предательство – как гром среди ясного неба. Участник заговора против Благомора все время находился рядом с нами! Сообщник капитана Орлеги, которого мы умыкнули из жилого городка алмазного прииска… В этой мясорубке уцелели только мы с Орлегой (не умею я приканчивать безоружных). С этого часа мысль об уходе «за пределы» становилась идеей фикс. Я бежал, прихватив с собой коллегу Павла Викторовича Булдыгина, застрявшего в «республиканском» лазарете. Доставил жене, снабдил деньгами на первое время… и растворился на просторах необъятной страны. Кочевал из города в город, из региона в регион. От мысли о возвращении в Каратай волосы вставали дыбом. Уж лучше сразу в топку. А за мною мчался по пятам… Уж лучше бы исполнительный лист. Я даже не задумывался, какие люди и организации на меня поставили и почему именно на мне пересеклись векторы их интересов. Я бегал, как заяц, и вот сегодня ночью чуть не добегался. Эти демоны везде. Не хотелось бы думать об этом, но, боюсь, и завтрашний день не принесет результата, на который я рассчитываю…