Эльмира Нетесова - Дикая стая Страница 5

— А как же хахаль, который подбил ее на это дело?

— Он написал своему другу в армию, что по его просьбе провел проверку боем. Девка оказалась неверной, такую в жены брать нельзя. Вот только цена гой проверки дорогая, едва не стоила жизни ребенку.

— Бабы все разные, но ни на одну нельзя положиться, а уж довериться и подавно, — согласился Гоша после паузы.

Выйдя из райотдела, сплюнул на порог и обложил оперативника отборным матом.

Уже возвращаясь из конюшни, зашел в магазин, хотел купить водки, но продавщица отказалась продать, сказав, что ей милиция запретила отпускать спиртное поселенцу.

Гоша завелся с пол-оборота:

— И ты уши развесила, кобыла немытая? Ну, погляжу, как дышать будешь без воды! Побегаешь за мною, мартышка сракатая! Пусть тебе менты воду носят, мать твою! — выскочил из магазина.

Следом за ним старик вышел, взял за плечо:

— Давай деньги, я куплю.

Через минуту отдал Гоше водку, не слушая благодарностей. Поселенец побрел домой через пургу, сгибаясь чуть ли не пополам. Он еле ориентировался. Улицу перемело заносами. Дома сплошь завалило снегом, они походили на пузатые сугробы, тесно прижавшиеся друг к другу плечами. Едва различимый свет от фонарей не мог осветить дорогу. На ней никого. Поселок будто вымер. Даже собаки не выскакивали из подворотен. Ни в одном окне не горел свет.

Гоша шел, ориентируясь по столбам. «Возле этого надо повернуть на свою тропинку, но где она?» Даже намека нет на человечье жилье. А пурга набирает силу, сгибает, валит с ног. «Вот тут должен быть наш дом», — шарит человек в непроглядной снежной круговерти. Делает еще пару шагов и нащупывает что-то твердое. Ухватился обеими руками, боясь выпустить, потом вгляделся. Узнал угол дома и на ощупь побрел к своей двери. Едва он ее открыл, его окликнул Бондарев:

— Гоша, это ты?

— Я. Еле добрался. Будто ослеп, ни хрена не видно в пурге. Все столбы по улице перещупал, как баб в бане. Что творится, не передать! — сдирал с плеч задубевшую от холода телогрейку.

Сапоги помог снять Игорь и, качая головой, сказал:

— А ноги ты поморозил. Глянь, как побелели. Портянки жидкие. Тут на пургу вязаные носки нужны. Надо старухам заказать. Пока мои наденешь. Старые они, протерлись на пятках, но на первое время сойдут, — принес со двора снег в тазу, велел поселенцу растереть ноги, а сам принялся растапливать печь.

Когда дрова уверенно взялись огнем, поставили чайник. Тот вскоре загудел, набираясь теплом.

— Нет, Игорь, так не пойдет. Давай картошку сварим. У меня под печкой целый мешок. Чего беречь? Жрать надо! В зоне и то три раза в день кормят. А мы на воле. Кто мешает похавать вдоволь? Хотя мне водку не продали, — рассказал Гоша о посещении магазина. Достав бутылку, рассмеялся, — если мне нужно, всегда сыщутся те, кто выручит.

— Слушай, а тебя вчера банщица и заведующая детским садом искали. Имей в виду, — вспомнил Бондарев.

— Баб иль воду? Обе кикиморы староваты для меня, а воду только после пурги. В такую крутель кобылу не поведу с конюшни, да и себя жаль.

— Но придется после пурги их на первую очередь ставить!

— Э-э, нет, сосед! Тут ты мне не указ. Сам знаю, кого поить раньше. Оттого поначалу — больница, потом пекарня, а уж после — детский сад, школа и другая белибердень.

— Ох, и высокомерный ты, Гоша! Продавщицу унизил, пусть она не в твоем вкусе, но ведь женщина! К чему обижать?

— Кончай, сосед, наезжать. Все мне мозги сопишь, ах, вы, северяне, — особая шайка!

- Ни шайка, особые люди! — вставил Бондарев.

— Ты крутил мне на уши баранку, вроде поселковые не воруют. Никогда и нигде не возьмут чужое?

— Да! — кивнул Игорь.

— Не пизди! И твои северяне как все тыздят все, что плохо лежит. Своими глазами видел!

— Что ты мог узреть?

— Сам знаешь, рядом с конюшней дом строится. Так вот оттуда доски таскают не только мужики, но и дети, и бабы. Даже рубероид волокли ночью, листы железа. Именно по темноте. Много раз встречал таких, а ты трепался. Люди везде одинаковы! Никто не пройдет мимо доступного.

— Я говорил о том, что друг у друга из квартир не воруют.

— А о колготках помнишь? Это не квартира! Баба потянула не с добра. Может, ей надеть было нечего, и на пожрать для ребенка не имела. А вы вместо того, чтобы помочь, урыть хотели бабу. Да еще гоношитесь своей честностью. Вот только сама продавщица в натуре ни на одну зарплату дышит. У нее жопа в три обхвата, ни в одну дверь не протискивается, — смеялся Гоша.

— У нее муж — бизнесмен. Ей вообще можно не работать, — горячился Игорь.

— Не чеши лысину, она и так голая! Какой бизнесмен осядет в этой дыре? Только отморозок чокнутый. Да и бабу имел бы путевую, а не эту кадушку. Я хоть и голодный нынче на девок, но такую даже за большие баксы отказался б поиметь.

Бондарев, услышав последнее, громко рассмеялся и разбудил ненароком ребенка, спавшего через стенку. Тот так заорал, что перекрыл голос урагана за окном.

— Ну, развеселились, козлы! Рыгочут, будто в бухарнике. Ребенку спать не дают, — послышался голос Маринки.

— Слушай, ты, крыса облезлая, захлопнись, пока вовсе не достала! Я — у себя дома, и ты мне — н указ! А будешь выступать, я тебе шустро рога обломаю! Гнилая параша! Еще хавальник отворяет! — воз мутился Гоша и тут же услышал голос мужа.

— Слышь, ты, крутой? А ну, открой дверь на секунду! Я научу тебя, как нужно с людьми разговаривать!

— Научи свою жабу. Она нас козлами назвала а я как должен с ней базарить, по-твоему? Пусть радуется, что за стенкой дышит, не то все мурло ей подпортил бы! Будете выступать, устрою веселуху вам! Завтра принесу приемник, и с семи утра и до одиннадцати вечера на пределе молотить будет. Посмотрю, как вы тогда взвоете! Мне это устроить вам проще, чем два пальца обоссать. Дня не выдержите, сами с хаты смоетесь вместе с тараканами! — грозил Гоша.

За стеною стало тихо. Даже ребенок перестал орать, словно понял: взрослых дядек нельзя злить бесконечно. Они не только грозить, но и наказать сумеют.

В этот вечер Гоша долго сидел у печки рядом с Игорем.

— Послушай, сосед, может, давай разберем перегородку в коридоре? Не нужно будет на улицу выходить. Сразу из двери в дверь в любое время, что нам друг от друга прятать? Живем на виду и на слуху. Как ты? — спросил Бондарев.

— А что? Давай! Так удобнее будет! — согласился Гоша.

— Сколько сейчас времени?

— Да только семь часов. Пошли сейчас. Чего ждем и теряем время? Завтра, кто знает, как день сложится?

Пока двое соседей разбирали перегородку, разделявшую их, третий сосед, перекрывая крики и визг ребенка, проклинал и материл обоих мужиков за шум, поднятый ими. Дочка, привыкшая к идеальной тишине, заходилась в истерике и орала, надрывая родителей. Но были бессильны. Они понимали, что, задев Гошу, взяли на себя его гнев и получили отпор. Но больше всего боялись, что поселенец сдержит обещание, с приемником. Как жить тогда? Куда деваться?

Ребята, ну, можно потише? — взмолилась Марина, когда в коридоре загремел топор, завизжала мина, а вот и молоток грохнул.

Мужчины не слышали голос соседки и торопились снести перегородку быстрее.

Вот уже половину ее снесли. Ярко полыхают и почках сухие доски. Пусть недолгое это тепло, но й не погоду каждая капля дорога.

— Глянь, и тот хмырь горячится. Наблюдал за ними в щель, а теперь свою стенку сносит. Вишь, юмором крутит, уже одну доску выломал! — указал Гошка на второго соседа и спросил, не выдержав, — ты чего тужишься? Мы тебя в свою кодлу не звали и не возьмем.

— Ты помоги мне! Разогни гвозди со своей стороны, чтоб можно было вытащить. Забил же какой-то хрен насмерть. Дом разваливается, зато гвозди как новые, будто из танковой брони, — поддел тот топором доску, нажал изо всей силы, ручка топора хрустнула, сломалась.