Владимир Михановский - Горячие точки на сердце Страница 5

— Клянусь богом, если бы не эти пустые тарелки передо мной, я бы подумал, что сегодня не обедал!

«Аналогичный случай, — подумал Матейченков. — Только, спасибо, хоть интегралов в документах нет, зато цифр — сам черт ногу сломит!..»

Когда генерал перекладывал и сортировал бумаги, ему припомнились не столь уж далекие времена советской власти. Тогда властная система в регионах строилась по единообразному принципу: первые посты в республиках и автономных областях занимали представители коренных народов, зато на вторых и третьих, — самых, как говорится, «рабочих», — находились русские — «старший брат» не дремал.

Что касается конкретно Карачаево-Черкесии, то, как убедился Матейченков, русские там для положенных им вторых и третьих мест вербовались как из местных, которые себя соответственно зарекомендовали, так и из «центра», роль которого играл в основном Ставрополь, и гораздо реже — Москва.

В итоге русские обладали в республике реальной властью, решая насущные для региона вопросы.

В 1990 году в жизни КЧР произошло важное событие: из автономной области в составе Ставропольского края, о чем повествовали энциклопедии и административные справочники советских времен, она получила статус республики в составе Российской Федерации.

Это немедленно повлекло за собой определенные изменения в правящей номенклатуре КЧР. Начальники, присланные из Ставрополя «княжить и володеть», возвратились в родной город, тем самым русское население республики автоматически потеряло своих представителей в органах власти и управления.

Психология этнических русских при этом, однако, не изменилась: они, как и прежде, полагали, что родное государство, родная власть их в случае необходимости защитят, что бы там наверху ни происходило…

Оказалось далеко не так.

Из реальных сил в республике существовало еще казачество, в силу известных исторических и социальных причин стоявшее несколько особняком.

Казаки, однако, были раздроблены и больше занимались внутренними разборками, чем жизненно важными вопросами собственной консолидации.

К тому же у них, как понял генерал, не нашлось ярко выраженного лидера, сильной личности, способной сплотить тяготеющих к вольнице и анархии казаков и повести их в нужном направлении — на защиту собственных кровных интересов.

Был, правда, один кандидат на подобную роль — некто А. Стригин, личность в республике известная, депутат Народного собрания КЧР. Но… уже более двух лет, как он пропал без вести. Местная пресса сообщала об этом глухо.

«Попробую разобраться на месте, куда подевался этот Стригин», — подумал генерал Матейченков и сделал еще одну пометку в толстом блокноте, на обложке которого красовалась надпись «КАРАЧАЕВО-ЧЕРКЕССКАЯ РЕСПУБЛИКА».

— Слишком часто в нынешней России стали случаться подобные исчезновения, — проговорил он вслух, бросив мимолетный взгляд на часы. — Криминала выше крыши. Помимо всего прочего, необходимо активнее сотрудничать с Интерполом.

Генерал с сожалением посмотрел на пустой стакан с кружком лимона на дне, встал, прошелся по комнате.

За окнами было черно.

Он только что прочел статью в солидной центральной газете, в числе прочих присланную ему отделом информации. Автор статьи, известный политолог, сравнивал Владимира Семенова с другими генералами, которые ушли в политику, и довольно удачно, победив на выборах, — речь шла конкретно об А.Руцком и А.Лебеде.

— Неправильный в корне подход, — вслух проговорил Матейченков, споря с автором статьи. У него была такая манера. — Почему? А очень просто. И Руцкой, и Лебедь — политики всероссийского масштаба. У каждого — обширная группа поддержки, свой штаб. Свои финансы, свои спонсоры, наконец. А Семенов — пока только генерал в отставке «в чистом виде», у него нет опыта политической борьбы. Есть в активе, конечно, личный авторитет — и это не мало.

Матейченков прочитал несколько предвыборных речей Владимира Семенова, и ему стало ясно: Семенову пока не по силам выработать стратегический план своих предвыборных действий.

Он принимает решения, видимо, под влиянием повседневных событий, плывет в их русле, словно ветка в бурном ручье. Припомнилось, как некий стихотворец обращался к великому собрату:

Тебе хорошо — ты гений,Ты видишь на век вперед,Тебе страстей и стремленийПонятен водоворот.А мы-то — что щепки в пене:Плывем, куда понесет.

Ишь ты, куда хватил — на век вперед! Тут и на месяц вперед не угадаешь. Да что там на месяц — на день один.

Мысли генерала снова и снова обращались к русским, живущим в далекой КЧР. С распадом Союза им, как и прочим этническим русским, проживающим в бывших союзных республиках, нежданно-негаданно ставших независимыми государствами, пришлось, мягко говоря, не сладко.

Маятник качнулся обратно.

Люди нищали, лишенные работы, всячески ущемляемые местным начальством. Повсюду, куда ни глянь, одна и та же картина — от Прибалтики до Средней Азии.

Учитывая все это, купить их голоса в предвыборную кампанию можно было задешево. Что, безусловно, и происходило, судя по оперативным данным.

В ход шло все — и водка, и дешевые подарки, и, с другой стороны, недвусмысленные угрозы расправы, ежели голосование окажется неугодным. Извечная политика кнута и пряника всегда была эффективной, особенно по отношению к обездоленным массам.

Так громогласно провозглашенная демократия оборачивалась своей теневой стороной.

Время от времени, примерно раз в три — четыре месяца, Верховный шейх устраивал в своей резиденции совещания своего боевого штаба. В резиденцию стекались могущественные имамы из различных уголков планеты. Но правило действовало для любого из них без исключений: глаза завязывались каждому из них; точно с такими же предосторожностями они и покидали резиденцию.

Можно было, разумеется, устраивать и заочные заседания, выведя по Интернету каждого из них в зал заседаний по видеосвязи. Но всесильный шеф мусульман всего мира опасался, и по видимому, не без оснований, что видеосвязь может помочь запеленговать координаты его резиденции.

Высокопоставленные разведчики и тайные террористы, приглашенные для отчета или другой надобности Бен Даленом, попадали прямиком в зал заседаний — высокое и просторное помещение, украшенное подлинниками таких шедевров первоклассных художников, от которых сошел бы с ума любой коллекционер. Нужно ли говорить, что вход последнему был сюда заказан?..

Зал чем-то напоминал молельный зал в большой мечети: именно так построил его знаменный архитектор, считаясь с волей высокого заказчика. Но этим залом помещения в афганском гнезде, разумеется, не исчерпывались. Здесь было все, необходимое для роскошной жизни, и можно было прожить тут, при желании, всю жизнь, не выходя, как говорится, в свет. В числе комнат, или, как именовал отсеками, на манер подводной лодки, сам хозяин, были: библиотека, которой могла бы позавидовать даже библиотека Конгресса Соединенных штатов; тренажерный зал, где были собраны для многосторонних тренировок, снаряды на любой вкус6 бегущие дорожки, шведские стенки с изменяющимся шагом, станки для упражнений по гребле, и прочее в таком духе. Пятидесятиметровый бассейн, в котором можно было менять наполнение водой — от высокогорной, образующейся при таянии чистейших снегов Гиндукуша, и до морской; пари этом море можно было менять по вкусу — от Черного и до Северного. Ходили даже слухи, что бассейн можно было заполнять хоть молоком, хоть шампанским, по требованию девушек, которые вход или в штат шейха. Последнего, впрочем не видел никто, так что приходилось пробавляться слухами.

Располагался в комплексе, далее, громадный кухонный комплекс с буфетом и просторной двухцветной — ноу хау архитектора — столовой. Имелось даже помещение, в котором была сымитирована пещера, в которой была сымитирована в натуральную величину пещера, в которой, по преданию пророк Мухаммед повстречал, по преданию, святой дух, который надиктовал ему все суры Корана… Здесь же лежали аккуратно сложенные стопки драгоценные, сотканные из ангорской шерсти, коврики — если кто-нибудь в урочный час захочет помолиться. Надо сказать, что хозяин комплекса пользовался ими довольно часто, учитывая, что мусульманская религия требует от правоверного молиться пять раз в день.

Надо ли говорить, что Верховный шейх фанатически верил в Аллаха? Он даже спонсировал в далекой России одного ученого мусульманина, который перевел на русский каноническое издание Корана. Здесь же упомянем, что шейх самолично сумел оценить огромный, почти неподъемный труд переводчика, поскольку сам был широко образованным человеком: у него были дипломы Кембриджа и Сорбонны. Он, кстати, и сам занимался переводом некоторых священных текстов на язык пушту, полагая, что делает это во благо афганцев, чья добрая земля дала ему приют. Особенно нравились шейху фрагменты, в которых рассказывалось о сказочно коне Эль Бораке, который во мгновение ока переносил бедного пастуха Мухаммеда на седьмое небо, в царство самого Аллаха.