Ян Блейк - Эгейская компания Страница 5

Тиллер удивленно присвистнул:

– Значит, вот как она выглядит! Она значительно больше, чем я себе представлял.

– Да, восемнадцать футов. Фоспер с ней уже закончил, поскольку наш вариант практически готов, и теперь я хочу переправить ее на «Селтик», чтобы парни могли попрактиковаться.

«Ага, – подумал Тиллер, – значит, так выглядит модель, по образцу которой создается секретное оружие части». О нем всегда говорили так, будто речь шла о новой разновидности патрульного судна, чтобы сохранить в тайне истинные планы. Но по сути, вокруг этого и крутилась вся деятельность отряда Тейслера. Собственно говоря, именно с этой целью он и был сформирован. Но до сих пор никому не довелось увидеть прототип новой лодки или хотя бы ее итальянский аналог.

– Мне кажется, сэр, что она может развить большую скорость.

– Она оборудована двигателем фирмы «Альфа-Ромео» мощностью 120 лошадиных сил. Когда Фоспер попробовал ее на воде, ему удалось довести скорость до 35 узлов.

Тиллер стал внимательно изучать лодку, пораженный ее малыми габаритами и безумной отвагой тех, кому приходилось сесть за ее штурвал. Он прикоснулся к деревянному треугольнику, висевшему на петле справа и сзади от водителя, и вопросительно взглянул на Тейслера.

– Это приспособление для выхода из лодки на ходу, – пояснил майор. – Оно крепится к кисти руки, и, когда водитель хочет расстаться с лодкой, он тянет на себя вот этот рычаг, и в воду падает доска, которую можно использовать для скольжения по волнам. Таким путем он избегает удара взрывной волны, когда лодка попадает в цель.

– Гениально.

– Именно так. Итальянцы не так глупы, как думают некоторые.

– А это, надо понимать, детонатор? – спросил Тиллер, указывая на стальную пластину, опоясывающую лодку, как бампер – автомобиль.

– Точно. Эта малютка несла 500 фунтов тринитротолуола и должна была взлететь на воздух, но почему-то не сработал взрыватель, и ее прибило к берегу вместе с водителем. Это произошло на Крите, в заливе Суда-Бей, в апреле 1941 года. Но его напарникам удалось подорвать танкер, а крейсер «Йорк» получил пробоину. Должен тебе сказать, что для наших все это было неприятным сюрпризом.

– А мы будем действовать по тому же принципу?

Тейслер отрицательно покачал головой:

– Мы собираемся сбрасывать их на парашютах вблизи предполагаемой цели вместе с водителями.

Тиллер вновь тихо присвистнул. Так вот почему в начале года их всех заставили прыгать с парашютами.

Они снова вышли на солнечный свет и вернулись к Долфин-корт, где Тейслер пожал Тиллеру руку и пожелал удачи.

– Мне кажется, сэр, что я оставляю вас как раз в тот момент, когда дело сдвинулось с мертвой точки.

– Будем надеяться, что так оно и есть, – ответил Тейслер, но в его голосе прозвучало сомнение. – Во всяком случае помни, что я тебя считаю нашим знаменосцем на Восточном Средиземноморье. Пока еще не все начальники раскусили, что мы из себя представляем и на что мы способны. Так что ты им покажешь, какие мы есть на самом деле. Я возлагаю на тебя большие надежды, Тигр.

2

Грохот моторов бомбардировщика «Галифакс» заглушал все остальные звуки, и разговаривать было нельзя, а корпус самолета вибрировал и содрогался. К плечу молодого офицера, беззаботно читавшего книгу, прикоснулся диспетчер. Он впервые заметил берет песочного цвета с необычным крылатым значком, смысла которого не понимал, но спрашивать уже было поздно. Да и в любом случае, когда доводилось выполнять задания подобного рода, лучше было не задавать лишних вопросов.

Офицер вскинул голову, и диспетчер знаком указал на берет и каску парашютиста, валявшуюся рядом и по форме схожую с пудингом. Офицер понимающе кивнул, улыбнулся и потянулся к каске. Снял берет и засунул его слева под погон, на котором сияла одинокая корона.

«Боже! – подумал посыльный. – Если майорское звание присваивают в столь юном возрасте, значит, британская армия действительно несет тяжелые потери в офицерском составе. Или, – тут же поправился, – этот парень просто гениальный». Во всяком случае он выглядел ученым человеком. Диспетчер взглянул на потрепанную книжицу армейского издания, которую держал в руках майор, на посеревшие страницы дешевой бумаги с оторванными уголками. Книга называлась «Энеида», что абсолютно ничего не говорило диспетчеру.

Он поднял руку вверх, растопырив пять пальцев.

Майор застегнул под подбородком застежку ремешка каски и кивнул.

«Пять минут», – пошевелил губами диспетчер на всякий случай, если офицер не понял жеста.

Майор снова кивнул, переместил берет с плеча в карман форменных брюк, затем наклонился к двум фигурам, лежавшим на полу у его ног, и встряхнул за плечо по очереди каждого из своих товарищей.

Одним из них был радист, сержант, прикомандированный к майору, а другой – переводчик с итальянского, пожилой капитан-англичанин. Оба сразу проснулись, пристегнули снаряжение и надели каски. У сержанта это получилось легко и просто. Видимо, сказывался долгий опыт. А капитан вначале надел каску задом наперед. Майор подбодрил его улыбкой и помог помрачневшему капитану справиться с головным убором и застегнуть ремешок.

– Все это крайне просто, – прокричал майор, стараясь перекрыть грохот моторов, но капитан отрицательно мотнул головой, не в знак несогласия, а потому что ничего не мог расслышать.

К ним вернулся диспетчер. Он показал знаками, что осталось две минуты и что необходимо пристегнуть индивидуальные стропы к проводу, проходившему вдоль потолка бомбардировщика.

Парашютисты, которых сбрасывали с борта бомбардировщиков «Галифакс», обычно прыгали через дыру в полу. Однако в этой машине, входившей в состав эскадрильи особого назначения, которая базировалась на Ближнем Востоке, для этой цели была специально оборудована дверь, вырезанная в боку. Впрочем, техники не зашли так далеко, чтобы дополнительно установить красные и зеленые огни, которые указывали бы парашютистам время прыжка.

Диспетчер потянул на себя и открыл дверь, зафиксировав ее защелкой. В салон ворвался холодный ночной воздух, и грохот моторов стал еще слышнее. У троих парашютистов захватило дыхание, и они наклонили головы.

Майор увидел внизу блестки огней и лишь спустя несколько секунд догадался, что их обстреливают с земли.

Диспетчер решил для себя, что первым пойдет радист, за ним последует пожилой капитан и последним прыгнет майор. При таком порядке капитан увидит, как раскроется парашют сержанта, и у него станет легче на душе. Если же этого не случится, капитан будет осознавать, что за его спиной стоит майор, и это послужит стимулом для прыжка. Когда приходится прыгать с парашютом, самолюбие обычно берет верх над страхом.

«Тридцать секунд», – подсказал губами диспетчер, и радист, поправив за спиной рацию, занял место у двери, схватившись обеими руками за ее края. Диспетчер ударил его ладонью по плечу, и радист исчез, а спустя несколько секунд капитан увидел в ночи раскрытый купол парашюта. Нельзя сказать, что это его успокоило. Во рту пересохло, и не оставляла запоздалая мысль, что он, видимо, окончательно сошел с ума, когда добровольно вызвался принять участие в этой миссии.

Он схватился руками за края дверного проема, следуя примеру радиста. Капитан видел, какой сигнал был подан его предшественнику, и ожидал, что его тоже хлопнут по плечу. Но диспетчер знал свое дело и решил не рисковать. Он толкнул двумя руками капитана в спину и поглядел вниз, чтобы убедиться, что парашют раскрылся. «Бедняга, – подумал он, – слишком стар, чтобы прыгать с парашютом».

Диспетчер заметил, что молодой майор наблюдает за его действиями с улыбкой, и улыбнулся в ответ. Затем пригласил его жестом к открытой двери, подождал положенное время и поднял руку.

Но майора уже не было. Несмотря на гул моторов и вой ветра, диспетчер мог поклясться, что слышал, как майор издал радостный крик перед прыжком. Ну что ж, разные встречаются люди. Он снял дверь с защелки и закрыл.

– Наши друзья улетели, сэр, – доложил он пилоту по внутренней связи. Команда самолетов группы особого назначения всегда называла свой живой груз «друзьями».

Летчик принял информацию молча и круто развернул «Галифакс» в обратную сторону. Кто бы ни вел стрельбу по самолету с земли, он должен быть круглым идиотом, но в любом случае рисковать не стоило.

Майор действительно издал крик перед прыжком, но не на радостях, а от облегчения. Распростертые крылья на значке, украшавшем его мундир, свидетельствовали, что он прошел курс прыжков с парашютом, но это не означало, что ему доставляло удовольствие сигать в открытое пространство. Однако прыгать с борта самолета было значительно легче, чем из корзины воздушного шара, откуда обычно совершался первый тренировочный прыжок. При этом все внутри переворачивалось. А после отделения от самолета, когда открывался парашют, появлялось скоротечное блаженное чувство, будто тебя подвесили во времени и пространстве.