Даниил Корецкий - Спасти посольство Страница 50

— Вы что, не понимаете: все это никак не войдет в самолет?! Там же будут еще солдаты, может, и техника, — не унимался завхоз. — А с нами поедут дипломаты других государств! Вы хоть подумайте, как будете смотреться со своими мешками и узлами!

Завхоз уже сорвал голос и теперь просто сипел. Но на него не обращали внимания. Двое афганских рабочих принесли тщательно упакованное трюмо Индиговой, и теперь, под бдительным руководством самой Веры, устраивали его поверх всего остального груза.

— Куда вы эту одороблу тянете?! Хотите мне телевизер разбить?! — возмущенно заверещала Титова.

Она всегда была похожа на тихую обезьянку, однако сейчас эта обезьянка взбесилась. Но тут же получила достойный отпор.

— Ты что, одна здесь такая цаца?! — закричала Индигова. — Значит, тебе телевизор тащить нужно, а мне антикварную мебель выбросить?! Ты вообще в списках на второй самолет, а это груз для первого! И я в списках на первый!

— Не твоего ума дело, я сама разберусь, в каких я списках!

Казалось, сейчас они вцепятся друг другу в волосы. Но в этот момент во дворе появился посол. Отчаявшийся Семеняка бросился к нему:

— Не слушают, Владимир Иванович! Может, вы подействуете своим авторитетом?

Тот скептически вздохнул, но все-таки подошел к «КамАЗу».

— Товарищи, есть норма, сто килограмм… Мы же в боевой обстановке…

— Это я, что ли, виновата в вашей боевой обстановке? — пошла в атаку взбесившаяся обезьянка. Она уже не разбиралась, с кем можно связываться, а с кем нельзя… — Почему, как что, так это я крайняя?!

— Да, но есть приказ из Москвы, — начал объяснять Погосов, однако Титова слушала только себя:

— Из-за чего я в этом пекле ишачила? Из-за интернациональной солидарности? Нет! Вот из-за этого телика, стиралки, из-за ковров! А теперь все брошу?! Нетушки! Все заберу!

Титова зло подбоченилась, ее сморщенное лицо покрылось красными пятнами. Но за свое имущество она была готова биться до конца. Хоть с Верой Индиговой, хоть с послом, хоть со страшным Хекматияром — все равно!

— Да вы поймите, Петровна, мы на войне! По дороге нас могут обстрелять…

— А если я оставлю телик, то не обстреляют? Может, тогда золотой самолет подадут?

Вера Индигова, презрительно улыбаясь, смотрела на распалившуюся обезьянку.

— Ну никакого воспитания, Владимир Иванович! — она скорбно развела руками. — Люди просто озверели! Из-за каких-то шмоток готовы товарищей разорвать, руководителя оскорбляют…

Посол перевел взгляд с озлобленной замухрышки Титовой на интеллигентную красавицу Веру, на трюмо, которое трудолюбивые афганцы старательно закрепили поверх всего скарба и теперь накрывали тентом, махнул рукой.

— Заканчивайте с грузом и обеспечьте посадку в автобусы, — бросил он Семеняке, уходя. — На аэродроме будем разбираться!

Тут появился высокий, худой Василий Титов, прилежный и исполнительный замнач секретариата. За ним двое подчиненных несли плоскую коробку еще с одним телевизором. Он растерянно уставился на уже закрытый брезентом кузов.

— Нина Петровна, — елейным голоском пропела Индигова. — Куда вам столько теликов? Глаз не хватит…

— Умная больно! — парировала Титова. — У меня в отличие от тебя дети есть! — И, повернувшись к мужу, рявкнула: — Чего стал, как засватанный? Тащи в автобус!

— Так автобусы вроде для людей, — тем же тоном продолжила Вера.

— Ничего, найдем место! — буркнула Титова. — Не твоя печаль!

Погосов зашел в свой кабинет с раскрытым пустым сейфом и выдвинутыми ящиками стола, тяжело опустился в кресло. Считалось, что посольство «законсервировано». А значит, через некоторое время его «расконсервируют», и все пойдет так, как раньше. Но сейчас самый неискушенный взгляд мог определить, что никакой «консервации» нет: посольство брошено, и неизвестно: вернутся ли хозяева в него когда-нибудь…

Послу было до боли грустно. Здесь он провел несколько последних и напряженных лет своей жизни. Он много работал в этой стране и, Бог свидетель, старался сделать так, чтобы ее бедный, малограмотный и горячий народ мог жить лучше, чище, современней. Но ничего не вышло. И вот теперь он и его люди вынуждены ночью тайком бежать из Кабула… Еще пару лет назад такое не могло присниться даже в кошмарном сне… А что развалится великий и могучий Советский Союз, разве могло присниться? Что так упадет дисциплина и ему, послу, дипломатическому генералу, придется выслушивать дерзости от озабоченной только своим имуществом технической сотрудницы?

Ну да это ладно! Сейчас главное — благополучно добраться до аэродрома Баграм. Всего пятьдесят километров, но в нынешней обстановке каждый километр можно умножать на десять. А может, и на сто… И хотя он пытался договориться о беспрепятственном отъезде, использовал все свое влияние и связи еще вчера крупных руководителей и политических фигур, хотя получил десятки успокаивающих заверений, уверенности в том, что они будут исполнены, не было. Как говорится: «Восток — дело тонкое…»

Посол встал, в последний раз окинул взглядом свой бывший кабинет, который уже успел приобрести вид заброшенного нежилого помещения, и вышел в тревожную кабульскую ночь.

Военно-транспортные самолеты «Ил-76». Высота 8000 метров

— Ох, веселые были времена, — рассказывал командир.

Второй борт набрал высоту восемь тысяч метров. Экипаж был мрачен — предстояло непростое задание. И чем оно закончится — никто не знал. Вот Копытин и пытался их если и не развеселить, то отвлечь. Если переключатся и начнут задавать вопросы — значит, сеанс психотренинга удался. Впрочем, ему самому не помешал бы психотренинг, столько навалилось проблем. Часть передислоцируется, а у него командировка… Семью, конечно, перевезут без него, а на новом месте им предстоит обустраиваться самим, и свадьбу Витькину, скорей всего, придется отложить… Но здесь, на борту № 2, над восьмикилометровой бездной, самым главным и единственным психотерапевтом был он сам.

— Мы тогда стояли в Подмосковье. Летом наши ребята вылетали в сто шестую на учения, а там же рядом, в Кировабаде, заводы: коньячный, винный… Перед отъездом все заказывали: привезите, да привезите! На день рождения, или, там, на новоселье, или какой другой праздник… Короче, столько заказов набиралось, что в канистру не поместится. Вопрос: как везти?

Командир сделал паузу, но никто не попытался ответить на этот вопрос. Значит, не зацепило.

— Как считаешь, Юра? — спросил он у бортинженера Измайлова.

Тому только исполнилось двадцать шесть, и он еще не бывал в серьезных переделках.

— Ну, две канистры взять, — вяло ответил молодой человек. — Или три…

— Нет, Юрок, не масштабно мыслишь, — с преувеличенной бодростью хохотнул Копытин. — Цепляли дополнительный бак! На полторы тонны!

— Там же запах керосина навсегда въелся… Или пропаривали? Так полностью все равно не вытравишь.

— Новый бак цепляли, Юрок, новый! В него отродясь керосина не наливали, так что и запахи в нем были специфические: исключительно портвейна и коньяка.

Копытин не только рассказывал, но и внимательно следил: как слушают? Второй пилот Голубев особого интереса не проявлял: он много раз слышал эту байку, а может, и сам участвовал в той истории. Давно летает и под огнем бывал, его успокаивать не нужно. А радист заинтересовался, да и сидящий внизу штурман слушал, даже подавал реплики по внутренней связи.

— И вот однажды наши только вернулись, дополнительный бак сняли, но еще не слили, а новый комполка как раз лететь собирался, вот и приказал этот бак ему подвесить. Что механикам делать? Они команду выполнили, а ребятам сказали: командир в дальний полет собрался на вашем портвейне… Пока те думали, да гадали — что делать, полковник уже улетел!

Экипаж оживился, на хмурых лицах появились улыбки. Начали задавать вопросы, посмеиваться…

Сеанс психотерапии шел успешно.

С той же воспитательной целью травили байки в кабине третьего борта. И на ту же тему.

— С ними летел один прапорщик, — азартно рассказывал Мельник. — Он ушлый был парень. Набрал канистру коньяка своему начальству, для полной сохранности вставил в мешок, а мешок завязал и опломбировал. Полет долгий, ребята накрыли стол в грузовом отсеке, ну, все как положено. Прапор этот ел, пил с общего стола, да так перебрал, что и заснул. А тут кто-то из ребят догадался: пломбу, конечно, трогать не стали — на ощупь канистру открыли и через мешковину слили весь коньяк в ведро, а вместо него налили воды. С виду все в порядке: мешок завязан, веревка опломбирована и вес у канистры тот же — комар носа не подточит! Так и прилетели. Что уж там дальше получилось — не знаю, но бегал этот прапорщик как вздернутый, все искал, кто с ним учинил такую шутку.