Михаил Нестеров - Убить генерала Страница 50

«Вот он, — говорил внутренний голос, двигая глазами полковника и фокусируя их на снайпере. — Бери его, он твой, чего тебе еще надо?» Николай всячески сопротивлялся и походил на Золушку, двенадцатый час которой все никак не пробьет. Кажется, слышал серии из десяти, даже одиннадцати... Не разумом, а какой-то мозговой опухолью понимал: рано.

Корсаков показал себя сдержанным и вдумчивым до конца. Он не поджидал гостью у распахнутой или хотя бы приоткрытой двери. Он стоял в прихожей — но его никто не видел. Те, кто поднимался по лестнице, должны знать, что его нет даже в прихожей. Когда раздался долгожданный звонок, он, как последний идиот, потопал на месте, изображая шествие из комнаты, наращивая громкость. Но сам он ничуть не смутился. Когда он «приставил ногу», открыл дверь. Развел руками, брызнул синеватым светом глаз: «Ба! Вот неожиданность так неожиданность». На вторую «неожиданность» почти двухметрового роста он бросил короткий взгляд. Однако поздоровался с Цыганком первым:

— Привет, Юра.

— Здравствуйте, Дмитрий Николаевич.

— Как служба?

— Отлично. Спасибо. Я могу идти?

— Да, ступай. Мы позвоним тебе.

Мы. Кич.

В этот раз волосы Марии были распущены. Любимые искусственные прядки были сплетены в тонкую косичку с правой стороны. Она была одета в небесно-голубой жакет с короткими рукавами, приталенный малиновый топ в полоску, светлые брюки и босоножки на высоком каблуке.

— Прошу, — Корсаков держал руку до тех пор, пока гостья не вошла. Потом закрыл дверь и наложил... цепочку.

Дмитрий Николаевич вел себя так, словно видел свою квартиру впервые. Он буквально осматривался в ней. Подошел к столу, тронул цветы в вазе, одобрительно покивал по поводу дорогого музыкального центра — не комбайна, а настоящего центра с отдельным усилителем, тюнером, проигрывателем дисков, трехполосными колонками. Все это от фирмы «Пионер». Остановился напротив деревянного стеллажа, выдержанного в античном стиле, коснулся курительной трубки, лежащей на верхней полке. Чуть не наткнулся на изящный чайный столик, намеренно выставленный на середину комнаты — для того, чтобы подкатить его к гостье, которая усядется на роскошную софу с удобным сиденьем и разноцветными подушками. Чуть позже. Вот сейчас. Вот этот момент.

Мария выбрала тахту, потому что сесть было больше негде. На кресле лежала куча газет. На одном из двух стульев висел на спинке пиджак хозяина. Она села и положила ногу на ногу. Когда Корсаков подкатил к ней чайный столик, она словно встрепенулась. Открыла сумочку и выставила на столик бутылку шабли.

Полковник на время опешил. Все произошло так быстро и так неожиданно, что сложилось впечатление, будто он для того и подкатил столик. Вроде как раскрутил подругу на спиртное. Оригинально. Однако попенял гостье:

— Ну зачем?..

— Мне нравится это вино. Правда, я не пью больше бокала.

И снова «валенок» в замешательстве. Он собрался и сам нагрузиться, и гостью нагрузить. В зюзю. Он любил это выражение. И вот вам здрасьте: она не пьет больше бокала.

Корсаков не находил продолжения разговора. Спросил:

— Цыганком довольна?

— Пока не разочаровывает. — Мария не замечала, не отдавала себе отчет в том, что разговаривает с полковником не так, как вчера. Изменилась не только манера, но даже интонации. Голос был напряжен. — Первое время пыталась узнать, за что его выгнали из полка.

— Отстранили — так скажем. Если бы его выгнали, я бы его тебе не порекомендовал. Ну-с, с чего начнем?

— С вина. Пить хочется. Жарко. — Мария сняла жакет и положила его на подушку. Теперь Корсаков мог оценить то, что скрывал полупрозрачный топ, и малюсенькую пикантную деталь на нем: бретелька-петля. Он увидел ее, когда Мария поправила волосы. Максимум через полчаса он потянет за эту бретельку-петельку.

Открывая вино, Корсаков ушел в свои мысли. Они были только о гостье и только о ней. Он хотел ее не только потому, что она была чертовски красива, но и потому, что она была обеспеченна, самостоятельна. Он пытался разобраться, что ее отличает от девушки и не позволяет назвать женщиной. В ней было что-то от самки. Она была независимой, но не диковатой — может, чуть-чуть. Внезапно сравнил ее с трофеем и понял, что близок к истине. Приз? Еще ближе.

Похоже, Мария быстрее хозяина освоилась в его квартире. Пока он ковырялся с пробкой, которую лизало «бланшированное» снотворным вино, она подошла к музыкальному центру и нажала на клавишу «play». И к удивлению Корсакова, сразу начала подпевать и даже включилась в ритм, чуть покачиваясь:

— Ах, если б ты мне только не сказал того, что заучила наизусть...

Похоже, с музыкой он попал в десятку.

На столике появились бокалы, пара узких рюмок, запотевшая бутылка водки, легкая закуска: ломтики ананаса, красная икра и новая фишка — замороженная ежевика. И еще маленькое блюдце с неаппетитной жидкостью, издающей резкий запах.

— Чесночный сок, — пояснил Корсаков. — Если полить ананасы... — Он непроизвольно сглотнул. — Вкус — неповторимый. Гарантирую. Не против?

"Предупреждаю еще раз: не больше одного бокала".

Марии показалось, что она побледнела, когда подняла бокал и встретилась взглядом с Корсаковым, который предложил называть его даже не Димой, а Митей. В отличие от нее Митя выбрал водку и приготовился чокнуться хрустальной рюмкой. Чтобы скрыть выражение своего лица, Мария поднесла бокал к глазам и посмотрела на Корсакова сквозь кроваво-гранатовую жидкость. Не напиток, а жидкость. Она видела, как манипулировал над бутылкой человек, который мог не только определить яд в пище или напитке, но и сам приготовить «гремучую» смесь. Цыганок надавил на поршень шприца с тончайшей иглой, не оставившей следа на пробке и защитном слое, и розоватая жидкость вылилась в вино.

«Будет подташнивать, слегка кружиться голова».

Уже подташнивает, уже кружится. Хотя не выпила еще ни капли. "А вдруг он загнется?.. Впору сигнализировать: «Не пей вино, Митя, — козленочком станешь».

Казалось, Корсаков услышал, но понял по-своему. Бросив в рот кусочек ананаса под чесночным соусом, налил в свой бокал вина — словно для того, чтобы еще и запить. Или поддержать гостью, которая сделала глоток и держала бокал тонкими ухоженными пальцами.

— У-у, — протянул он. — Отличное вино! — И буквально опрокинул в рот остатки, выполняя программу-максимум. Что вскоре принесло ожидаемые результаты: голова полковника быстро закружилась...

Близнец оказался настолько близок к решению задачи, вызывающей в груди ревность, что едва не вызвал Цыганка на откровенный разговор. Именно сейчас, когда сам он фактически бездействовал, а Мария и ее личный охранник рисковали головой.

Маша и ее личный телохранитель...

Цыганок сидел на месте водителя, изредка бросая взгляд в панорамное зеркальце, и всегда видел устремленные на него глаза снайпера. Оба ждали. Каждый привык к такой работе и справлялся с ней по-своему. И молчали. Что было свойственно обоим. Первым нарушил затянувшееся молчание Цыганок. Может, потому, что ожидание носило совсем другой, непривычный характер, поскольку телохранитель точно был не на своем месте. От Марии его отделяли две двери и несколько лестничных маршей. Они и виделись изломанным мостом, который вряд ли даст им возможность встретиться на середине.

— Мой бывший шеф живет недалеко, — Цыганок едва заметно кивнул в сторону, — на Ростовской набережной. Вчера Мария сказала Корсакову: мол, к подруге еду на Ростовскую набережную. Я уже торчал на измене. Вдруг, думаю, полковник проложит мысленную прямую до подъезда генерала Свердлина?

— Кто этот Свердлин? — спросил Виктор. — Начальник Службы?

— Да. Я одно время был водителем его машины. Бронированный джип «Мерседес», — пояснил охранник и чуть улыбнулся. — Приятно немного, когда едешь в авангарде президентского эскорта. Свердлин всегда впереди — как на черном коне. Неважно, в Завидово он сопровождает шефа или в зарубежных поездках. Он неизменно рядом. А находиться всегда впереди — это его вторая натура, и он никогда не изменяет своей привычке. В своей машине всегда сидит слева, вот как ты сейчас. Неприятно, когда тебе затылок сверлят.

— Это он тебя застукал в резиденции? — спросил Виктор и пересел, уловив в голосе охранника намек.

— Не, комендант. Сразу рапорт накатал. Я пробовал договориться, комендант ни в какую. Сегодня, говорит, ты помочился под елью, а завтра?.. Может быть, я бы тогда и не психанул, но, сам не знаю почему, вдруг представил себя под елкой: сижу, курю, газетку мну. — Цыганок рассмеялся. — В общем, я его педерастом обожал. Пошел к Свердлину: «Александр Семенович...»

А тот уже рапорт читает. И буквально копирует коменданта: «Сегодня ты коменданта педерастом обозвал, а завтра кого?..»