Андрей Таманцев - Угол атаки Страница 51

Летом 1996 года в силу сложившейся ситуации Оперативный отдел УПСМ привлек Пастухова и членов его бывшей команды к участию в мероприятии, требующем высокой профессиональной подготовки и полной непричастности исполнителей к спецслужбам.

Поставленные перед ними задачи были выполнены весьма успешно. Это побудило нас и позже иногда прибегать к их услугам…"

Вот оно. Вот этот Центр. Всплыл.

Всплыл!

УПСМ. "У" — управление, скорее всего. Управление чего? Чем? Не ГРУ — структуру военной разведки Тимашук знал. Не ФСБ и не СВР. Федеральная служба контрразведки? Там не оперативный отдел, там управление. Главное управление охраны? Сомнительно. Служба безопасности президента? Тоже вряд ли.

УПСМ. Ладно, выяснится. Теперь выяснится.

"Но в настоящее время мы не поддерживаем с ними никаких отношений.

Все они являются профессионалами чрезвычайно высокого класса, в совершенстве владеют всеми видами огнестрельного и холодного оружия, боевой и гражданской техникой, исключительно эффективными приемами рукопашного боя, обладают навыками оперативной работы и т. д. Однако внутреннее духовное перерождение, происшедшее после увольнения из армии во всех фигурантах, а особенно в Пастухове, вынудило нас принять решение полностью отказаться от любых форм сотрудничества с вышеперечисленными лицами…"

Тимашук удивился. Как это отказались от сотрудничества из-за духовного перерождения? С каких это пор спецслужбы отказываются от сотрудничества из-за духовного перерождения? Духовное перерождение — это предательство. И отказ от сотрудничества имеет только одну форму. Известно какую. А они живы.

«Первой причиной является их непомерно возросшая алчность. Даже за участие в операциях, не связанных с риском для жизни, они требуют не меньше 50 тысяч ам. долларов на каждого, причем наличными и вперед…»

…Ух ты. Неслабо. Вот откуда у них «мерсы» и «мазератти». Ай да наемники. За такие бабки можно работать. Но получается, что это УПСМ платило? Наличными и вперед? Серьезная контора. Но и для нее оказалось накладно. Теперь понятно, что это за духовное перерождение.

«Второе. При выполнении поставленной перед ними задачи они проявляют далеко не всегда оправданную обстоятельствами жесткость, а порой и вовсе выходят за рамки закона…»

И снова какая-то ерунда. Спецслужбы на то и существуют, чтобы работать там, где нельзя действовать в рамках закона.

«Третье. Беспрекословно подчиняясь своему командиру Пастухову, они слишком часто игнорируют указания руководителей операции, достигая цели методами, которые им самим кажутся более оптимальными…»

Ну это на что-то похоже. Первый серьезный аргумент. Та самая неуправляемость.

Из-за которой из «консерватории» отчисляли таких, как Пастухов.

"Четвертое. Несмотря на то что уже в течение довольно длительного времени Оперативный отдел УПСМ не привлекает их к сотрудничеству и, следовательно, никаких гонораров не выплачивает, все фигуранты, судя по всему, не испытывают недостатка в финансовых средствах, хотя только один из них, Пастухов, работает в построенном им столярном цехе. Возможно, они выполняют конфиденциальные поручения частных лиц или коммерческих структур, но нельзя исключать и их связи с крупным криминалитетом — связи если не существующей сейчас, то вполне вероятной в будущем.

Мне не было разъяснено, чем конкретно был продиктован запрос ССБ, поэтому я лишен возможности дать более подробные комментарии.

Начальник Оперативного отдела УПСМ

Полковник Голубков".

Тимашук нахмурился. Внимательно перечитал докладную. Еще больше нахмурился.

Липа какая-то. Туфта. Так докладные не пишут. Связь с криминалом. Она или есть, или ее нет. Вероятна в будущем — не разговор. Какая-то странная беллетристика.

«Операции группы отличались чрезвычайно высокой результативностью».

«Являются профессионалами чрезвычайно высокого класса».

«В совершенстве владеют».

«Исключительно эффективными».

И это пишет полковник спецслужбы? Начальник оперативного отдела этого УПСМ?

Полная туфта.

Но Центр — не туфта. УПСМ — это и есть Центр. Очень нешуточная контора. И главное — государственная. В этом нет ни малейших сомнений.

Что же происходит? Что за силы сошлись грозовыми тучами над затерянным в забайкальских пространствах аэродромом? И в кого долбанут молнии?

* * *

Раздался зуммер телефона спецсвязи. Лейтенант протянул Тимашуку трубку:

— Товарищ подполковник, Москва. Вас. — Почему не звонишь? — недовольно спросил Г.

— Изучаю факс.

— Изучил?

— Так точно. Разрешите доложить соображения?

— Рядом есть люди?

— Есть.

— Пусть выйдут.

Тимашук жестом показал полковнику Тулину и связисту на дверь. Оба поспешно вышли.

— Излагай, — бросил Г.

— По-моему, это туфта.

— Почему так решил?

— Так докладные не пишут. Это не докладная, а рекламный проспект. Она в самом деле из ФСБ?

— Да.

— Значит, этот полковник Голубков полный мудак.

— Это ты мудак, — довольно мирно возразил Г. — А он далеко не мудак. Ты сначала правильно сказал, а потом все испортил. Эта докладная — подводка. Их выводили на одного террориста. И было это совсем недавно.

— Я знаю на кого, — сказал Тимашук, радуясь возможности исправить свой маленький, но досадный промах. — Пилигрим. Он же Взрывник.

— От кого узнал?

— От них.

— Что еще узнал?

Тимашук помедлил с ответом. У него было что доложить. Хотя бы про пять «черных акул». Одно это дорогого стоило. Но он сдержался. Дураку половины работы не показывают. В армии — особенно. И хотя генерал Г. был очень даже не дурак, подполковник Тимашук рассудил, что правильней будет воздержаться от раздробления информации. Пирог должен быть целым. Тогда и видно, что это пирог, а не куча крошек.

— Про Центр — ничего, — отрапортовал он. И добавил, чтобы не выглядеть в глазах Г. совсем уж никчемным:

— Пока.

— Слушай внимательно, — помолчав, проговорил Г. — В этой туфте нам важно только одно. То, что твои головорезы работали на УПСМ. Уверен, что работают и сейчас.

Часть, из которой их отправляли, — база нового антитеррористического центра.

Командир там — генерал-майор Дьяков. В Чечне он был полковником, командовал спецназом. Они служили под его началом. А друг Дьякова — полковник Голубков. Тот самый. Начальник оперативного отдела УПСМ. Понял?

— Так точно.

— Есть и еще подтверждения. Косвенные. Дай доказательства. Мне нужны доказательства. Прямые, а не косвенные.

Тимашук приободрился. На это он мог ответить.

— Будет видеозапись их показаний, — доложил он. — Устроит?

— Да. Только чтобы все точно. Конкретно. Без вариантов.

— Будет сделано. Разрешите вопрос? Что такое УПСМ?

— Я мог бы тебе сказать. Но не скажу. Это должны сказать они. Это должно быть на пленке. И я должен быть уверен, что они сказали это сами, а не с твоей подачи.

— Понял вас.

— Действуй, подполковник. Сейчас все зависит от тебя.

— Есть действовать, товарищ генерал армии.

— И вот что еще. Связь держи только со мной. Ясно?

— Воздержаться от докладов генерал-лейтенанту Ермакову? — переспросил Тимашук. — Но он мой непосредственный начальник.

— Вот именно — воздержаться. Я твой непосредственный начальник. Ермаков пусть лечится. Бери дело на себя. Жду доклада. Все, конец связи.

Тимашук положил трубку и некоторое время неподвижно сидел перед пультом.

Вот это поворот. Вот это, черт возьми, поворот! Что же произошло между Ермаковым и Г.? Не просто столкновение. Столкновение со всего маху. Лоб в лоб. И у Г. лоб оказался крепче. В чем же Ермаков прокололся? И так по-крупному, что его выводят из игры. В самый разгар дела. Огромного дела, которое могло вынести его на такую высоту, что даже представить страшно. И его, Тимашука, передвигают на освобожденную Ермаковым клетку. Только так можно было понимать слова Г.: «Бери дело на себя». Только так.

* * *

Тимашук разрешил полковнику Тулину и связисту войти, одолжился у лейтенанта сигаретой. Быстро выкурил ее, приказал завтра с утра убрать остатки «Мрии», чтобы подготовить взлетно-посадочную полосу для приема «Руслана», сказал полковнику несколько ободряющих фраз и вышел. На лестнице его окликнул связист:

— Товарищ подполковник, снова Москва. Тимашук вернулся в комнату:

— Слушаю вас, товарищ генерал армии. Но вместо козлиного баритона Г. в трубке раздался хмурый голос Ермакова:

— Ты с кем это разговариваешь?

— Прошу извинить, товарищ генерал-лейтенант. Мне сказали, что он должен звонить.

— Звонил?

— Нет, — ответил Тимашук. И повторил:

— Никак нет.