Михаил Нестеров - Спящий зверь Страница 53

«Куда меня везут? Может, решили поменять место?» Когда ее выводили из дома, Лена предположила, что для встречи с Радзянским, забывая о прежних, достаточно взвешенных умозаключениях: если встреча и состоится, то не в доме Руслана. Сам же Хачиров, поймав ее недвусмысленный взгляд, отрезал:

— Не надейся.

— Руслан, ты обещал...

Его глаза злобно сверкнули.

— Еще хочешь получить? В машину ее!

Для нее не осталось незамеченной крайняя нервозность осетина вперемешку со злобой. Может, в связи с этим ненадолго пришло возбужденное, лихорадочное состояние сегодняшнего утра, когда ее разбудили крики чаек, — тому предшествовало легкое оцепенение, вызванное потерей в неспокойной череде сновидений чего-то главного, о котором нельзя забывать даже во сне: «Сегодня должно что-то случиться».

Уже случилось. Она не знала, что Руслан встретился с Радзянским и не получил от него вразумительного ответа на вопрос — зачем он приехал? Он не хотел понимать, насколько важно для Льва встретиться с дочерью. С подозрением отнесся и к другому моменту — собственно отъезду Сергея Иванова, или, как правильно обозначил Шерстнев, вынужденной паузе в работе.

В конце концов, еще раз посоветовавшись с Шерстневым, который имел в этом деле собственный интерес, Хачиров принял решение. Но приставил к Радзянскому четырех человек.

— Если что — убейте его, — распорядился Руслан. И добавил, сверля Араба взглядом: — Ты ни минуты не задержишься, понял? Тебя посадят на самолет, а в Москве будут встречать. И не дай бог, если тебя не окажется в аэропорту.

Отдав лучших своих ратоборцев, Руслан остро ощутил нехватку людей и привлек к этой работе Скачкова — оперативника, ибо на этом этапе нужен был какой-никакой организатор, старший в группе, способный правильно отреагировать на ту или иную ситуацию.

В Москве люди были, и немало. Можно было набрать небольшое войско. Но тот же Шерстнев посоветовал не концентрироваться — особенно сейчас — вокруг Радзянского. Объяснил тем, что Иванов возвращается в Москву, и Лев займется им вплотную, не разбрасываясь временем. Это касалось предложения Руслана встретить Араба хотя бы тем количеством людей, которым намеревались проводить.

Одним словом, Руслан будто реабилитировался перед стариком, предлагал то, что нужно было сделать раньше, но в данное время необходимости в этом не было. А старик, похоже, все понимал и неприкрыто злорадствовал. Вдвоем они долго обсуждали ситуацию с убийством Полякова. О возможной причастности Араба к этому преступлению нервничающий Руслан упомянул лишь вскользь, по существу, отбросив эту версию, что доставило Шерстневу истинное удовольствие.

— Как мама себя чувствует?.. — Чистяков пустил струю дыма в лицо пленницы и довольно рассмеялся.

«Пошел к черту, скотина!»

Они ехали по шоссе достаточно долго. Один раз, когда впереди показалась будка ДПС, с отчаянной надеждой Лена подумала: если остановят, что есть силы закричит, что ее похитили.

Не остановили. Хотя джип сбавил обороты. Оказалось, только для того, чтобы Олег и милиционер на дороге обменялись приветственным взмахом руки.

Наконец водитель повернул на едва приметную дорогу, круто уходящую вверх, и еще раз, въезжая на территорию каких-то развалин. Возле серого кирпичного остова пристроился черный «БМВ». Рядом с передней приоткрытой дверцей стояли, как на посту, четверо мускулистых парней, которых Лена постоянно видела рядом с Хачировым.

Водитель джипа посигналил. Один из парней наклонился к дверце, что-то сказал сидящему за рулем человеку. Девушка, не отдавая себе отчета, почему испытывала небывалое волнение, почти с ужасом смотрела на «БМВ», словно за тонированными стеклами мог находиться зверь...

Но не Лев, который вышел из машины и стал в ожидании.

— Что, сладенькая, дождалась? — Чистяков цокнул языком и рассмеялся. — Выпускать? — спросил он Олега.

— Давай, — кивнул Скачков, покидая джип. Когда девушка оказалась рядом, он, так, чтобы его слова расслышал и Радзянский, сказал: — Недолго. У вас две минуты.

Потом жестом подозвал сопровождающих Араба.

— Оставьте их. Пусть поговорят наедине.

Парни неторопливо присоединились к другой группе и демонстративно обнажили стволы. Руслан назначил Олега старшим, и оперативника слушались.

Лена была в растерянности. Все случилось так неожиданно, что она еще не до конца уверилась в том, что перед ней всего в десятке шагов стоит Лев. Да, это он, осунувшийся, бледный, с заостренным носом и напряженным взглядом, в полном молчании поджидает ее.

Она едва не вздрогнула, когда Радзянский щелчком отбросил в сторону недокуренную сигарету.

Позади раздался голос Алексея Чистякова:

— Что же ты не бежишь в объятия своему...

Лев не дал ему договорить. Его голос прозвучал резко. Араб смотрел на Олега, распознав в нем старшего.

— Скажи своей псине, чтобы перестал гавкать. Иначе я изменю условия договора и те две минуты проведу с ним. — Он перевел взгляд на дочь, и первые мгновения глаза Льва оставались холодными. Когда он сказал: «Иди ко мне» — взгляд его потеплел.

Она сгорала от стыда, делая шаг навстречу. Душили слезы. Первое, что ей хотелось, приблизившись к Льву, — это ощутить острую боль от хлесткой пощечины. И ей стало бы легче.

Она остановилась в двух шагах и заглянула ему в глаза.

— Прости меня, Лев.

— Ну что ты, девочка...

Она попала в его крепкие объятия. Он целовал ее лоб, щеки, робко и несмело коснулся ее губ.

Олег отвернулся и закурил. Затем неожиданно приблизился к Чистякову и притянул к себе за рукав.

— Ты, в натуре, кончай свои шутки. Даже мне они вот где, — опер резанул ладонью по шее.

— А чего я такого сказал?

— Все, заглохни!

Скачков отошел. До него доносились обрывки фраз; то ли расстояние повлияло, то ли еще что-то, но Олег не различил в словах отца и дочери чувств, эмоций, все слова казались сухими, бездушными, будто говорили их, запинаясь, бездарные актеры, плохо выучившие текст. Девушка называла себя дрянью, а Радзянский просил ее не говорить так; она сказала, что любит его, и получила соответствующий ответ: «Я тоже люблю тебя, девочка...» И все это на фоне развалин, дорогих иномарок, под пристальным взглядом семи стволов.

Наверное, Олег мог предположить, что в признании Льва потонули все сомнения девушки, канули в бездну нелепицы Полякова. Он любит ее — вот и все, что требовалось доказать. Так далеко его мысли не дошли. Однако он увидел нечто такое, что могло натолкнуть его на подобное измышление. Отец и дочь стояли вполоборота к сопровождающим, и Лена, продолжая обнимать Радзянского, улучила момент и послала на Скачкова непередаваемый взгляд: «Вот видишь... А ты говорил...»

Олег стоял поодаль и нервно курил. Он едва сдерживался, чтобы не разрядить обойму своего пистолета в Чистякова и остальных нукеров Хачирова, приехавших вместе с ним. А потом крикнуть Радзянскому: «Увози ее отсюда!» Потом добавить совсем неуместное, но от чистого сердца: «Счастливо вам!»

А чего счастливо?

Теперь Олег разозлился на себя. Да чего бы там ни было, счастливо, и все, разбирайтесь сами. Но только подальше отсюда, как можно дальше. «Глаза бы мои вас не видели! Обоих. И старика прихватите с собой».

Старика...

Мозги Олега работали четко. Он вдруг почувствовал себя вершителем судеб. Только недавно он поплакался Шерстневу о натянутых отношениях с Поляковым — и проблема была решена. Правда, он попал под другое влияние, старика, пошел по рукам. А старый хрыч-москвич оказался куда опаснее Вадима.

«Рука Москвы».

Как далеко она могла дотянуться, вопрос был уже лишним.

И вот сейчас, глядя на Араба, стараясь не замечать прильнувшую к его груди дочь, Олег понял, как ему избавиться от Шерстнева. Тому он вскоре не понадобится. Но окажется совсем уж лишним, поскольку знает так много, как не знал при прежнем хозяине. А стоит только сказать Арабу, кто стоит за всей этой игрой, и Олег освободится от старика. Факт, что освободится. Зато попадет под колпак наемного убийцы. Очень радужная перспектива! Но здесь присутствовал положительный момент, который в корне менял положение дел. Олег помогал Арабу делом, ни один человек в ближайшем обозримом не мог сделать для Радзянского такого блага, тогда как старику он всего лишь рассказал о самовольстве Полякова. И за это избавился от шефа.

«Да, это выход», — лихорадочно соображал опер, поскольку мрачный облик старика, как болезненная пелена, застил глаза.

Скачков, словно опасаясь, что забудет только что пришедшие на ум мысли, заторопился. К тому же положенные две минуты истекли.

— Все, время закончилось.

Он приближался к ним не спеша, наперед зная, что его первая команда не возымеет никакого действия. Подошел вплотную, вставая так, что за ним не было видно Радзянского, и постучал по наручным часам: