На пыльных тропинках далеких планет - Александр Викторович Горохов Страница 53

— Что вы хотели мне предложить, Пересечин? — решил не откладывать дело в долгий ящик мой непосредственный начальник, едва я с набором высоты лёг на курс.

— Товарищ майор, давайте сделаем дело, а там, когда доберёмся до маяка, я всё покажу и расскажу. Так нагляднее будет.

Внутренние переговоры экипажа тоже пишутся. И я не исключаю, что не только на бортовой самописец. Может, это разыгравшаяся после разговора с Крохой паранойя, но лучше подстраховаться.

Нет, это не пиратский катамаран. И не ласский корабль. И обводы немного другие, и вымпел на верхушке мачты иной. Не пурпурный с белой вертикальной полосой, а разделённый надвое, с верхней жёлтой и нижней чёрной долями. Водоизмещение примерно то же, что и у знакомой нам каракки, примерно такое же количество пушечных портов. Кто это? Конкуренты ласов ракуи́м или подданные государств Хи и Воастачу́, с которыми торгуют «западники»? Судя по тому, что известно от ласов, Хи и Воастчу достаточно сильно отстают в развитии от мореплавателей с континента Тоо́жи. Так что, пожалуй, всё-таки ракуим.

Неясен только вопрос: ребята по нашу душу отправились так далеко на юг (Воастчу, где находится фактория ракуим, даже севернее, чем Хи), или это какой-то местный Магеллан или Кабот ищет новые земли? И тот, и другой варианты вполне себе возможны. Весть о встрече с нами пришла в Хи ещё в разгар «зимы», и к «весне» вполне могла попасть в уши конкурентов ласов. Как и известие о том, что каракка отправилась не прямиком на запад, а сначала на юг.

На «Робинсон», описывающий на небольшой высоте круги вокруг парусника (ясное дело, вне досягаемости стрельбы из здешних мушкетов и арбалетов), пялится, пожалуй, весь экипаж, вываливший на палубу и взобравшийся на ванты. Про «огромную жёлтую стрекозу» ласы в прошлом году ещё ничего не знали, но про «больших жуков, подчиняющихся странным чужакам», вполне могли рассказывать. Учитывая же склонность к преувеличиванию всего и вся при распространении слухов, наш квадрокоптер вполне мог в этих байках вырасти до размеров полноценного вертолёта. Так что, если граждане по нашу душу, то им ясно: нашли тех, кого искали. А если просто «залётные», то будет им тема для новых баек в портовых кабаках.

— Достаточно, Пересечин. Сняли мы их со всевозможных ракурсов, пора и на опорный пункт наведаться.

Судя по скорости кораблика, до маяка нежданным гостям добираться ещё часов пять. Если не встанут на якорь или не лягут в дрейф: через час уже стемнеет, а в незнакомых водах плавать (ой, только не надо мне рассказывать, что моряки не плавают, а ХОДЯТ!) без радиолокатора и сонара опасно. Или эти воды для них знакомы? Ладно, пусть начальство голову над этим ломает. Моё дело — довести вертолёт до маяка, опустить его на песчаную косу и предъявить, наконец-то здешнему высшему руководителю содержимое жестянки из-под виски «Джек Дэниэлс», переложенное кусками циновки.

— Ты уверен в этом?

От неожиданности обалдевший Шаров перешёл на «ты».

Да, обалдевший. Ничуть не менее обалдевший, чем был я, когда Люда явила моему взору эти… Артефакты, в общем.

— А у вас, Иван Максимович, есть другие объяснения? Самые технически высокоразвиты цивилизации этой планеты — ласы и ракуимы. Это уровень позднего средневековья. Даже не Нового Времени с зачатками фабричного производства, а именно средневековья.

— Но почему Кнабе не доложил об этом сразу же, как только распорол желудок той грёбанной акуле? Ах, да! Связи с Землёй не было… Тогда почему молчала Кроха?

— Иван Максимович, вам лучше меня должно быть известно, когда принято решение о продолжении финансирования Проекта. И что его свёртывание отменили только после того, как мы с Гринберг нашли Людмилу, а потом начались контакты с туземцами. А «зелёный свет», насколько я понимаю, вообще дали только к середине здешнего сезона штормов. Да и то с условием хотя бы частичной окупаемости.

По кислой физиономии Шарова стало ясно, что я не ошибся.

— Перед смертью Кнабе признался Крохе и Лютиковой в том, что некие люди перед отправкой сюда поставили перед ним задачу доказать бесперспективность продолжения активного исследования ТемУра. Сделать такие выводы, что это — как стрижка свиней: визгу много, а шерсти мало. В смысле — затраты гигантские, а «выход» — стремится к нулю.

— Какие люди? Из Проекта? Или…

— К сожалению, товарищ майор, нам этого уже не узнать.

— А вы не опасаетесь, что я — тоже из тех людей?

— Не опасаюсь, Иван Максимович. Потому что вижу: вы вместе с Речкаловым Базу создаёте не «на отвяжись», а «как для себя». Разве стали бы вы так стараться, зная, что всё это очень скоро придётся забросить?

— Психолог, мать твою! Да, финансирование Проекта висит на волоске, я это знаю. Потому и задачу мне поставили: добиться того, чтобы хоть какую-то отдачу получить, хоть как-то затраты компенсировать. Иначе — всё законсервируют, к чертям собачьим, до более «сытых» времён. За престижем бы в советское время гонялись. Сейчас во главе угла — деньги, а не феноменальные прорывы в «чистой науке».

Шаров с досадой махнул рукой, как отрезал. А потом, переключившись, задал вопрос, которого я ждал.

— Твоя Кроха говорит, что её пещера, где она нашла эти самые часы, заброшена больше сотни лет. И, судя по тому, что там понастроили обитатели храма и пещеры, существовал храм лет пятьдесят минимум. Ты, Пересечин, считаешь, что за сто пятьдесят лет технологии тех, кто их делал, так и остались на прежнем уровне? Вспомни историю земной техники: у нас от компьютера на радиолампах, занимающего несколько комнат, до планшетных компьютеров в миллионы раз большей производительностью прошло вдвое меньше времени. Вдвое! Мы только-только сумели прогрызть дырку сквозь пространство, а представь, до чего дойдёт техника за последующие полтора века. По куску электронного прибора, вынутому Кнабе из акульего желудка, я не скажу, что они сильно уж опережают нас. Он ведь в том желудке пролежал никак не полтора столетия, а, судя по коррозии, пару недель. Как это объяснить?

— А разве в нашей истории не было торможения