Евгений Сухов - Венец карьеры пахана Страница 55

Но времена изменились, теперь союз между вором и человеком из силового ведомства никому уже не казался странным, идущим против всех понятий. А ведь лет двадцать назад за подобную дружбу можно было поплатиться не только короной, но и жизнью. У приближенных Батяни не хватало духу усомниться в его действиях, а потому машину гостя всегда провожали с большим почтением.

Обычно Сивый подъезжал в конце недели, ближе к вечеру, уезжал незаметно, когда стрелки часов переваливали далеко за полночь. И всякий раз Фартовый провожал его до порога и не уходил до тех самых пор, пока машина гостя не скрывалась за деревьями. Подобной чести не удостаивался ни один из его визитеров.

В этот раз встреча должна была состояться почему-то в понедельник. День сам по себе не очень-то и веселый, а кроме того, обычно именно по понедельникам Фартовый выбирался в город, чтобы лично убедиться в том, что отлаженный механизм сбора дани с коммерсантов работает без перебоя. В его появлении на точках присутствовал определенный воспитательный момент. Стоило только несговорчивому торгашу увидеть Батяню, как все недоразумения между ним и быками улаживались сами собой. Так что Фартовый являлся важной регулирующей единицей.

По понедельникам проводились и встречи со смотрящими районов, где вырабатывалась стратегия на ближайшую неделю. Однако в этот раз Фартовый отменил прежние договоренности, сославшись на то, что у него намечено весьма важное дело.

Машина Сивого подъехала к воротам, которые тотчас раздвинулись, пропуская гостя вовнутрь. Это было еще одно исключение, которое Фартовый делал для своего гостя, все прочие оставляли машины за пределами двора.

Заметив подъехавшую тачку, Фартовый поманил к себе пальцем Андрея-Кариеса и строго распорядился:

— Вот что. Поедешь на сходняк вместо меня.

Андрей не сумел сдержать довольной улыбки. По-своему это была серьезная заявка на предстоящее лидерство, Фартовый представлял его перед смотрящими районов как свое доверенное лицо. А им следовало смириться, хотя каждый из них хотел бы оказаться на месте Кариеса.

Будто бы угадав его мысли, Георгий Георгиевич продолжил, слегка посуровев:

— Ни перед кем не тушуйся. Будь самим собой. Если я тебя отправил, следовательно, так надо. Ты меня хорошо понял?

Андрей уже не сумел сдержать счастливой улыбки, выдохнул и сказал гордо:

— Понял.

— Держись достойно. Смотрящие районов народ ушлый, промахов не прощают. Так что авторитет нужно завоевывать. Но хочу сразу тебя предупредить, если надумаешь меня кинуть или захочешь вести свою игру… Убью! Ты меня понял?

— Да, — сглотнув, кивнул Кариес.

— Иди!

Потеряв к Кариесу интерес, Фартовый направился к гостю, вылезавшему из машины.

Мужчина, распахнув дверь, сначала ступил обеими ногами на брусчатку, выстилавшую двор, а потом, чуть пригнув голову, вышел из салона. Скупо улыбнувшись, он распрямил спину и зашагал навстречу Фартовому.

Шел Сивый медленно. Со стороны казалось, что даже с некоторой ленцой. Но в действительности это было не так, просто он вообще никогда не торопился. Человека, которому под шестьдесят, нечасто можно увидеть куда-то спешащим. Даже не в силу его физиологических ограничений, а потому, что вся жизнь воспринимается им с философским спокойствием. Вид старого человека как бы говорит сам за себя: «Меня ничем не удивишь, все это я уже видел».

Люди, которые никуда не торопятся, живут дольше, а по тому, как Сивый держался, как себя вел, как ходил, можно было подумать, что он запрограммирован на бесконечность.

Хозяин и гость поздоровались.

— Ты с новостями, Прохор?

— Есть кое-что, — неопределенно ответил Сивый. И, посмотрев на двух парней, сидящих за столом у двери и перекидывающихся в карты, добавил: — Давай поговорим об этом в комнате.

Дом у Фартового был небольшой, четыре комнаты на первом этаже и три на втором. Но Георгий Георгиевич присмотрел лично для себя небольшой уголок в пятнадцать квадратных метров, который едва ли не на половину был завален книгами. Здесь же стояла его кровать. Вот, собственно, и весь быт вора. В остальные комнаты он мог не заходить неделями, но не терпел, когда пыль скапливалась пластами.

— Твои мальчики догадываются, кто я такой? — спросил гость, шагнув в комнату.

Фартовый насторожился.

— Ты что-нибудь заметил? Никто, по-моему, не знает, что ты Тарасов.

Гость пожал плечами.

— Ничего определенного. Только ощущения, — и, улыбнувшись, добавил: — А они, как правило, меня не подводят.

— Объясни.

— Охрана меня что-то уж очень внимательно разглядывает, прежде такого интереса к своей персоне я не замечал.

Фартовый отмахнулся.

— Брось! Они уже привыкли к тебе. Ну что там у тебя, рассказывай, — потребовал он нетерпеливо.

Сивый сидел на добротном крепком стуле, откинувшись на его высокую спинку. Он всегда устраивался именно на это место, не подозревая о том, что оно являлось любимым местом хозяина. Но Фартовый не обращал внимания на подобные мелочи, он мог и не такое простить своему гостю.

— Как она?..

— Понемногу привыкает. Муж от нее без ума, еле отпустил сюда из Англии.

— Она красивая, — согласно, и с какими-то мечтательными интонациями, так не свойственными его внешности и характеру, протянул Фартовый. — Вылитая мать!

— Это еще не все, — несколько задумчиво сообщил гость.

— В чем дело?

— У меня есть информация, что ее знакомство с будущим мужем не было простой случайностью.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Все это тонко подстроенная акция конторы.

Заключения Тарасова никогда не строились на догадках, за каждым его словом стояла проверенная информация. Другое дело, что он никогда не распространялся о своих источниках, но от него этого никто и не требовал.

Пальцы Фартового невольно вцепились в подлокотники.

— Когда ее завербовали?

— Скорее всего, когда она училась в институте. Во время учебы у нее был роман с одним парнем, — Фартовый слегка кивнул, давая понять, что знаком с этой историей. — Мне думается, что она уже тогда входила в оперативную разработку, а может быть, и сама являлась инициативником. Контора сделала все, чтобы отвадить ее от этого парня, а потом подложила ее под английского дипломата. Девочка она красивая и могла покорить сердце любого. Расчет чекистов оказался очень верным, вскоре дипломат на нее запал, а потом пригласил ее к себе в Англию уже как невесту.

— Зачем им нужно было вербовать ее?

— В этой оперативной комбинации намечались сразу две цели, — поднял Тарасов два пальца. — Этот англичанин весьма неглупый малый, я не сомневаюсь в том, что он будет расти и дальше. Не исключено, что с такими крепкими мозгами, как у него, его могут пригласить работать в МИ-6. А кто лучше всего знает о делах мужа, как не его собственная жена?!

— Понятно. Ну а вторая цель?

— Вторая… — на лице Прохора Тарасова промелькнула какая-то странная улыбка. — Она не менее интересна. Отцом этого дипломата оказалась весьма любопытная личность, некто Горовой Остап Ильич. Тебе ни о чем не говорит эта фамилия?

— Не слышал.

— Когда-то он был сотрудником КГБ, потом перебежал на Запад. С профессиональной точки зрения он был весьма ценным агентом. Знал методы работы не только русских, но и всех прочих разведок восточных стран. В МИ-6 он пришелся ко двору. Англичане его засекретили, он сменил фамилию, имя. Вскоре женился на аристократке и стал вхож в высший свет. Вот его-то сын Ричард и женился на Веронике. А его папаша сейчас тоже нелегально прилетел в Россию.

— Так чего же от него хотят чекисты? Если они знают, что он здесь, тогда почему же не схватили его сразу в аэропорту?

Тарасов пожал плечами.

— Очевидно, они считают, что он приехал в Россию с каким-то заданием. Хотят выявить его контактеров. Я так понимаю.

По мере того как продолжалась беседа, Фартовый все более хмурился. Веронику он любил. Пожалуй, это было единственное существо, к которому он был привязан по-настоящему. Георгий Георгиевич опекал ее буквально с рождения. Всегда знал, чем дышат его дочь и внучка. Не навязывая своего общества, он всегда перечислял им деньги на жизнь. Кто являлся их благодетелем, они не знали и по поводу этого строили самые невероятные предположения, что всегда забавляло Фартового.

Возможно, что он раскрыл бы свое инкогнито, пришел бы с покаянием к дочери, рассказал бы им о себе как на исповеди. Но Георгия Георгиевича всякий раз сдерживала мысль, что он может оказаться непонятым. А потому, положившись на судьбу, он оставил все как есть.

Большая часть его жизни прошла на чалке, и такое понятие как любовь ему казалось надуманным. Но сорок лет назад, отпарившись очередную пятилетку, он заглянул на блатную малину к своему подельнику, где и повстречал совсем юную воровку с красивым именем Ангелина. Девчонка оказалась сговорчивой и следующие три часа, отгородившись от картежников пестрой занавеской, они наслаждались обществом друг друга на раздолбанной старой кровати, энергично поскрипывающей в такт движениям сладкой парочки.