Иван Сербин - Сделка Страница 55

— И к какой же категории отношусь я? К друзьям или коллегам?

— Смотри-ка, а мы, оказывается, кусаемся. — Проскурин повернулся и изучающе уставился на сидящего перед ним посетителя. — Ты пока никто. А дальше — как фишка ляжет. Может, и коллегой будешь. — Он усмехнулся, полыхнув красивыми белыми зубами, которые, правда, несколько портила крохотная щель в середине. — Так. Ну что, друг ситный, Проскурин придвинул стул, сел, все так же деловито потянул ящик стола, достал чистый лист бумаги, ручку и посмотрел на Алексея. — Давай рассказывай, что у тебя.

— У меня-то?

— У тебя, у тебя, — кивнул Проскурин. — Для начала: фамилия, имя, отчество.

— Алексей Николаевич Семенов.

— Та-ак, — протянул Проскурин, записывая. — Семенов Алексей Николаевич. Возраст, домашний адрес, телефон?

Алексей продиктовал.

— Бобров? — с нескрываемым интересом хмыкнул Проскурин. — Это где же такой?

— Под Воронежем, — спокойно ответил Алексей, наслаждаясь удивлением этого рыжего нагловатого бугая.

— Под Воронежем? — еще удивленнее протянул Проскурин. — А ты ничего не путаешь, мил человек?

— Ничего, — устало кивнул Алексей.

— Далековато ты забрался.

Алексей начал рассказывать. Сначала с трудом, медленно, но затем слова сами потекли из него, четкие, ясные, выражающие суть происходящего. В глазах Проскурина сначала читалось недоверие, затем интерес, а под конец нескрываемое веселье. Он даже бросил записывать. Когда же Алексей стал рассказывать про сержанта Лешу, Проскурин крякнул и резко выбил из крышки стола звонкую дробь ладонями. Примерно так же, как это делают грузинские музыканты. Алексей моментально оборвал свое повествование и в упор уставился на собеседника.

— Что? — отрывисто и жестко спросил он. — Что-то не так?

Проскурин вдруг захохотал, громко, откинувшись на стуле, задрав широкое скуластое лицо к потолку. Он постанывал, всхлипывал, втягивал воздух широко открытым ртом, но тут же снова начинал хохотать.

— Что, сильно смешно? — В голосе Алексея прозвучали натянутые ноты раздражения.

— А ты сам-то как думаешь? — крякнул Проскурин, гоготнул еще раз и моментально оборвал смешок. На щеках его перекатывались тугие желваки. — Ты что же, мил человек, — тихо и зло поинтересовался фээскашник, — не понял, куда пришел, что ли? Это тебе не конкурс анекдотов.

Алексей смотрел в раскосые колючие глаза. Ощущение у него было такое, словно его ударили под дых.

Проскурин неожиданно резко поднялся, перегнулся через стол, упершись в него мускулистыми широкими руками, и, наклонившись так, что его лицо почти касалось лица Алексея, потребовал:

— Ну-ка, дыхни.

— Ты что, думаешь, я пьяный, что ли? — спросил Алексей, холодея от злости и бессилия, от понимания того, что именно так фээскашник и думает. Этот жлоб не верил ни единому его слову.

Он сцепил кулаки, ощущая, как натянутые до предела нервы физически проступают сквозь кожу и оплетают его, будто толстая нейлоновая нить, звенящая, перехватывающая дыхание, режущая измученные мышцы до крови.

— Ты что, едрена мать, думаешь, что я нажрался и пришел тут тебя байками развлекать? — резко выдохнул Алексей прямо в веснушчатое лицо. Видимо, мелькнуло в его глазах что-то такое, что заставило Проскурина снова опуститься на стул и с любопытством вглядеться в измученного, грязного, очень уж странного посетителя. — Ты думаешь, мне делать не-хрена, да? Ты думаешь небось, что я целые сутки только сидел и решал, что бы мне такое придумать посмешнее, поинтереснее, чтобы наколоть такого умного, классного парня, как ты, да? — Волна злости постепенно перерастала в цунами, сметающее слабый голос рассудка, заглушающее его, хоронящее под своей многотонной толщей. — Ты думаешь, я специально науськал каких-то там хорьков, чтобы они твоих приятелей ментов в Старошахтинске положили, да? Думаешь, я их специально сюда приволок, чтобы они за мной через площадь гонялись? Кстати, ваш же парень с автовокзала, сержант Леша, их видел. Думаешь, я специально в эти лохмотья вырядился? А так я инженер, миллионер, у меня три квартиры, восемь машин и стая любовниц по пятам бегает. У нас же, у богатых, свои причуды. Мы же по-особому развлекаемся.

— Ты псих, что ли, или нервный? — вдруг спокойно, чуть насмешливо поинтересовался Проскурин.

— Конечно, и псих, и нервный. Из Белых Столбов сбежал. Ты позвони, поинтересуйся. Тебе-то по своим каналам пять секунд это проверить.

Легкая усмешка медленно сползла с губ Проскурина.

— Ну ладно, у тебя какие-нибудь документы есть? — сухо спросил фээскашник.

Алексей понимал, что тут бы ему и остановиться, говорить дальше спокойно, рассудительно, но его уже понесло.

— Да нет, понимаешь. Убийцы забрали, а я как-то не догадался, что ты спросишь. Надо было, наверное, подойти к ним и сказать: «Ребят, вы уж мне отдайте, пожалуйста, документики-то, а то мне же в ФСК надо идти. А там без документиков, сами понимаете, меня всерьез никто не воспримет».

— Увянь,— посоветовал Проскурин. — Угомонись и не поднимай хвост, раз с тобой спокойно разговаривают. А то ведь, друг, я сейчас наряд вызову, и уконтрапупят тебя сперва в вытрезвитель, а потом на пятнадцать суток. Заодно и на работу сообщат.

— Да на какую работу? — Алексей подался вперед. — Меня нет уже на работе, понял? Меня вообще уже нигде нет. Не существует в природе, понял?

— А только что ты говорил наоборот, — посмотрел на него Проскурин. — Что, мол, тут за тобой чуть ли не вся международная мафия гоняется.

— Ты не передергивай, — поморщился Алексей, вздохнул, вдруг вспомнил и достал из кармана карту.

Проскурин с любопытством наблюдал за посетителем.

— Что это?

— Держи.

Алексей бросил карту на стол. Проскурин взял ее, покрутил в руках.

— Карта, — наконец изрек он. — Ну и что?

— Да не просто карта! Полетная карта с печатью и подписью командира полка. Понял?

— Не дурак, — эхом откликнулся фээскашник, глядя на карту уже внимательнее. Несколько минут он задумчиво созерцал ее, а затем кивнул энергично. — Ну ладно. — Взяв телефонную трубку, он набрал номер и, опершись на локоть, принялся второй рукой тереть лоб. — Дежурный? — буркнул наконец озабоченно. — Из Шахтинска, ФСК, Проскурин тебя беспокоит. Слушай, у вас сегодня никаких особых инцидентов не было? — Он послушал полминуты, а затем резковато оборвал: — Я тебя не про чепуху спрашиваю. Это все для оперов. Меня серьезные случаи интересуют. Понимаешь, серьезные, — он вдруг быстро взглянул в сторону Алексея и спросил: — Ага, а сколько их там? Живой? Хорошо. Показания сняли? А почему? И когда? Завтра? Ну ладно. Завтра так завтра. Слушай, Трофимов, а ты мне мозги не пудришь? Не может быть, чтобы вообще свидетелей не было. Там ведь большой поселок. И что, что праздники?.. Ясно. Кто работает? Ну, они, может быть, до утра опрашивать будут… Ну, ладно.

Понятненько. Если что-нибудь объявится, ты нам тогда сразу перезвони. Дежурному передашь, если не будет никого. Ну, бывай. Бывай, Трофимов, бывай.

Он положил трубку, еще с полминуты помалевал узоры, затем достал новый лист, шлепнул его на стол, протянул Алексею ручку и приказал:

— Так, стало быть, вот что, мил друг. Бери-ка ручку, листочек и подробненько все опиши. Что, да как, да почему.

— Если подробненько, то мне твоего листика и на половину не хватит, — буркнул Алексей.

— Ты не хами давай, — одернул его Проскурин, но достал еще один лист и положил поверх первого. Давай, времени у тебя немного, так что особенно не витийствуй, понял? — Он снял трубку и начал набирать новый номер, приговаривая на ходу: — А то кто знает, на Достоевского ты вроде бы не похож, а может, как начнешь писать, так не остановишь потом. — И тут же без всякой паузы добавил: — Отделение? Кто-кто? Когда представляться научишься? Ты вот что, Семкин, кончай мне тут голову морочить. Не мальчик, понял? Вот-вот. Слушай-ка, у тебя сегодня кто в патруле? Вот ты мне Медведева и подошли. Да ладно, кончай нюнить. Не надолго, на пять минут. Вопросик тут мне один выяснить нужно. Давай, давай, прямо сейчас. Пусть хватает фуражку, кителечек и рысью сюда. Правильно, Семкин, мыслишь, по-деловому. Так что давай. Смотри, ты меня знаешь, я ждать не люблю.

Алексей, краем уха слушавший разговор, усмехнулся. Ишь ты, набоб местный, ждать он не любит. Феодал, едрена корень. Беги к нему рысью.

— Что смотришь-то? — спросил Проскурин, брякая трубку на рычаг.

Алексей удивился. Ему казалось, что собеседник даже ни разу не глянул в его сторону.

— Не нравится, как разговариваю? Так здесь, мил человек, по-другому нельзя. Это тебе не Ростов, не Москва, не Питер, не Новосибирск. Тут, знаешь ли, кто сильнее, тот и прав. Если ты кому-нибудь на голову не сядешь, то тебе кто-нибудь заберется. Это уж как пить дать.

Он выдвинул ящик стола и принялся копаться в нем, будто разыскивая что-то нужное и безумно важное.