Михаил Серегин - Пастырь из спецназа Страница 56

Лед то ускорял ход, то замедлял, и от этого священника кидало из стороны в сторону, но только у самого берега он понял, почему так происходит. Огромные пласты надвигались на пологий пляж из перепаханного огромными глыбами песка и, сбитые напирающим сзади льдом, отступали, оставляя после себя новые глубокие, ровные борозды. «Спаси и сохрани!» – взмолился священник: как он сумеет выбраться на берег, было неясно. Он приостановился, несколько раз вдохнул и выдохнул теплый метельный воздух и огромными прыжками помчался навстречу судьбе,

– Я больше не могу! – простонала Ольга.

Он мчался, понимая, что теперь просто не имеет права остановиться.

– Ми-ше-енька! Ой! Ма-а-ама!

Священник, проскальзывая, пробежал вверх по наползшей на берег льдине, спрыгнул и, упав, покатился по напитанному ледяной водой пляжному песку. Поднялся, кинулся к Ольге и увидел, как она уже сдирает с себя белье…

И тут сзади, совсем рядом раздался металлический скрежет. И был он так страшен, так противоестествен, что священник судорожно обернулся. Метрах в десяти от них, сцепившись бамперами и скрежеща металлом по острым краям ледяных торосов, стремительно уходили в огромную трещину две машины: джип и микроавтобус. И лишь совсем недолго свет от фар еще подсвечивал эту жуткую картину – уже снизу, из-подо льда… а потом лед сдвинулся и навсегда похоронил в темных, холодных волжских глубинах всех, кто там был.

– Да примет тебя господь, брат мой!!! – заорал отец Василий и кинулся к жене.

Малыш уже выходил. Священник подставил руки, принял горячее, мокрое тельце, понял, что это пацан, и растерянно посмотрел на жену. Он не знал, что делать.

– Дай его мне… – севшим голосом прохрипела жена. – Дай!

Священник осторожно протянул ребеночка Ольге и принялся срывать с себя рясу.

– Сейчас вам будет тепло! – крикнул он. – Сейчас! Держи! Вот! На! Укутай!

Он обернул их просторными полами, а потом снова подхватил жену вместе с ребенком на руки и помчался сквозь сухие, заснеженные, хрусткие камыши вперед, прочь от берега, туда, где были хоть какие-нибудь люди.

Тьма уже не была абсолютной, и он понял, что светает, и внезапно вспомнил, что сегодня первый день Масленицы, пятое марта. Но он еще не знал, радоваться ему или горевать – слишком зыбким и слишком ненадежным было их спасение.

Священник бежал по колено в снегу, раздвигая и подминая камыши и проваливаясь во внезапно подступившую воду. Где-то далеко в подсознании прозвучала фраза из радиопередачи о затянувшемся ледоходе и предпринятыми МЧС мерами – они, кажется, взрывали ледяные поля толовыми шашками. Вот и пошел ледоход сразу, рывком, единой массой…

Отец Василий увидел стоящее в туманной мгле, как маяк, одинокое дерево и кинулся к нему. Где-то здесь пошло возвышение, а значит, совсем скоро они выберутся из прибрежной полосы и начнутся дороги, сторожки, посты ГИБДД и рыбнадзора, а значит, люди и тепло…

Единым махом он взбежал на косогор, жадно огляделся и почувствовал, как волосы на спине медленно встают дыбом. Потому что впереди, и это было отчетливо видно, даже невзирая на сумеречный полумрак раннего утра, простиралось рвущееся, стонущее и стремительно движущееся, такое же, как и то, что он оставил позади, ледяное поле. Они были на острове.

О том, чтобы попытаться добраться до берега, нечего было и думать. Ледоход словно взбесился: он ломал и подминал под себя прибрежный камыш, выбрасывал огромные, холодные глыбы на берег, чтобы через несколько секунд снова сбить их и потащить дальше. Здесь, у острова, похоже, была самая стремнина.

И тогда отец Василий оставил жену с ребенком здесь же, у большого, голого по зимнему времени дерева, и бросился в камышовые заросли. «Тепло! Главное, чтобы им было тепло!» – твердил он, судорожно ломая и собирая в одно место сухой камыш. А потом обхватил гигантскую кипу, прижал ее к груди и помчался назад.

– Как ты?! – крикнул он, расстилая камыш с наветренной стороны.

– Холодно, – сиплым голосом пожаловалась Ольга.

– Сейчас будет тепло! – пообещал он и кинулся за второй охапкой.

Он таскал и таскал камыш, пока стопки не окружили Ольгу и ребенка толстенной полутораметровой высоты стеной со всех сторон. Он стащил с себя подрясник и жилет. Но Ольга все равно мерзла. Видимо, сказывалась кровопотеря. Малыш тоже чувствовал себя неуютно и тихо, жалобно мяукал из-под не слишком теплой отцовской рясы.

Священник затравленно огляделся по сторонам. Он не знал, что еще можно сделать. Что-то такое он помнил… Было что-то…

– Оля! – крикнул он. – Дай-ка посмотрю, что в карманах!

Он жадно кинулся обшаривать наброшенные на жену вещи.

– Где-то здесь… – твердил он. – Я же помню… Вот!

Отец Василий достал из карманов жилетки отобранный у Моргуна газовый баллончик, наручники и этот кожаный футляр… Заглянул внутрь… Точно! У него на ладони лежала зеленая дешевая китайская зажигалка.

Священник стремительно стащил в кучу немного камыша, переломил его несколько раз, поставил шалашиком и щелкнул маленьким рычажком. Вспыхнул голубой огонек, и от камыша потянуло теплым, пахучим дымком.

– Господи! – возликовал он. – Спасибо тебе! Спасибо, господи!

Ольга придвинулась к огню, и он принялся накидывать на кучу новые и новые партии камыша, пока пламя не стало сильным и ровным…

С этого момента его единственной целью стало поддержание огня. Понимая, что укрывающие Олюшку и малыша от ветра камышовые стены разорять нельзя, он носился как угорелый, чтобы поспеть с новой добавкой топлива, пока старое не прогорело до конца. Он не успевал, и костер затухал, и священник дергался, разжигал костер снова и снова, и таскал, таскал и таскал.

Он в десятках мест в кровь изрезал свои ладони, дважды чуть не подпалил бороду, но работал, как заведенный, не останавливаясь ни на миг. Он не мог позволить себе ни секунды простоя.

– Ну, как ты? – время от времени наклонялся отец Василий над женой. – Как?!

– Уже лучше… – жалея его, шептала посиневшими губами Олюшка. – Намного лучше… Только… мне кажется…

– Что? – похолодел от страшного предчувствия священник. – Что?

– Мне кажется… ему пуповину надо… завязать.

Священник стукнул себя по лбу, решительно оторвал от кожаного футляра тонкий ремешок и осторожно отодвинул рясу. Ребенок мирно лежал на Ольгином животе, присосавшись к материной груди, а его пуповина… Ольга так и держала ее, зажав пальцами.

– Рука устала держать, – смущенно пожаловалась она.

Отец Василий встал на колени, дрожащими руками перетянул пуповину ремешком, еще раз, еще… а потом глубоко вдохнул и, наклонившись и собрав все свои душевные силы в один кулак, перегрыз теплую, скользкую и соленую уже ненужную плоть. И никогда в жизни ему не было так трудно, как в эти несколько секунд!

– Все? – заглянул он в смущенные, словно в этом была и ее вина, Ольгины глаза.

Она молча кивнула.

Священник с облегчением поднялся на ноги и снова помчался собирать топливо для постоянно затухающего костра.

Но только к полудню ему повезло. Уже вымотавшись до предела, священник наткнулся на целое месторождение просохшего плавника и понял, что спасен. Многолетние завалы трухлявого дерева горели намного медленнее, чем камыш, и давали куда как больше тепла, и он смог хотя бы на некоторое время приостановиться, чтобы обдумать положение.

Ольге было плохо и холодно: это он видел. И ей бы сейчас вовсе не помешало хоть немного перекусить. Но вокруг расстилались только сухие, ломкие камыши да бескрайние стонущие и стреляющие ледяные поля.

Он влез на дерево и еще раз внимательно осмотрел возможный путь к берегам. И еще раз понял, что пробиться сквозь эту вакханалию разбушевавшейся стихии невозможно. Наверное, будь он один, он бы рискнул и рванул бы по несущимся льдинам… но Ольга и малыш отчаянно нуждались в нем, и рисковать он просто не имел права.

Метель давно стихла, но солнце так и не появилось. Напротив, с неба посыпался мелкий, противный дождь, и отец Василий осознал, что это все очень надолго и спасшими их поначалу «пожарными» мерами уже не обойтись.

Он притащил с найденной им залежи плавника пару десятков стволов и принялся методично, основательно строить шалаш. Ему не приходилось этим заниматься с самого детства, но руки словно сами знали, что делать, и через каких-нибудь пару часов шалаш был готов: прочный, сухой, с лежанкой на возвышении и дымоходом для неизбежного в их положении круглосуточного костра. И ничего, что камыш был колким, а лежанка получилась маленькой, главное, что здесь было сухо и не дуло.

Священник помог Олюшке перебраться из временного убежища и с облегчением пустил заготовленные ранее «снопы» на дополнительное утепление стен их нового жилища. Затем он осторожно перетащил костер и только теперь признал, что сделал все, что мог. Священник завалил выходное отверстие матом из камыша и с облегчением подсел к Ольге. Здесь было тепло, темно, тихо и невероятно уютно… Она положила голову ему на плечо. Страшно хотелось спать; после этой сумасшедшей ночи он буквально разваливался на куски.