Михаил Рогожин - Билет в никуда Страница 57

Рваный понял, что от него ждут ответного шага.

– Много лет назад, когда мне позволили впервые участвовать в совете, я понимал, что каждое мое слово должно подтверждаться делом. Поэтому говорил мало и отвечал за сказанное. Кишлак с сегодняшнего дня – мой враг, и никто не вправе меня осудить за ту кровь, которая прольется. А капиталы Груши вам придется предоставить под мою опеку, иначе война может продолжиться.

– Это ультиматум? – спросил Унгури.

– Нет. Ответ на ваше согласие путаться с такой дешевкой, как этот щенок.

В ответ Кишлак расхохотался и, похлопывая Вейко по колену, заверил:

– Тебе придется опекать еще и деньги Рваного, если он все не раздал сиротам!

Батя оценил сложившуюся ситуацию и заключил:

– Опеку над капиталами Груши лучше уступить Рваному. Согласимся с его доводами.

Никто не возразил. Даже Вейко, понимая, что в войне с Кишлаком тому будет не до контроля.

Рваный с достоинством сел в кресло, отвернувшись от Кишлака. В душе он был рад разразившемуся скандалу. Уж очень многие стали списывать его со счетов. Пора дать понять, какая за ним накопилась силища. И лучше всего продемонстрировать ее на таком отрепье, как Кишлак. После безусловной победы Рваный займет ступеньку первого ранга в их иерархии.

Кишлак тоже остался доволен. Он знал отношение к Рваному, и то, что Батя вывернул таким образом решение об опеке, означало, что на долгую жизнь Рваного уже никто не рассчитывает.

Из всех присутствующих больше всего забеспокоился Цунами, хотя и не подал вида, теребя узкую серебристую ленту бородки. Начавшаяся война отвлечет Кишлака от захвата банка, а дальше с этим тянуть нельзя, ведь именно деньги, полученные в результате операции, Цунами собирается объявить своим взносом в фонд «Острова России». Рваного Цунами недолюбливал, но и не считал его таким уж недостойным соперником. А гибель Кишлака во многом могла ослабить позиции, занимаемые Цунами. Поэтому-то он решил тайно принять сторону Кишлака или вообще обойтись без него. Труп в любом случае будет повешен на «отмороженного».

После вспыхнувшей стычки отпало настроение обсуждать остальные дела. Первым каминный зал покинул Рваный. Прошел мимо Кишлака с высоко поднятой головой. Тот ему вслед сделал похабный жест.

Батя подождал, пока отправился домой Унгури, а возбужденный скандалом Кишлак потащил Вейко поминать Грушу, и, оставшись вдвоем с Цунами, попросил:

– Толя, не будем кичиться связями. Я – человек осторожный, придерживаюсь заповедей Господа нашего, поэтому долго раздумываю над сущностью каждого поступка. Идея с островами – блестящая. Хвала тому члену правительства, которому она пришла в голову. Но чем меньше хозяев будет у этих островов, тем спокойнее. А то ведь на смех всему миру могут начаться настоящие войны в Японском море. Остров Кишлака объявит войну острову Унгури! Японцы ж с ума сойдут. Мы с тобой, или я сам, должны встретиться с премьером и выбить себе полноту власти на всех островах. Иначе вкладывать такие капиталы не имеет смысла.

Цунами ждал чего-нибудь подобного. Батя любил перед тем, как принять решение, долго вилять по сторонам. При его серой внешности партийного чиновника редко кто мог распознать звериное чутье на опасности. Вот уж кто умел вычислять ситуацию до самого последнего хода! Без участия Бати нечего было и думать о каких-то деньгах. Стоит ему заподозрить неладное, и он мгновенно пасанет, а за ним – и все остальные.

– Хорошо, – кивнул Цунами. – Попробую сделать так, чтобы постановление было подписано прямо при тебе. Устроит?

– Ты меня правильно понял, – согласился Батя, точно речь шла о расписывании очередной «пульки».

Довольные полным взаимопониманием, они расстались… А в вестибюле Дома работников искусств в это же самое время происходила примечательная сцена отъезда Рваного. Не успели участники совета разойтись, как на улице вспыхнула его «БМВ». Он, в окружении четырех телохранителей, ощетинившихся пистолетами, нырнул за стойку гардероба и по радиотелефону дозвонился до Петровки. Оттуда немедленно прибыл ОМОН, уложивший на пол всех, кого застал в вестибюле. Начальник хотел заняться гостями ресторана, но Рваный заявил, что там проходят поминки по знаменитому оперному певцу и не стоит тревожить людей.

ОМОН в ресторан не вломился, а друзья Рваного пустили по столам слух, что только благодаря его огромным связям удалось избежать повального ареста.

Кишлака принялись упрекать, что из-за глупой затеи с поджогом машины средь бела дня, в центре Москвы, все участники поминок чуть не загремели на Петровку. Атмосфера вокруг него накалялась, и Кишлак благоразумно предпочел тихо исчезнуть. Зато слух о войне между Рваным и Кишлаком мгновенно оказался у всех на устах. Забыв о мертвом Афанасии Груше, представители криминалитета со знанием дела принялись спорить о том, кто победит. Мнения разделились. Многие отдавали предпочтение Рваному. Он слыл хитрой лисой и головастым мужиком. Наиболее осторожные и дальновидные «авторитеты» засобирались на Канарские острова, разумно предполагая, что в Москве будет слишком много крови, после чего менты начнут хватать всех подряд.

Александр переоделся в лифте и выбросил милицейскую форму на двенадцатом этаже. Вышел во двор, поздоровался с сидящими на лавочке у подъезда старухами и легкой походкой направился в сторону метро. Ему поскорее хотелось слиться с толкающейся, потной и раздраженной массой народа. В «Пекин» возвращаться не рискнул, а решил поехать к Вениамину. Тот уже несколько дней сидел дома, приводя в порядок документы по регистрации фонда «Острова России». А Шлоссер в ожидании обещанного «мерседеса» мотался по Москве на его старенькой «БМВ».

– Саня, друг, ты куда исчез?! – обрадовался, увидев его, Вениамин.

– Текучка заела, – вздохнул Курганов и, не заходя в комнату, попросил, – позволь, приму душ, а то одежда к телу прилипла.

Погрузившись в ванную с прохладной водой, он закрыл глаза и чуть не вскрикнул, так как совсем реально вдруг увидел белое от страха лицо жертвы и брызнувший кровью глаз, продырявленный пулей. Быстро открыл глаза. «Нервы становятся ни к черту», – подумал про себя. Ведь если разобраться, то сегодня он убил какого-то подонка, предателя. Из-за которого, возможно, пострадало много людей. По факту этого убийства менты и дело-то открывать не будут. Сразу сдадут в архив. Поэтому нечего расслабляться и позволять воспоминаниям накатываться на него.

Чтобы хоть как-то себя взбодрить, Александр принялся рассуждать о своих отношениях с Цунами. После оказанной услуги можно рассчитывать на какое-нибудь спокойное хлебное местечко. Зашибать понемногу деньгу и ждать, когда придет черед грабить банк. Однако удивился собственному безразличию к устройству дальнейшей жизни. Ради чего суетиться? Рано или поздно на него снова насядет Манукалов и заставит работать на себя. От этой гниды, похоже, не избавиться до самой своей смерти. То, что он предложил кого-нибудь убить, сомнений не было…

Александр с раздражением подумал о своей беспомощности перед «комитетчиком». Один выход – просить защиты у Цунами. В ванную вошел сияющий от радости Вениамин.

– Не поверишь! Что она мне сейчас сказала! А! Саня! Жизнь прекрасна и удивительна! Она меня простила!

– Кто? – не понял Курганов, с трудом оторвавшись от тяжелых размышлений.

– Кто, кто? Эдди! Я ведь названиваю уже вторую неделю. Только Шлоссер за порог, я – на телефон. Сначала и говорить не желала. Повторяла – «май ман, май либер ман…», я уж надежду потерял. А потом оттаяла. Ты хоть знаешь, кого грохнул? Профсоюзного лидера! Выступал против втягивания турок в наркобизнес и добился отправки на родину нескольких рабочих, замеченных в сотрудничестве с мафией. Так что становишься потихоньку мафиози.

– Забудь об этом, – вяло отреагировал Курганов.

– Да. Извини. Черт с ним, с турком. Но Эдди, Эдди… не поверишь, но я ее все-таки уведу от Шлоссера!

– Зачем?

– На такие вопросы отвечать бессмысленно. Ты ведь тоже собираешься жениться на Терезе Островски?

– Но она – единственная достойная женщина в мире.

– Кого достойна?

– Ну, хотя бы меня… – Александр, глядя на Веню, снова захотел ощутить то волнение, какое его охватило, когда он вошел в ванную комнату, где в бассейне лежала она. Но ничего подобного не произошло. Стало даже обидно.

А Веня продолжал с упоением рассказывать о Эдди.

– Мой фонд будет ворочать миллиардами. Уже сейчас даю бесплатно Шлоссеру «мерседес», чтобы не переживал из-за своей паршивой «ауди». А себе возьму «линкольн». Зря ты тогда с Инкой не поладил. Девка хорошая, с хваткой. Крепко держит Манукалова за хобот. Сейчас я уже на несколько ступенек выше Шлоссера, а через полгода, когда начнем торговать островами, и вообще приобрету статус бизнесмена международного уровня. Знаешь, что тогда сделаю?