Михаил Нестеров - Спящий зверь Страница 57

Араб появился в начале девятого вечера. Он не стал проверять, есть ли посторонние в доме, — чтобы услышать предстоящий разговор, подойдет даже простенький диктофон, скрытый где-нибудь в комнате. К тому же Лев в любой момент мог прекратить беседу, почувствовав провокацию.

В квартире было чисто. Обои теплых тонов, с которыми гармонировали занавески, крашеный пол. Диван у дальней стены заправлен толстым полосатым пледом. Кресла с деревянными, изрядно поцарапанными подлокотниками стояли рядом с журнальным столиком, на котором лежала кипа газет и журналов, напротив пялился пустым экраном телевизор. «Стенка» под дуб заполнена книгами и хрусталем.

Сейчас занавески были распахнуты, створка окна, за которым просматривался обычный, ничем не примечательный двор, открыта.

Олег в общем-то не удивился приходу Араба. Он слышал, на что способен бывший разведчик, именно поэтому и пригласил сюда. Без уверенности в Радзянского мог бы и не начинать того короткого разговора во время свидания Араба с дочерью.

И вот он здесь, каким-то образом обманувший охранников. А ведь Руслан уверен, что наемник улетел в Москву.

— Выпьете? — спросил Олег, предлагая гостю место за круглым столом. Он невольно затягивал время, думая, что, возможно, совершает ошибку. В руках он держал бутылку имбирного бенедиктина, который Людмила берегла к дню своего рождения. — Отличный ликер.

— Последнее время я предпочитаю паршивые напитки, — отозвался Лев, присаживаясь. Глянув на пожавшего плечами собеседника, поставившего бутылку, все же согласился: — Налейте чуть-чуть.

Олег дунул в стакан и плеснул туда ликера. Спохватившись, круговым движением покачал стакан, споласкивая, и выплеснул янтарную жидкость в окно. Если б только видела Грязнова, как обращаются с дорогим напитком, так бережно хранившимся в шкафу.

Олег снова взялся за бутылку, в этот раз налил и себе.

— Как Лена? — устало осведомился Радзянский.

— Нормально. Когда уезжал, настроение у нее было хорошее.

— Надеюсь, тот словоохотливый парень внял вашему совету и перестанет докучать девушке.

— Вы о чем?.. — не сразу сообразил Олег. — А, это про Чистякова, что ли? Нет, с ним проблем не возникнет.

— Так это и есть тот самый Леша Чистяков?.. Ну-ну.

— Откуда вы его знаете?

— От одной старой знакомой. Но это неважно. Это ваша квартира? — Радзянский демонстративно повел головой. — Спрашиваю не из праздного любопытства.

— Нет, моей жены.

— Это не одно и то же?

— Бывшей жены, — поправился Олег.

— Понятно. — Лев пригубил напиток и отставил стакан в сторону.

— Мы с вами уже виделись — в отеле, помните?

— Я многое помню — первую любовь, первый поцелуй, первый синяк под глазом... У меня мало времени, ближе к делу.

«Давай!» — скомандовал себе Олег, решив начать с главного.

— Вы знаете человека по имени Василий Ефимович?

— Возможно, — кивнув, ответил Радзянский. Как и в случае с Пугалом — когда тот, делая Льву предложение «понизить в должности» одного из своих друзей, не сказал ничего конкретного, но в то же время слишком много, — так и в вопросе этого парня четко просматривалась схожая неопределенность. Неужели все может повториться?

В его жизни был только один человек по имени Василий Ефимович, а Скачков имел в виду именно Шерстнева, сомневаться в этом не приходилось.

Еще ничего определенного, а горло моментально высохло. Лев потянулся к стакану, сделал глоток.

— Возможно, — повторил он, — я знаю человека с таким именем.

— Но вы не знаете, что он вот уже несколько дней является моим гостем.

Освежающая — она же сумасбродная — мысль: «Старик пришел мне на помощь. А этот парень...» И — контрастный душ из последующих слов Олега, леденящий сердце:

— Он приехал, чтобы взять руководство на конечной стадии операции — им же и разработанной. Это не мои слова, а Шерстнева.

Радзянский долго и неотрывно смотрел на собеседника. Во второй раз за короткий промежуток времени Лев попадал в плен случая, когда никаких доказательств не требовалось. Во второй раз он сталкивался с предательством. Вначале его предал человек, которого считал другом, а теперь... Теперь тот, кого он считал вторым отцом.

— Плесни-ка еще, — попросил Радзянский.

Олег выполнил просьбу, с неведомым до сей поры чувством наблюдая, как увлажнились глаза Араба. Когда Лев, чуть запрокидывая голову, осушил содержимое стакана, взгляд его стал едва ли не равнодушным.

Лев вспомнил свой последний визит к Василию Ефимовичу, непреодолимое желание раскрыться перед стариком, облегчить свою душу...

— Мне нужны доказательства.

Олег пожал плечами и набрал номер своего домашнего телефона. Несколько секунд тишины, и он приветствовал Шерстнева, снявшего трубку:

— Алло, Василий Ефимович?.. Не соскучились там без меня? — Олег быстро протянул трубку Радзянскому, и Лев услышал до боли знакомый голос, сейчас прозвучавший ворчливо:

— ...родственник, чтобы скучать без тебя. Мне и одному неплохо.

— Что вы сказали? — спросил Олег, принимая от гостя трубку. — А, понял. Через часок буду. Прихватить чего-нибудь на ужин?..

Окончив разговор, Олег развел руками: «Вот такие дела».

— Давно он у тебя квартирует?

— Явился на третий день после твоего отъезда, — переходя на «ты», ответил Олег. Интуитивно подумал, что не ошибся, сдавая Шерстнева Арабу. Попутно отметил, что можно жить или избегать опасностей, закладывая всех подряд. И, ежели, конечно, почувствует исходящую от Радзянского угрозу, сдаст и его. Кому? Время подскажет. Как подсказало уже дважды.

Пока же никакой угрозы он не чувствовал. Он нужен Радзянскому — тут дело не в Шерстневе, со стариком, считай, уже проехали, — нужен по той причине, что в любой момент может увидеться с Еленой, проконтролировать ситуацию, может узнать, что готовят на финал Арабу. И будет постоянно держать Радзянского в курсе дел. Но главное в другом: Араб, имея союзника, может покончить с этим делом в короткие сроки. К чему ему возвращаться в Москву, когда вот сейчас, не вставая с места, он может узнать местонахождение Лены, Руслана; а сутки назад мог узнать, как и где можно убрать Полякова.

Убрать Полякова...

«Неужели?!»

Олег тряхнул головой. Нет, не может быть. Но теперь у него с Радзянским наладились какие-никакие доверительные отношения, ничего страшного не случится, если даже спросить в лоб.

— Полякова ты убрал?

С таким же успехом Олег мог спросить: «Ты сейчас в Москве?» — и на оба вопроса получить положительные ответы.

Лев промолчал. Пододвинув пепельницу ближе к себе, он смотрел в одну точку и глубоко затягивался. В чем-то мысли его совпадали с думами Олега. В голове его рождался очередной план, но еще многое было неясно. К тому же мешали сосредоточиться маячившие перед глазами образы Шерстнева и Бориса Левина.

«Ладно, я оборотень. Но кто же в этом случае они?.. Как они умудрились спеться, какие причины двигали ими? Неужели только деньги?.. А Боря... Он вдвойне предатель. Как и почему он решил рассказать Шерстневу об их совместной работе? А Василий Ефимович — у него-то какая причина?.. Тут должен быть обоюдный интерес, где деньги стоят на втором месте. Допустим, Боря, взявшись за это дело, почувствовал на определенном этапе, что силенок у него маловато, и обратился к Шерстневу за помощью. Неплохой ход — если таким вот образом, помогая Борису, Василий Ефимович отомстил своему ученику за долгие годы притворства и тому подобное».

Араб скривился от такого объяснения. К тому же Олег довольно уверенно, наверняка отдавая себе отчет, сказал, что эту операцию готовил лично Шерстнев и прибыл, чтобы присутствовать, как на финальном матче, при ее окончании.

Как бы то ни было, объяснения он мог получить только от Шерстнева. Однако уже сейчас тревожил заглохший вдруг профессиональный интерес старого разведчика: оказывая помощь Радзянскому, тот прятал Левина у себя на даче, имея на то веские причины. И первая из них — сам Радзянский, который, прежде чем убрать Левина, узнал бы от него многое, собственно, то, что хотел сказать Борис, но не успел. А вот сейчас настораживала оперативность Шерстнева, который всего за несколько часов собрал ровно столько информации на Иванова, сколько требовалось. Сейчас — и только сейчас — можно было предположить, что на тот момент у Василия Ефимовича уже было готовое досье на бизнесмена. И главное: старик был вторым и последним человеком, который знал о дочери Радзянского, — однажды он, в очередной раз «подзаряжаясь», доверился Василию Ефимовичу. Не мог не рассказать, поскольку в тот момент чувствовал себя настолько паршиво, насколько может чувствовать себя человек, с интервалом в три месяца похоронивший отца и мать, оставаясь на этом свете один. Впрочем, не один. Вот это и сгубило. Что бы ему в то время «поплакаться» другому человеку, Татьяне, например, глядишь, все было бы по-другому. Смалодушничал? Вряд ли, просто продолжал держать слово.