Саша Южный - Короли улиц Страница 59

— Посмотрим, — сказал Вечер.

Теперь он сам собирался атаковать.

Прозвучал гонг, и Бультерьер, руша все его планы, вылетел из своего угла как ракета. Он умудрился набрать такую скорость, что его не остановил встречный удар ногой. Бультерьер прикрылся от него пассивным блоком и едва не сбил Вечера с ног. Того спасли канаты. Соперники вошли в клинч, рефери растащил их и жестом приказал продолжать бой. Дистанция оказалась короткой. Они перешли на обмен ударами. Вечер был быстрее Бультерьера, и тот пропустил несколько прямых в лицо, но, похоже, даже не обиделся и не прекращал попытки достать Вечера кулаками. Тот, медленно отступая, обрабатывал противника руками, не забывая про оборону. Он работал на два уровня: живот и голова, два прямых и один боковой справа.

Бультерьер, пропустив очередной удар, вдруг застыл на месте. Рефери тут же оказался рядом, показывая нокдаун. Вечер отошел в сторону, ожидая, пока противник придет в себя. Бультерьер, видимо, плохо понимая, что происходит, сделал попытку ударить рефери, и тот отпрянул назад. Глаза Бультерьера наткнулись на Вечера и стали более осмысленными, а в следующий момент он бросился на него. Вечер сделал то же самое. Они стартовали почти одновременно и столкнулись посредине ринга, грудь в грудь. Вечер был массивней, с рывка набрал большую скорость, чем Бультерьер, и сбил его на пол. Он тут же вскочил, и в это время прозвенел гонг.

— Этот бой публика запомнит надолго, — говорил Сева, вытирая ему пот с лица. — Только выиграй, Вечер.

Вечер молчал. Он подумал, что за весь бой не провел ни одной атаки. Бультерьер постоянно опережал его.

Когда прозвучал гонг, он встал с намерением атаковать первым, но вдруг ощутил, что ноги уже не так упруги. «Черт, — подумал он, — похоже, я слегка выдохся. И не мудрено при таком темпе». Они с Бультерьером дрались практически от гонга до гонга. Никто из них не кружил, не выжидал. Только бесконечные удары.

Вечер метнулся навстречу Бультерьеру, в последний момент, прокрутившись вокруг своей оси, ушел с линии атаки и оказался за спиной противника. Едва тот повернулся, он нанес удар ногой и попал в солнечное сплетение. Бультерьер упал на колени. Согнувшись, он смотрел на Вечера налитыми кровью глазами. «Наверное, если бы он смог, он бы меня убил», — подумал Вечер.

Бультерьер встал на счете «пять», и опять все началось сначала — он атаковал, Вечер отбивался. Натиск Бультерьера не уменьшился, он был таким же, как и в начале боя. «Похоже, у этого типа недостаток ума компенсируется за счет нечеловеческой выносливости», — подумал Вечер и неожиданно пропустил прямой в челюсть. В глазах поплыли радужные круги. Он ощутил еще один удар, но устоял на ногах. Потом перед ним обрисовалось лицо рефери. Вечер потряс головой и жестом показал, что готов продолжать бой.

Когда Бультерьер накинулся на него, он ушел в глухую защиту, но все-таки пропустил один удар по почкам. Он был чувствительным. Сидя после гонга в углу, Вечер подумал, что стал уставать и пропущенные удары — верный тому признак. Наверное, у Бультерьера такая тактика — сначала вымотать противника бешеным темпом, а когда тот потеряет силы, добить.

Первую атаку Вечер отбил успешно. Теперь он уже не думал о том, как послать противника в нокаут, а старался не угодить в него сам. Пропустив пару ударов при второй атаке, он четко понял, что проиграет. Кое-какие силы еще оставались, но сколько он так еще продержится? Не лучше ли рискнуть выложиться без остатка и попытаться принять какие-то контрмеры?

В следующем раунде Вечер дал Бультерьеру такой яростный отпор, что тот от неожиданности попятился. Кулаки Вечера работали со страшной скоростью и с такой же скоростью сжигали энергию, но они пробивали оборону противника. Потом Вечер в развороте на сто восемьдесят градусов сделал обманный финт левой ногой и тут же ударил противника правой, голенью в мякоть бедра. Вечер рассчитывал повредить ему ногу и таким образом лишить скорости. Тогда, возможно, он сумеет продержаться. Ведь по очкам он пока выигрывает.

От удара Бультерьер резко встал, словно запнулся, и Вечер заторопился. Он вдруг подумал, что этого психа надо не побеждать, а навсегда выводить из строя, чтобы он больше никогда не смог выйти на ринг. Вечер, имитируя удар левой ногой по дуге, неожиданно выбросил в прыжке правую. Бультерьер одновременно с этим сделал шаг вперед и вдруг завалился на бок, тем самым избежав удара. «Ушел, гад! — подумал Вечер. У него больше не оставалось сил. Он выложился весь. — Сейчас этот псих встанет, возьмется за свое, и я буду для него легкой добычей».

Бультерьер встал, шагнул к Вечеру и вдруг опять завалился на левый бок. Вечер видел, как перекосилось от боли его лицо. Бультерьер поднял голову и посмотрел на Вечера с такой ненавистью, с которой нормальный человек смотреть просто не в состоянии. Вечер ответил ему кривой пренебрежительной улыбкой. Дескать, дерьмо оно и есть дерьмо. Сейчас придет дворник и уберет тебя с ринга. А секундой позже он отвел взгляд в сторону, чтобы не смотреть на этого больного ублюдка, и вдруг обнаружил, что они с Бультерьером не одни и что есть еще трибуны, сплошь забитые народом. Потом он услышал их шум. Зал свистел, орал, рукоплескал. Сева, позабыв о сдержанности и имидже, выскочил из своего угла и принялся обнимать Вечера.

— Вечер! Ты лучший из всех, кого я видел. Я закачу тебе такую ночь! Я!..

Бультерьера, у которого был перелом бедра, унесли на носилках. Он последний раз глянул на Вечера взглядом раненого крокодила. «Смотри-смотри, — подумал Вечер. — Теперь ты на ринг раньше чем через год не выйдешь, если выйдешь вообще».

Прошла уже минута с того момента, как рефери поднял Вечеру руку, но зал все не мог успокоиться. Он словно вызывал Вечера на бис.

— Вечер! — орал ему Сева, стараясь перекрыть зал. — Не опускай руки, приветствуй публику! Сегодня она твоя. Повернись!..

— Ты что, мой имиджмейкер? — Вечер, слушаясь Севу, поворачивался во все стороны.

Зал бесновался, кто-то лез через ряды, пытаясь прорваться к рингу, кто-то уже размахивал руками возле него.

— Да, я больше твой имиджмейкер, чем секундант. Я много чего понимаю в первом, но ни хрена не соображаю в последнем, — проорал в ухо Вечеру Сева. — Давай-давай, улыбайся. Мне кажется, ты не очень любишь людей.

— За что мне их любить? — ответил Вечер, раздвигая губы в искусственной улыбке.

— Вечер, ты кретин. Ты не понимаешь, что ли, что это все, — Сева обвел рукой трибуны, — этот кошмарный гвалт и есть те самые фанфары, возвещающие о твоем вступлении в другую, блестящую жизнь, где есть длинные черные лимузины, толпы поклонников, внимание прессы, дорогие курорты, рестораны и шлюхи.

В раздевалке ему не давали переодеться ворвавшиеся туда журналисты, и только появление Директора с двумя телохранителями позволило Вечеру принять душ.

Уже в потемках они закатились в ресторан на Софийской набережной. Метрдотель узнал Вечера, и их обслужили по высшей категории.

Было людно, играла музыка, скользили в танце пары. Вечер отставил в сторону недопитый бокал с вином и сказал:

— Знаешь, Сева, мне почему-то стало скучно.

Сева понимающе кивнул.

— Мне это знакомо, но кто сказал, что здесь будет весело? Человек, заходя в шикарный кабак, почему-то всегда предполагает, что, заплатив за дорогую жратву и пойло, он получит кроме вышеперечисленного еще нечто такое, что избавит его от хандры, паршивого настроения, одиночества. Как он заблуждается. Он платит лишь за весь этот понт, — Сева обвел вилкой ресторан. — Но разве может согреть душу вид официанта, по первому знаку спешащего к тебе на цырлах, и то, что ты в состоянии заплатить баснословную цену за блюдо с мудреным названием, ничем не отличающееся от куска мяса, приготовленного на кухне коммуналки? Если да, то ты просто жалкий болван.

— Мне трудно об этом судить. Я тут недавно подумал, что ни черта не знаю про эту жизнь в миру, как ты однажды выразился.

Сева усмехнулся:

— Уверяю тебя, ты не много потерял. Жить в миру — это значит сегодня носить ботиночки с острым, чуть загнутым носом, а завтра уже с носом чуть пошире, иначе рискуешь сойти за лоха, а еще потреблять всякое разрекламированное говно, не только желудком, но и мозгами. И после всего этого ты, конечно, вынужден покупать на ночь шлюху или нюхать кокаин, потому что душа твоя осталась голодной. Жить в миру — это значит потреблять его усредненные стандарты, завернутые в красивые обертки, или бороться с ними, что бесполезно. Ведь дураков всегда больше. А знаешь, чем закончится наш поход? — Сева вдруг заметно погрустнел. — Мы купим дорогих баб. Это самый простой и самый верный способ забвения. Здесь тебя уже не обманет никакой рекламный трюк, и это хоть немного утешает. Есть хоть что-то, в чем человека не обмануть.

Через три недели они улетели в Мексику.