Валерий Горшков - Принц воров Страница 59

— Величко…

— Что?!

— Величко, — повторил мертвым голосом Червонец. — Генерал армии Величко был связующим звеном в цепи «командир комендантской роты — Пускарев — Антонов»… Я встречался с ним пару раз по настоянию Святого и передавал информацию… Величко должен был принимать ценности от Пускарева и переправлять их через тыловое ведомство Святому. Когда взяли Пускарева и атташе, Святой организовал убийство в Лефортово Пускарева, а генерала Завадского, принимавшего груз в Москве, сбила машина. Гусь протаранил продажного тыловика, размазав по стене собственного дома… — Стреляя глазами по сторонам, Червонец в панике соображал. — Теперь понятно, что Святой лгал, говоря о том, что связь между ним и Величко утрачена и что ни одного раритета из Дрездена ему получить не удалось… но…

Слава знал, что это произойдет. Полонский вслух выстраивал логические заключения и рано или поздно уперся бы в еще одну истину.

Полонский с кривой, растерянной улыбкой покачал головой.

— …но… — в глазах его сверкнуло недоумение, — может ли быть такое, чтобы Святой говорил тебе о том, что не знает имени человека, который должен был принимать раритеты от Завадского и передавать их ему?.. — и правая рука его снова шевельнулась. — Может ли быть такое, сука ты проклятая, чтобы Святой, зная Величко, говорил тебе о том, что не знает его?!

— Вот это и есть та самая, вторая, очень плохая новость, Червонец, — резко бросил Слава, шагнув назад и напрягшись. — Ты только что сдал последнего фигуранта в деле о хищениях в Дрезденской галерее.

Наконец-то Ярослав увидел то, что прятал в своем рукаве вор. Нож хищно сверкнул при тусклом свете луны, и Червонец пошел на врага…

— Все до единого твои подельники по банде Святого мертвы… — отскочив в сторону, Ярослав изготовился к схватке. — И черта с два кто покажет на тебя как на Червонца! В твоем кармане паспорт на чистое имя, и, конечно, те двести тысяч, что ты мне отдал, были у тебя не последние!.. — Ему пришлось упасть и перекатиться, чтобы уйти от отточенного до остроты бритвы лезвия. Оно лишь вспороло материю на рукаве пиджака, сшитого Ицхаком Яковлевичем, не затронув кожи. — С таким покровителем, как у тебя, жить можно долго и счастливо!.. — Теперь перекатываться пришлось уже в обратную сторону. Бандит подступал к нему все ближе и ближе, а тесная полянка, где они стояли, была слишком неудобна для маневров. — Но вот за что тебе на суде гузно разорвут безо всяких сомнений и разговоров, так это за организацию хищений культурных ценностей с аннексированных территорий!

Отбив в сторону руку с ножом, Слава не стал перехватывать ее и ломать, хотя мог уже давно сделать это без каких-либо проблем. Заблокировав руку, он с резким выдохом выбросил вперед ногу и пробил в открывшееся перед ним солнечное сплетение. Классический удар из арсенала профессионального мастера рукопашного боя застал Полонского врасплох.

Икнув, словно после сытного обеда, он отлетел на несколько метров, рухнул на спину, но тут же, словно неваляшка, встал.

— Насколько мне известно, прославленный генерал Величко в начале этого года уволен с военной службы и решением политбюро ЦК КПСС уже назначен послом в Чехословакию. Как думаешь, Червонец, если ему пообещают жизнь, он откажется узнавать тебя на очной ставке?..

Зарычав, Полонский бросился вперед…

Встретив его ногой, не акцентируя удара, чтобы противник не отшатнулся назад, а только остановился, Ярослав резким ударом тут же пробил ему прямым правым в подбородок. Зубы вора клацнули, в глазах заметалось мутное недоумение…

Шагнув назад, Корнеев вложил в свою правую ногу всю силу и с резким, гортанным выкриком, какой не раз вырывался из него во время тренировок с Сомовым, пробил в опорную ногу Полонского чудовищный по мощи удар.

Бедро вора сломалось, как ветка под сапогом. Хруст кости раздался в ночном лесу настолько явственно, что вселил в вора ужас. Находясь в полном шоке, он ступил на свою левую, поломанную ногу, кости не сошлись, боль резанула тело, нога подломилась… И он, не издав даже звука, повалился на землю.

— Ну и остановимся на этом… — Не вытирая текущего со лба пота, Ярослав присел и аккуратно, двумя пальцами, принял из руки бандита финку. — Я тебя хотел, Полонский, просто взять. Просто взять и поработать в Крестах. — Слыша шумное приближение спецов из «Урагана», среди которых находился, конечно, и Шелестов, Слава наклонился и зашептал Червонцу на ухо: — Ты бы мне и про Величко рассказал, и про ваши дела со Святым, о которых я еще не в курсе… Ты бы мне все поведал… Но вот после твоей угарной шутки о моей жене мне захотелось сделать так, чтобы мой шутливый собеседник чувствовал себя, словно его обоссали на воровской сходке. Как думаешь, у меня получилось?..

Поднявшись, Корнеев встретил тревожный взгляд полковника. Отряхнув с рукавов своего пиджака листву, Ярослав посмотрел на лежащего у его ног Полонского и бросил:

— А Крюк говорил, что тебя невозможно не только заставить продаться, но и даже расколоться. — Насмешливо улыбнувшись, Корнеев добавил: — Немного же нужно, Альберт Брониславович, чтоб тебя расколоть. Но еще дешевле тебя, наверное, купили.

Глава 27

Через три часа после задержания Полонский Альберт Брониславович начал давать первые показания. Однако в связи с его физическим состоянием, а вернее будет сказать, с отсутствием оного он был препровожден в госпитальное отделение следственного изолятора Кресты. Из информации, которую он успел передать Шелестову до того, как ему на лицо легла маска с хлороформом, а допрашивал преемника Святого лично замначальника военной разведки СССР, и никто больше, стало ясно, что задержанный владеет гораздо большими данными, нежели представлялось о нем как о главаре преступной группы, промышлявшей на территории Ленинградской области бандитизмом. Поняв это, полковник Шелестов изолировал фигуранта от всех возможных контактов, включая появление в изоляторе сотрудников НКВД.

Однако, несмотря на все ухищрения сохранить задержание авторитетного вора в тайне, сделать это не удалось. Еще до того, как Полонского конвоировали в госпиталь, он успел назвать Шелестову имя своего человека на Ленинградском Монетном дворе. Группа сотрудников военной разведки незамедлительно выехала на территорию этого режимного гособъекта, прошла внутрь и через пять минут стала свидетелем страшного несчастного случая. Один из старейших служащих Монетного двора, художник Касторский Ролан Эммануилович, известный художник-гравер, служивший еще при Николае Втором, умудрился оказаться под катками печатного станка. Как могло произойти такое происшествие, не случавшееся еще ни разу за многолетнюю историю этого заведения, не могли объяснить ни директор объекта, ни коллеги Касторского. Безусловно, попав под катки, вращающиеся навстречу друг другу с огромной скоростью, человек обрекал себя на смерть. Другое дело — зачем он это делал?

Художнику Касторскому решительно нечего было делать ни между катков, ни рядом с ними, ни вообще в цехе, где происходила откатка готовых к печатанию купюр. Рабочее место Ролана Эммануиловича находилось в соседнем корпусе, где ему категорически гарантировалась жизнь и полная безопасность от вращающихся механизмов по причине полного отсутствия оных в художественной мастерской. Касторский мог заколоться рукояткой беличьей кисти, вонзить себе нечаянно в ухо отточенный карандаш, съесть килограмм спецкраски и умереть от запора желудочно-кишечного тракта, словом, умереть от того, что являлось частью его работы и предметами труда. Но виданное ли дело, спрашивали друг друга ошеломленные работники Монетного двора, чтобы Ролан Касторский полез в катки, да еще в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения?

Ни то ни другое объяснить было фактически невозможно. Была попытка штатного врача Двора объяснить несчастный случай сильнейшим запахом водки изо рта нарушителя техники безопасности, однако это скорее не проясняло ситуацию, а, напротив, запутывало ее еще сильнее. Дело в том, что Ролан Касторский не пил никогда в жизни. Есть такая порода людей, презираемая грузчиками и тамадами, — непьющие. К ней и относился Касторский, который ни разу не был замечен не только пьяным, но даже выпившим. Есть еще одна порода людей. Они не относятся к трезвенникам, однако никогда не дадут повода подумать о себе окружающим, будто они выпили, словом, пьют много, но не пьянеют. Однако никто не видел Касторского и пьющим! Он пил, выпивал много, но это были молоко, чай и квас.

— Ай-я-яй, — посочувствовал лежащему на прокатном стане размозженному Касторскому капитан военной разведки Павел Шелестов, — как же это он так?

— Может, самоубийство? — предположил директор предприятия.

Шелестов ничего на эту совершеннейшую глупость не ответил, подошел к телефону и набрал номер, разглядеть который директору не удалось.