Лев Пучков - Мертвый город Страница 6

Узнав от пацанов о переселении, Иван лично понаблюдал за объектом, сделал вывод, что это надолго, если не навсегда, и… тотчас же слил «дезу» ДНД. В методику углубляться не будем, хлопцы из ДНД — это горожане, они живут здесь с начала времён, и со многими из них Иван знаком с детства.

Суть «дезы» на все сто совпадает с логикой обстановки: у «курков» большие потери, не хватает народу для охраны и обороны гипермаркета, поэтому большую часть бойцов с хлебозавода перевели туда, а здесь оставили небольшой караул в составе отделения.

Таким образом, сейчас мы можем наблюдать результат этого импровизированного информационного вброса, а проще сказать — провокации: два десятка бойцов ДНД с наступлением сумерек засели в кустах у левой оконечности сквера и «пасут» хлебозавод. И теперь всё будет зависеть от того, что они там выпасли за ночь.

Если хлопцы из ДНД не просекли, что «курки» переехали (если в течение ночи не было массовых миграций между крайним домом жилого квартала и хлебозаводом), и решат, что противник действительно забрал большую часть контингента в гипермаркет, а здесь оставили всего лишь одно отделение…

Дальше, наверное, все и так догадались: вполне вероятно, что в таком случае ДНД нападёт на хлебозавод и попытается его отбить.

Прогноз такой: нападут либо на рассвете, либо к вечеру, в сумерках. Поэтому сидим и ждём. Если сейчас ничего не будет, возвращаемся домой, к сумеркам опять подтянемся сюда.

Почему не ночью? А для ночной работы у них ничего нет: ни специалистов такого уровня, ни подходящей экипировки, тех же приборов ночного видения. Это ведь в нормальном населенном пункте можно работать по ночи, когда двор хорошо освещён фонарями и в окнах горит свет. А ты попробуй сейчас разгляди, кто там и где, когда в складской подсобке горит тусклая керосинка и всё — никаких других источников света больше нет. Думаю, не стоит даже и говорить о «контроле за обстановкой». Бойцам ДНД сейчас проблематично определить, есть часовой снаружи, у склада, или нет, если только он (часовой) не курит и не разговаривает вслух в полный голос.

То есть в настоящий момент они «слепые», ничего не контролируют и ориентируются только по тем данным, которые получили при наблюдении в светлое время суток.

— Думаешь, по темноте не полезут?

— Да кто их знает… — Иван сомневается. — Не должны вроде, но… Дуракам закон не писан, могут напасть и ночью. Да чего гадать: подождём, посмотрим, что у них там получится…

Сидим.

Слушаем.

Нюхаем.

Ветер понемногу меняется и дует слева, наносит от сгоревшего квартала резкий запах гари. Сказал бы, «воняет палёной человечиной», но настаивать на такой формулировке не буду. Тут больше какой-то дрянной химией пахнет, поэтому такой резкий аромат.

Про пожары. Вроде бы засухи нет, зима на дворе, всё завалено снегом — и тем не менее Город активно горит. Все понаделали себе печек из чего придётся, отапливаются кто как может, так что о какой-либо пожарной безопасности даже и говорить не приходится. Удивительно и странно: кирпичные дома полыхают не хуже деревянных.

Сейчас уже и не вспомню, видел ли я в Москве живьём хотя бы один пожар. О пожарах я обычно узнавал из телевизора и то, как правило, о каких-то глобальных, с множественными жертвами и большой площадью возгорания. Да, и в таких сюжетах обычно под занавес показывали какого-нибудь бравого пожарного начальника (в каске и с мужественным закопчённым лицом), который уже рапортовал об успешном тушении и всяческих мерах по предотвращению.

В Городе не функционирует ни одно пожарное депо, поэтому любое возгорание — сугубо личная проблема возгоревшихся. Горожане с этой проблемой справляются из рук вон либо не справляются вовсе. Как-то уже образовалась нехорошая «традиция»: если не успели потушить отдельно взятую квартиру и занялась соседняя, то в итоге обычно выгорает дотла весь дом. Потом погорельцы вынуждены среди зимы искать себе убежище, и далеко не у всех это получается.

Нет, погреться пустить — не проблема.

Но, напомню, в Городе свирепствует голод. Понимаете, да? Они ведь практически голые, без запасов, без одеял, без сменной одежды, у них всё сгорело. Так что скверная шутка мирного времени «лишний рот хуже пистолета» — она теперь вроде как уже и не шутка вовсе.

Часа за полтора до рассвета с левой оконечности сквера в сторону ворот хлебозавода начинается движение.

То есть мы тут прилежались, присмотрелись, привыкли к шевелящимся сгусткам тьмы на краю сквера, которые регулярно мигрируют в тыл и обратно (представляете, эти балбесы отползают за кустики покурить и чёрт там знает что ещё поделать)…

И вдруг — раз-два, и эти сгустки организованно потекли к воротам!

— Мужики, гляньте — ЭТИ там поползли, что ли?! — первым движение заметил зоркий сокол Гена.

— Ох ты, мать твою… — огорчился Иван. — Точно, дуракам закон не писан… Так, ребята, приготовились. Как всё начнётся — рывок к забору. По прямой, кратчайшим путём.

Через пару минут у ворот разом вспыхивают несколько фонарей и тотчас же начинается стрельба.

— Ждём, когда все во двор втянутся! — взбудораженно уточняет Иван. — Нинок, ты в замыкании идёшь.

— Есть, — по-военному отвечает Нинель и, придвинувшись ко мне, обдаёт ухо жарким дыханием: — Ты смотри там, не лезь на рожон!

— Угу, обязательно…

Мы лежим, вжавшись в снег, лихорадочно раздёргиваем целлофановые пакеты на стволах и ждём, когда же они там все втянутся. Было бы славно, если бы они не втянулись, а организованно сдохли всей толпой, но чудес не бывает, всё в этом проклятом Городе приходится делать своими руками.

Вскоре фонари исчезают из виду, над забором начинают хаотично скакать световые столбики, а вся совокупная стрельба, если будет позволено так выразиться, перемещается во двор.

— Пошли! — командует Иван.

Обмирая от страха, мы шлёпаем через пустырь.

Да, именно шлёпаем, неуклюже, вразвалочку. Бежать тут не получается, глубокие сугробы, лыжи проваливаются, мы как те пингвины-увальни, шлёп-шлёп, в полный рост, на одной линии.

— Та-та-та-та! Та-та-та-та-та-та! — во дворе лупят очередями, дурным шакалом визжит рикошет, попадают там во что-то железное.

Господи, что мы делаем… Тут кругом лысо, сейчас нас всех могут положить одной очередью…

— Та-та-та-та! А-а-а-а, мамм-мма! — Кто-то там уже заполошно орёт, словив пулю.

Так вот, тут лысо, там стреляют, а мы — в полный рост!

Мать твою, Ваня, мы правильно ли всё делаем? И без того терзаемая страхом душонка моя, мечущаяся как заяц, удирающий от борзых, переполнена такими жуткими сомнениями в правильности выбранной тактики, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не упасть в снег и не ползти…

Спокойно, Саша, спокойно, ты можешь…

Сдерживаюсь потому, что остальные идут в рост, в том числе и Нинель. Нехорошо сейчас падать, во всех смыслах неловко.

Слава Богу, наконец-то добрались.

Всё-таки лыжи — это сила. А ну-ка попробуйте прогуляйтесь по таким сугробам без лыж, я на вас посмотрю.

Сидим на углу, прилипнув к забору. Мы с Иваном с этой стороны, остальные за углом. Вот они ворота, три десятка метров. Во дворе не прекращается стрельба, где-то в районе склада. Понятно, что с ходу склад взять не удалось, «курки» успели занять оборону.

Похоже, всё идёт по сценарию Ивана: со стороны крайнего дома через сквер пошло движение, слышны возбуждённые крики, мелькают лучи фонарей. Быстро подхватились!

Сидим опасно, кто его знает, что там накануне пило подкрепление, спешащее через сквер, ещё начнут палить издали в никуда, для острастки.

— Ты бы за угол сдал, — предлагает Иван.

Мысль рациональная, за углом безопаснее. Но я стоически отказываюсь. Это ещё разобраться надо, что лучше — изнывать в неведении, ежесекундно спрашивая «Ну что там?!», или лично контролировать обстановку. Лучше всего, конечно, сидеть за углом и выглядывать, высунув личико… Но эту позицию уже занял проворный Митя. Не гнать же его оттуда.

Фонари, спешащие через сквер, всё ближе, их лучи уже лижут ворота.

— За угол! — командует Иван.

Я сдаю за угол, Иван теснит Митю и занимает его место.

Сидим, не высовываемся. Слышен гомон, толпа всё ближе. Плохо я о них подумал: никто пока не стреляет.

Спустя несколько мгновений у ворот начинается ожесточённая пальба. Стреляют щедро, не скупясь, длинными очередями. Ох и не завидую я бойцам, осаждающим склад: получить такой внезапный подарочек с тыла — это не просто нехорошо и неприятно, а в буквальном смысле фатально.

Во дворе слышны истошные вопли, стрельба от ворот постепенно перемещается к складу. Иван выглядывает из-за угла, несколько секунд напряжённо размышляет, затем решается:

— Наш выход!