Валерий Горшков - Закон мести Страница 6

– Изверги, нелюди! – выл в голос Северов, пытаясь в очередной раз достать усатого.

– Заткнись, – резко крикнул тот и, сделав шаг вперед, вдруг неожиданно ударил Сергея ногой по лицу, тут же ретировавшись на безопасное расстояние и впервые за последние несколько минут довольно ухмыльнувшись. – Ну что, майор, доставил я тебе удовольствие, как считаешь? Молчишь? Что ж, тогда продолжим.

Внезапно ухмылка сползла с его воскового лица. Достав изо рта окурок, усатый швырнул его в откинувшегося на стену Сергея, чья правая рука машинально продолжала дергать врезавшиеся в кожу наручники.

– Четыре миллиона баксов – слишком крупная сумма, чтобы спустить ее на тормозах! Из-за твоих поганых псов я потерял не только треть всех своих денег, но и доверие серьезных компаньонов, которые теперь вряд ли рискнут иметь со мной дело. А это дорогого стоит… Так что не закатывай зенки, гондон, сейчас начнется самое интересное!

Негодяй в темных очках кивнул одному из своих бритоголовых подмастерьев, и тот протянул ему резиновую дубинку, которой ранее был оглушен Сергей. Взяв ее в руку, усатый нарочито медленно приблизился к дивану, на котором полулежала, инстинктивно пытаясь прижаться к мертвой матери, Катерина, и наотмашь ударил девочку по голове. Потом схватил ослабевшее легкое тело, рывком поставил в вертикальное положение, развернул спиной к себе и, схватив дубинку за концы, пережал ею хрупкое горло девочки. – Считай до пяти, мент! Давай, сука, что же ты молчишь?! Раз!.. Два!.. – С дьявольским огнем в вылезающих из орбит глазах усатый начал душить Катерину, все сильнее и сильнее пережимая дубинкой ее шею. – Три!.. Ну, давай, сучий потрох, умоляй меня пощадить ее! – рычал он, брызгая во все стороны слюной. – Скажи, что будешь лизать мне задницу, что сдашь мне всех своих псов на растерзание! Ну, чего молчишь!

– Я… я убью тебя… падаль!.. – шептал Сергей, с трудом шевеля разбитыми после удара ногой окровавленными губами. – Ты… подохнешь…

– Ну бля, дает, мусор непробиваемый! – недоуменно пробормотал краснорожий. – Деревянный он, что ли?

– У него, кажись, крыша поехала, – заключил второй. – Ни хера не варит!

– Четыре!.. – не спуская глаз с Сергея, продолжал свой смертельный отсчет усатый. – Пять!!! – И тут послышался хруст сломанных шейных позвонков, дубинка покатилась по ковру, и труп Катерины глухо упал ему под ноги, распластавшись в неестественной позе. Опустив взгляд, выродок в темных очках наступил на узкое запястье девочки и, приложив усилие, несколько раз повертел на нем каблуком дорогого ботинка, ломая кости.

– Но и это еще не все, майор, – снова сменив выражение ярости на маску холодного безразличия, процедил он. – Остался ты! Но в отличие от этих самок, – с пренебрежением произнес усатый, – которые отбросили лапки быстрее, чем следовало, тебе рассчитывать на такую легкую смерть нечего и надеяться. К тому же мне в голову пришла одна очень даже интересная штука.

Он вышел из комнаты в коридор, а когда появился снова, то снял с серванта керамический подсвечник с тремя свечками, поставил его на середину стола, и, чиркнув колесиком зажигалки, по очереди зажег каждую из свечей. Потом посмотрел на Сергея и злорадно улыбнулся:

– Как ты думаешь, куда я только что ходил, ментяра? Не знаешь?! Открыл все четыре конфорки в газовой плите. Очень скоро, через каких-нибудь десять-пятнадцать минут, здесь жахнет так, что повылетают не только стекла, но и стены. Я видел по телеку, как после подобной шутки в Кингисеппе в развалины превратился аж целый пятиэтажный дом… Однако мы загостились! Всего хорошего, майор! Надеюсь, мы теперь свидимся только на том свете, да к тому же не так скоро, как бы тебе этого хотелось!

Он обернулся к стоящим позади бугаям:

– Все, сваливаем! Только свяжите руки этому говнюку, чтоб не сорвался.

Глава 4

Дождавшись, когда амбал и коротышка скрутят за спиной руки Сергея, усатый еще раз оглядел квартиру и вслед за «быками» быстрым шагом вышел из комнаты.

Хлопнула входная металлическая дверь. В гулком пустынном подъезде послышались торопливые шаги. Минуту спустя внизу, под окнами, зарычал и вскоре затих, удаляясь, двигатель автомобиля. В квартире уже пахло газом. На столе, как на время отложенный, но неизбежный смертный приговор, ярким мерцающим пламенем горели три восковые свечи. Лишь одна мысль лихорадочно крутилась в голове у Сергея: выжить. Выжить, чтобы отомстить. Он должен, обязан остаться в живых…

Приподнявшись, насколько позволяли наручники, Северов сделал несколько отчаянных попыток задуть несущие ему гибель свечи, но расстояние до подсвечника было слишком велико – языки пламени, лишь слегка дрогнув, продолжали гореть, отсчитывая секунды до неизбежного взрыва. Дотянуться до ручки, открывающей окно, тоже не удалось. Тогда Сергей стал изо всех сил пытаться ударить ногой в край оконного стекла, до которого смог дотянуться, но окно, год назад обклеенное американской теплоизоляционной и бронирующей пленкой, могло выдержать даже удары молотком, лишь потрескавшись да став похожим на паутину… Время уходило. Сергей беспомощно опустился на пол, не видя никакого выхода из ситуации.

И в этот самый момент он вдруг отчетливо услышал чье-то тихое жалобное поскуливание, донесшееся из коридора. Затем из-за дверного проема показалась испуганная щенячья мордочка. Заметив сидящего на полу человека, щенок радостно завилял хвостом, подбежал к Сергею и принялся лизать его лицо.

Глядя на копошащийся рядом теплый маленький живой комочек и на распростертые на полу трупы жены и дочери, командир специального отряда быстрого реагирования питерской милиции Сергей Северов впервые за многие годы ощутил, что на его глазах показались бессильные слезы…

Щенок, недоуменно озираясь по сторонам, то и дело пряча свою маленькую мордочку в складки одежды Сергея, не переставая чихал и тихо поскуливал. Запах газа стал уже невыносимым, сильно клонило в сон. Остатками не одурманенного газом сознания Сергей понимал, что до неизбежного взрыва, который убьет и его, и прижавшегося к нему беззащитного зверька, в щепки разнесет все квартиру, остались считаные минуты. А может быть, секунды…

Последние попытки разбить бронированное стекло не принесли никакого результата. После очередного удара сильная боль пронзила ногу, она стала непослушной и беспомощной.

Сергей понял, что изменить уже ничего нельзя. Крепко прижимая к себе вздрагивающего всем телом щенка, словно пытаясь защитить его от гибели, он неподвижно смотрел прямо перед собой, на лежащие рядом окровавленные тела жены и дочери.

В душе командира СОБРа не было страха перед смертью. В ней поселилась лишь выворачивающая наизнанку боль и не желающая остывать даже перед лицом неизбежной гибели всепоглощающая, подчинившая себе весь разум, жажда мести. За все тридцать восемь лет своей жизни Сергей еще ничего так отчаянно не желал, как продлить свою жизнь до тех пор, пока выродок, торгующий «белой смертью», скрывающий свое настоящее лицо под черными очками и приклеенными фальшивыми усами, и его мерзкие напарники не будут уничтожены!

– Господи, – беззвучно шептал Северов, – не дай мне умереть раньше, чем уйдут из жизни эти подонки. Помоги мне выжить, чтобы отомстить. И я клянусь, что нарушу твою заповедь «Не убий». Если ты существуешь, помоги мне! Позволь мне отомстить!..

Все вокруг становилось туманным, теряя очертания, смысл и суть.

Вдруг, сквозь тяжелый сон, Сергей внезапно ощутил что-то очень важное, способное в секунду все изменить. Собрав в кулак остаток воли и разума, безжалостно таявшие под воздействием газа, он открыл глаза и напряг слух. Неужели показалось?!

Как сквозь ватное одеяло майор услышал знакомые звуки «Happy Birthday…» и с трудом догадался, что это трель дверного звонка… Он попробовал крикнуть, но пересохшие голосовые связки смогли издать только слабый хрип. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем заскрежетал ключ в металлической двери и пискнули, проворачиваясь, дверные петли. Затем послышался судорожный, сдавленный кашель и через секунду – топот ног…

В комнату, освещенную тремя оплывающими свечами, вбежал молодой парень в новенькой милицейской форме. Застыв на месте, он с ужасом взирал широко открытыми глазами на мертвые тела. Потом он увидел прикованного наручниками к батарее отца и шевелящегося рядом щенка. С белым как мел лицом Иван метнулся к окну и настежь распахнул балконную дверь, потом бросился на кухню, перекрыл с шипением вырывающийся из плиты смертоносный газ и распахнул кухонное окно. В квартиру ворвался свежий морозный воздух. Вернувшись в гостиную, Иван замер, стеклянным взглядом уставясь на истерзанные трупы матери и сестренки. Тяжело упав на колени перед еще недавно теплыми телами и обхватив голову руками, он стал медленно раскачиваться, сжав губы в прямую, бескровную линию.