Михаил Нестеров - Умный выстрел Страница 6

Я прижался к брусу, который служил опорой для ограждения, услышав скрип мостков под чьей-то медленной поступью. Караульный? Похоже, да. Этакий гражданский коп (citizen of patrol). Он включил фонарик, и тонкий луч его пробежался по катерам и яхтам, отразился от ветроотбойных стекол. Караульный прошел в нескольких метрах от меня, и я подумал было, что он направит свет на дебаркадер. Но позже сообразил, что яркий луч света в окнах кают радости их обитателям не доставит, а визуально этот барак превратится в концлагерь. Хотя плафоны, забранные решеткой и горевшие вполнакала над каждой дверью, создавали гнетущую атмосферу и еще больше старили этот барак лет этак на тридцать, и я представил другие цифры на его фасаде — 37.

Караульный ушел. Я точно определил его местонахождение, даже не глядя ему вслед: он примкнул к товарищам на конце бона, голоса которых стали заметно громче.

Дверь каюты шкипера. Низко пригнувшись, держась в тени ограждения, я шагнул к следующей двери. Дежурный свет над ней помог мне определиться с замком. Для меня не было ничего проще взломать эту английскую личину. Набор отмычек, сработанный под швейцарский перочинный нож, всегда был со мной. Еще и потому, что в этом универсальном инструменте сохранился клинок — острый, как бритва, который я научился раскрывать одним пальцем, вынимая руку из кармана, а также шильце и отвертка. Прежде чем открыть этот цилиндрический замок, я изучил дверь на предмет «флажков», а это мог быть волос, нитка, спичка. И я действительно нашел спичку на верхнем бруске отвязки двери. Случайно она оказалась в широкой щели, я обязательно верну ее на место. А пока положил в задний карман джинсов. Повернул нужную мне отмычку в месте ее крепления с ручкой и вставил ее в личину замка. Подпружиненная пластинка отмычки надавила на цилиндрики с пружинками в личине, исполняя роль бороздок на ключе, и когда пластина поджала нужные цилиндрики, я смог повернуть ключ и открыть ригель на один оборот, потом еще на один. Готово. Но я не торопился открыть дверь — она могла выдать меня скрипом. Смазка в крохотном аэрозольном баллончике, похожем на пробник в парфюмерном бутике, помогла решить этот вопрос.

Я открывал дверь неторопливо, по сантиметру — любой предмет, приставленный к ней извне, мог упасть и наделать шума. Нет, я не перестраховывался, а автоматически уделял внимание мелочам. По-другому для меня в делах такого рода мелочей не существовало. Я протиснулся внутрь помещения и, плотно закрыв за собой дверь, повернул головку замка. Затаив дыхание, прислушался к этой глуховатой среде, в которой очутился, и знакомые уже звуки извне мне показались помехами — как в телефонной трубке. Затем в работу включилось мое обоняние, я вдруг учуял винный запах — но не резкий или устоявшийся, а невесомый, как будто на столе осталась открытая бутылка вина, а рядом с ней — засохший букетик цветов. Этакий бальзамический запах. И я не удивился бы, обнаружив на кровати труп.

Свет с улицы просачивался только вверху — между дверной коробкой и самой дверью. Нащупав на крючке слева полотенце, я прикрыл им щель. Теперь можно включить фонарик, иначе можно наткнуться на что-нибудь в темноте и наделать шума. В первую очередь мне требовалось удостовериться, что в каюте шкипера никого нет (я очень, хотя и беспочвенно, на это рассчитывал). Я подошел к двери; узкая, она давно не открывалась. Вплотную к ней примыкал винный столик. На нем-то и стояла бутылка вина и действительно увядшие гортензии. Своему тонкому обонянию я выставил высший балл. Хотя мой сломанный боксерский нос, казалось бы, мог распознать разве что запах крови. Я вынул из кармана кусок резиновой трубки. Один ее конец я вставил в ухо, другой — приложил к двери. Таким образом можно уловить не только храп, но и обычное дыхание спящего в соседней каюте человека… Смежное помещение пустовало, и я мог сказать, что в этом плане мне чертовски повезло: повышенные меры безопасности отнимают много сил и выматывают нервы…

Неделю назад здесь все было по-другому. Цветы только-только срезаны с куста, бутылка только что открыта. В каюте только двое — он и она. Я прервал свои фантазии, подумав о своих друзьях как о клиентах, за которыми установил слежку. Но если бы от моего натренированного воображения зависел исход дела, я бы представил любую интимную сцену в деталях.

Я тронул букет, и засохшие розовые лепестки гортензии упали на столик, прямо к подножию вазы. Взял в руки бутылку. Вино в ней отнюдь не простое, не молдавское каберне, которое мы с Виталиком порой разводили минералкой и пили, чтобы утолить жажду, — это была дорогая марка токайского венецианского розлива. И я покачал головой: «Ничего себе!»

Беглый осмотр каюты уже дал пищу для ума, мне же предстоял тщательный обыск. Что я найду здесь? Или — что я должен найти здесь?

Я открыл шкаф. На вешалке висел зачехленный мужской костюм. Расстегнув на прозрачном чехле молнию, я снял с вешалки брюки и приложил к себе, определяя размер: 48, рост — 4. Я обыскал карманы брюк — пусто, ни одного ржаного зернышка. А вот в кармане пиджака я обнаружил чек с автозаправочной станции на сумму четыреста рублей. Также в чеке было указано время того злополучного дня, когда был убит Аннинский: 11.06. Плюс марка бензина, фискальный режим и даже номер «горячей линии». «Заправлялся на солидной АЗС», — рассеянно подумал я. На других плечиках висели рубашки. Внизу стояли туфли, на подошве которых красовались цифры: 43. Какой-то звук заставил меня насторожиться, выключив фонарик, я весь превратился в слух.

Прошло несколько секунд, прежде чем я сообразил: настороживший меня звук был локального происхождения и не выходил за пределы этой каюты; глуховатый и, в общем, лишенный других оттенков. Я снова поднял туфли и опустил их, услышав тот самый глухой звук. Воображение нарисовало передо мной двойное дно, а интуиция подставила под ним резолюцию: «Услышанному верить». На помощь мне пришел мой универсальный нож. Я поддел тонким, но прочным лезвием дно шкафа, ухватил за край и приподнял его. Я был готов к тому, что увижу в тайнике… наполовину. Это был кейс, и принадлежал он Виталию Аннинскому. Трудно было представить себе, что в каюте, некогда принадлежащей Аннинскому, в тайнике хранится чужой кейс той же модели и расцветки: кожаный, черный, без плечевого ремня, с кодовым замком. Внизу справа я обнаружил приметную особенность: след от сигареты. Помню, Аннинский сетовал: мол, нужно было купить кейс из полиэстера, термопластика по сути. Я не знал кода, но попробовал угадать, набрав цифру 62. Исходя из того, что на крышке бензобака аннинской нивы была установлена именно такая комбинация. Когда мне случалось ездить с ним в качестве пассажира, почти всегда его авто на АЗС заправлял я, зачастую на свои деньги. Я не ошибся, и сначала один, а потом и второй замки дипломата открылись. Я откинул крышку, перебрал в руках пачки банкнот — их было десять, по сто тысячных купюр в каждой. Миллион рублей. И много, и мало. Если честно, меня бы удовлетворилмиллион в долларах или евро. «Во что же ты вляпался, Виталик», — покачал я головой, не зная, что и думать.

Решение пришло неожиданно, я закрыл крышку, щелкнул замками и отставил дипломат в сторону. Поставив на место нижнюю полку и затворив дверцу шкафа, огляделся: все ли я оставил в прежнем виде?.. Вроде бы не упустил ни одной мелочи.

Утлое суденышко, к которому я успел приноровиться, быстро доставило меня на другой берег. Сонный диспетчер пункта проката лодок вернул мне залог в виде ключей от моей машины, припаркованной на стоянке, и хлопнул окошком. Я не собирался снимать номер в гостинице и вернулся в Москву на своей «Ауди». Спустя шесть часов, относительно отдохнувший, я снова сел за руль видавшей виды немецкой «сотки».

Половина второго. То самое нелюбимое мною время для деловых встреч, оно же — послеобеденное время для испанцев и латиноамериканцев. И неважно, жаркий день или дождливый, как сегодня. Мостки под моими ногами мокрые от моросящего дождя; от него, кажется, нет спасения даже под зонтом: изморось проникает через ткань и, скапливаясь на внутренней стороне зонта, стекает мне на голову и за воротник куртки. Можно сравнить себя с овощем, а атмосферные осадки — с капельным поливом.

Я обернулся и глянул на водное такси. Это была старая «Сарепта» с 50-сильным японским двигателем. Водитель отчалил от берега, надежно укрывшись от дождя под сдвижным тентом. Вернуться обратно на другой берег для меня проблем не составляло. Я знал расписание пээски и до семнадцати тридцати (это последний рейс) рассчитывал уладить все дела на станции. Хотя гораздо проще было возвратиться на обычном такси — по лесной дороге, по улице Пржевальского и Маяковский мост, оставляя справа кладбище Неопалимой Купины. На берегу возле своих лодочных ящиков возились несколько человек. Не больше двадцати я насчитал на бону, у расчаленных в пауках лодок. У них не было своих ящиков, и они свое имущество были вынуждены хранить и возить с собой в лодке. Имея выгоду в водном паркинге, они теряли в другом. Сейчас все они суетились по одной причине: приближался конец навигации…