Павел Стовбчатый - В бегах. Цена свободы Страница 6

— А что требуется от меня и как я узнаю, когда вырываться?

— Требуется немного. Нагонишь себе адскую температуру, «машина» есть, или «вскроешься» как следует. Остальное — мое дело.

— Но когда?

— Как только я цинкану, что «заехал» удачно. Сразу и начинай, не жди.

— Ясно. Я все понял, Михей. Все будет как в лучших домах, — заверил он меня. — Клянусь!

— А теперь мне действительно нужно подумать о сборах. Кто знает, когда за мной придут.

Я начал потихоньку собирать свои пожитки, хотя собирать было нечего. «Ствол» мы решили прицепить к ноге. Мамай подкинул мне свои широченные брюки, в которых я буквально утонул. Зато не так заметно, как в моих. Куда выведет! Выхода у меня не было. Братва помогла мне, и вскоре я удовлетворенно прохаживался по камере, проверяя, как держится пушка.

— Если до отбоя не выведут, положим опять в «нычку». Рано утром примотаем снова, — сказал Бекета. — Настраивайся, расслабься. Если станут шмонать, найдут везде, сам знаешь. Но чует мое сердце…

Он не договорил, а я попросил его не продолжать:

— Молчи.

— Молчу. У меня рука легкая, но я так переживаю, будто сам собрался валить. Эх! Где мои годочки удалые?! — воскликнул старый лис Бекета, пританцевывая на месте. — Шучу. Сколько сижу, ни разу не отваливал. Суета. Я люблю покой, степенность. Мыслишки, конечно, были, да присиживаюсь, привыкаю через год-два. Лень одним словом, лень.

Картоха негромко заржал и покачал головой:

— Не понтуйся ты, не понтуйся. Скажи честно, что духу не хватало. А то лень, суета!.. Ох и Толик, в натуре лис.

Бекета только отмахнулся от него, не став спорить.

До самого отбоя я не присаживался, надеясь в глубине души, что меня выдернут именно сегодня. Но увы, менты почему-то не спешили, и я уже прикидывал в уме, что бы это все значило. Причин для особых волнений еще не было; могло не оказаться старшего опера или еще кого-нибудь — тюрьма ведь, но тем не менее. Тяжкий груз ожидания и нетерпения давил мне на плечи и мозги, и потому я чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя беременная женщина перед родами. Во мне было не менее страху, чем в ней, ясно, впервые рожающей, а точнее, собирающейся родить.

Кое-как я дотянул до отбоя и, проглотив пару колес легких сонников, которые нам подогнала братва сверху, забылся. Спал я довольно долго, часов до девяти, пока меня не растолкали сокамерники. «Ствол» на сей раз лежал под подушкой, я даже не стал прятать его, так как шмон в камерах был совсем недавно. Быстро прикрепив его к ноге, я сел попить чаю. Но едва успел прикоснуться к обжигающему губы чифиру, как в дверь бахнули железным ключом. «Вертухай», — догадался я, подумав, что нас будут выводить на прогулку первыми. Но нет, он пришел за мной. Я спросил куда, но ответа не дождался.

— С вещами или как?

— Пока без. Вперед.

Я вышел и пошел с ним по коридору. Через несколько минут я был в кабинете старшего «кума». Опер в чине майора, грузный мудак лет сорока пяти, внимательно посмотрел на меня и вежливо пригласил сесть. Я сел и попросил разрешения закурить, делая вид, что немного конфужусь от такой встречи. К счастью и великому моему облегчению, старший опер не стал задавать лишних вопросов, а сразу перешел к делу.

— В камере знаешь, что сказать, не так ли? Вызывали к следователю или еще что, — проинструктировал он меня на всякий случай, словно я был новичком и мог дать маху. — Я в курсе и полностью одобряю твое решение, — продолжил опер. — Давно пора. Единственное, о чем хочу попросить… — Он немного замялся. — О сотрудничестве со мной. Со мной лично, понимаешь?

— Не совсем, — ответил я.

— А что тут понимать? — Он положил ладонь на стол, затем приподнял ее и снова опустил, но уже резче. — Решил работать с нами — работай на совесть и до конца. В обиде не будешь, обещаю. Ты человек известный, неглупый, стало быть, можешь помочь и нам… Пока по ходу, не во вред следствию и основному делу, затем переключишься полностью на нас. Как?

— Будем подписывать «сучий контракт» или как? — Я выпустил струйку дымка и невольно улыбнулся.

— Не язви, — майор изменил тон и стал более серьезным. — Работы здесь хватает, сам понимаешь, спешить тебе, в принципе, некуда. Кроме меня, о нашем разговоре не будут знать даже мои помощники. Гарантия… — Он снова бацнул ладонью по столу. — Я могу продержать тебя в тюрьме и год, и два, и три. Был бы толк и твое согласие. Так вот… Ты добываешь нам полезные сведения, мы даем тебе все, что захочешь. В пределах возможного, разумеется.

— А именно? — решил я уточнить.

— Именно? Ну все, чем болен ваш брат. Водку, бабу, пожрать, уколоться там, не знаю. Попросишь деньжат — подкинем. Не густо, конечно, но кое-что…

— И все это я, разумеется, буду выклянчивать у вас?

— Не мели ерунды, ты меня не знаешь. То, что я предлагаю тебе, я предлагаю далеко не каждому, запомни. Ты будешь сидеть либо с очень крутыми, либо с бизнесменами и коррупционерами, мать их.

— Вы полагаете, они глупее меня? — задал я еще один вопрос.

— Не полагаю. А ты подарок? Говори, что тебя не устраивает и свои условия, будем толковать.

— Вы забыли одну немаловажную деталь… Как вас по батюшке?

— Игорь Львович, — отрезал майор.

— Так вот, уважаемый Игорь Львович, как только я справлюсь с основным своим делом, то есть разберусь с подельником, он через некоторое время вычислит все. Понимаете, все. Мой авторитет лопнет, как орех, и спустя три дня вся тюрьма будет знать, что Михей — сука. Это не фантазии, нет, даже на суде мы будем содержаться отдельно, в целях моей безопасности. Именно поэтому я не хотел бы вводить вас в заблуждение на предмет взаимного сотрудничества. А вообще все, что вы говорили, меня устраивает. Не на три года, но, скажем, месяцев на семь — девять, пока не запахнет жареным… Разумеется, при условии, что вы действительно человек слова. Я доходчиво изъяснился?

— Да, я все понял, — кивнул майор. — Ты нас недооцениваешь, любезный. Как только ты справишься со своим делом, твой подельник… Графов, кажется? Будет тут же переведен из тюрьмы.

— Даже так? — Честно говоря, я не ожидал от него такой прыти. — И куда же, интересно? На зону? Без приговора? Так не бывает.

— Это не твое дело. Для вашего брата в городе есть и другие отели… И не только в городе… Я заинтересован в твоей репутации не меньше, чем ты сам. Ну что, согласен? — Я молча кивнул. — Тогда по рукам, что ли?

Он был уверен, что убедил меня и, в принципе, да, убедил. Действительно, он был очень заинтересован в том, чтобы молва о его «агенте» не прокатилась по тюрьме раньше, чем тот исправно отработает «положенную норму». Какой прок начинать эту возню, если знаешь, что через неделю твоего агента отжарят во все щели. Ситуация, в которую я попал, до некоторой степени была даже смешной. Старший опер тюрьмы залихватски вербует того, кто давно просчитал всю партию и, можно сказать, уже сыграл ее.

Сидя напротив него с сигаретой в зубах, я совершенно расслабился и уже не думал о «стволе», потому что знал: слово за мной. Какой шмон? Какие неожиданности? Теперь я могу вытворять все, что хочу, и все мои фокусы будут приняты.

— Ну так как? Я не слышу твоего ответа, — напомнил опер и тоже закурил. — Никаких контрактов и договоров, если тебя смущает именно это. Мы не дети, я прекрасно знаю, кто ты…

— Знакомились с личным делом? — спросил я.

— И не только с лагерным. Ни одной объяснительной за все годы. Ни одной подписи на бумагах! Фотографии, правда, имеются. Ты, смотрю, еще тот фрукт, Михеев.

— Заставили. Раз в год, на случай побега, — пояснил я.

— Я в курсе, не объясняй. Итак, чего ты ждешь от меня и как долго провозишься с подельником? Я посажу вас сначала рядом, через камеру, дальше посмотрим. В больнице, конечно, в больнице. — Он достал из ящика блокнот, ручку и приготовился записывать мои замечания и пожелания. Прямо интервью!

«Ну что ж, — подумал я, — раз ты так настаиваешь и торопишь события, я скажу тебе, чего я хочу. Мало не покажется».

Когда мы закончили, опер был потный и красный, он тяжело дышал и, видимо, проклинал меня в душе за назойливость и скрупулезность, с какой я принялся за дело. Я отнял у него час сорок времени, но он надеялся, что они чего-то стоят. Мы договорились, когда именно меня переведут на больничку — в час тридцать дня. Я мог полностью обезопасить и Графа, то есть дать ему возможность заехать в лазарет с «волыной» и патронами, но не стал этого делать. Слишком хорошо тоже нехорошо, к тому же этот мудак майор не такой уж и мудак, каким кажется.

Глава пятая

Меня посадили в пустую камеру в условленное время. Опер был пунктуален и не заставил себя ждать даже пяти минут. Когда я прощался с братвой и, прихватив легкий кешар, вышел в коридор, майор стоял чуть в стороне от контролеров и спокойно наблюдал за происходящим. Он не перекинулся со мной ни единым словом, однако сопроводил до самой больницы. Больничные менты тоже не задавали лишних вопросов и уже знали, куда меня сажать. Когда дверь за мной захлопнулась, я быстро обследовал «палату» на четверых и остался ею доволен. Она была свежевыбеленной и вообще гораздо чище той, в которой я находился прежде. Даже одеяло и простыни были новыми и пахли складом. Скорее всего, такие камеры были предназначены для «бобров» — тех самых бизнесменов и коррупционеров (выдумают же словечко!), которых с такой неприязнью, но и с тайной завистью поминал майор. Падлы и нечистоплотная «культурная» порода и в тюрьме жили не как все. Единственным возмездием и большим наказанием за все их гнусные дела были сами зэки, уголовники, кого они так люто ненавидели и презирали. Эти доили их как коров и тут и там и спускали с гадов по три шкуры при первой возможности. Но их редко бросали к «дикой» публике, и за это менты имели свой немалый куш. Вначале я было подумал, что ко мне, скорее всего, подсадят именно такого типа, но, чуть освоившись, понял, что больничка наполовину пустая. И тем не менее меня не могли держать одного, не позволяла инструкция. В одиночки сажали в исключительных случаях и далеко не всех. Карцер — другое дело, в карцерах держали по одному, в камерах — нет. Я ждал «гостя» часа три, и наконец под самый вечер, где-то в начале шестого, дверь снова отворилась, и на пороге возник маленький, толстый тип с физиономией явного извращенца. На вид ему было лет пятьдесят, розовая лысина его блестела, как отполированная лаком, одет он был очень прилично. «Пузик», — сразу окрестил я мысленно пришельца и стал смотреть, как он будет располагаться и о чем спросит. Пузик тем временем положил свой чемодан и большую хозяйственную сумку на свободную койку, достал из кармана пиджака пузырек, извлек из него таблетку и быстро проглотил ее. Я молча лежал на шконке, словно был в камере один.