Андрей Дышев - Морской узел Страница 6

На цыпочках я приблизился к столу. Коробка с провиантом по-прежнему стояла на краю стола. Я сунул в нее руку, взял то, что попалось: пачку печенья и маленький пакетик с соком. Пригодится на тот случай, если придется долго скитаться по волнам. Заталкивая добычу в карманы, я вышел на палубу. Тент давал плотную тень, под ним я стоял в полный рост, не боясь быть замеченным. У правого борта, на одном уровне с рубкой, темнел бочонок. Днем я не обратил на него внимания, но запомнил, что бочонок был выкрашен в ярко-оранжевый цвет. Обычно такой ядовитой краской помечают контейнеры с аварийными средствами.

Некоторое время я стоял совершенно неподвижно, оглядывая возвышающуюся впереди темную рубку. Вокруг царила полная тишина, лишь изредка доносился тихий всплеск, будто море ворочалось и причмокивало во сне. Багровая, слегка сточенная с одного края луна опускалась в море, и ее приглушенный свет отражался на мятой поверхности воды россыпью желтых лепестков. Я не мог поверить, что вся команда сейчас спит богатырским сном и на яхте, кроме меня, никто не бодрствует, но, сколько бы я ни таился в своей засаде, не мог уловить какого-либо движения на яхте или постороннего звука.

Наконец я созрел для решительных действий и быстро пошел к контейнеру, в котором, как я полагал, должны были находиться либо надувной плот, либо резиновая лодка. Лунного света мне вполне было достаточно для того, чтобы увидеть два затяжных замочка, какие обычно используются на снарядных ящиках. На них не было ни чеки, ни печати, и я тотчас открыл их и приподнял крышку. Очень похоже на мусорный бак, заполненный тугими полиэтиленовыми мешочками, в какие обычно складывают отходы. Я схватил один из них, приподнял, с удивлением замечая, что небольшой с виду пакет необыкновенно тяжел. Я тотчас разорвал его, и из пакета посыпались гайки и болты.

Я едва успел отдернуть руки – крышка бочонка с громким стуком вернулась на прежнее место. Заслонив собой луну, передо мной всплыла фигура Фобоса. Я не видел его лица, казалось, что Фобос надел непроницаемо-черную маску.

– Смею предположить, что вы ищете свои кроссовки, – сказал Фобос насмешливо.

– Так и есть, – ответил я сконфуженно и выпрямился. – Без обуви ноги мерзнут. А когда мерзнут, у меня походка меняется, в темноте можно подумать, будто медведь на задних лапах идет.

Фобос хмыкнут. Должно быть, он улыбался.

– Они лежат там, где вы их оставили, – около лебедки.

– Что вы говорите! – воскликнул я. – Никогда бы не подумал… Я очень рад, что их до сих пор никто не спер. Они хоть и мокрые, но почти новые, четыре года еще не проносил.

Мы стояли друг против друга на расстоянии удара кулака. Фобос поставил ногу в тяжелом армейском ботинке на крышку бочонка. Я на всякий случай сложил руки кренделем на груди. Из этой позы недолго было принять боксерскую стойку и защитить лицо от удара.

– Прохладно, – сказал Фобос и посмотрел на мрак, окружающий нас. – А вы не стесняйтесь.

– То есть? – уточнил я.

– Если вам снова захочется что-нибудь найти, то вы спрашивайте, – пояснил Фобос. – Может быть, я смогу быть вам полезным.

– Вы так добры ко мне!

Фобос склонил голову в знак благодарности за теплые слова. Я прошел на нос, взял кроссовки и спустился в свою каюту. Заперся, лег поверх одеяла, глядя на красноватый отблеск луны, скользящий по потолку туда-сюда, как беззвучный маятник. Побег не удался. Мешки с гайками и болтами плавают плохо. Дурдом продолжается. Я вдруг вспомнил Ирину. Бедолага, наверное, с ума сходит! Мы ведь договорились сегодня вечером пойти на центральный причал, где будет массовое народное гуляние.

Мне стало неуютно. Это чувство усилилось после того, как до моего слуха донесся едва различимый звук. Казалось, что кто-то пытается открыть мою дверь снаружи. Я вскочил с нар, кинулся к двери и распахнул ее. Никого. Ни в коридоре, ни на лестнице.

Я заперся и снова лег. Опять тот же самый тихий скрежет! Скряб-скряб. Будто домушник подбирает отмычку для дверного замка. Едва дыша, я прислушивался к этому звуку. Нет, он идет не из коридора, а откуда-то со стороны кормы, из самых недр яхты.

Я напрягал слух до тех пор, пока вся эта катавасия мне не надоела. Забитая вопросами голова перестала нормально соображать, и я почувствовал, как во мне закипает раздражение и злость на самого себя. Да пусть они тут все хоть на ушах ходить станут! Мне наплевать на яхту и на команду! Я хочу спать!

Уставший организм на ура воспринял эти прогрессивные мысли. Уснул я быстро и до рассвета не открывал глаз.

Глава 3

Я объявляю голодовку

Ежась от утренней прохлады, я стоял на носу, вглядываясь в горизонт в надежде увидеть вертолет или, на худой случай, какое-нибудь судно. Но ничто, кроме чаек, не попадало в поле моего зрения. Море было идеально гладким, ближе к горизонту оно приобретало цвет разбавленного молока. Таким же незрелым, сырым было утреннее небо. Пронзительная голубизна, которая придает морю аквамариновый цвет, еще не созрела. Тонкие размазанные облака приглушали и без того холодные солнечные лучи.

– Где я тебя уже видел? – сказал рыжий, незаметно подкравшись ко мне со спины и хлопнув по плечу.

Наверное, он считал себя остроумным парнем и при всяком удобном и неудобном случае старался шутить. В связи с утренней прохладой он был в рубашке, правда, пуговицы не застегнул, и мне снова пришлось лицезреть его рыхлую неразвитую грудь, усыпанную рыжими веснушками. Зрелище, которое представлял собой рыжий, было не самым приятным, и я отвернулся, глядя туда, где в водянистой дымке угадывался далекий берег.

Рыжий, однако, не поленился обойти меня.

– Нет, нет! – провокационно воскликнул он, сверкая золотым зубом и грозя мне пальцем. – Ты не увиливай от ответа. Мы определенно где-то встречались! Но где же, где? В какой компании? У Алфея? Или у Харона? А может, у Ореста? Или, не дай бог, у Шерипа?

Я молчал, улыбаясь. С утра вывести меня из себя обычно очень трудно. Профессиональная особенность. По утрам нервы у меня были как сталь, как замороженные сосульки – никакого огня! Ибо с утра в моем детективном агентстве обычно шла работа с документами, дедукция боролась с индукцией, мозг рождал самые невероятные и смелые гипотезы, жизненный опыт сметал шелуху, оставляя рациональное зерно. А вот уже после обеда, ближе к вечеру, начиналась оперативная работа, и я мог выпить, погонять на машине, сломать какому-нибудь негодяю челюсть или ребро или в очередной раз поругаться с Ириной.

– Молчишь? Язык проглотил? Ах, стервец! – прищурив один глаз, грозил мне пальцем рыжий. – Нигде я тебя не видел! И не пытайся надуть меня. Ну, шепни мне на ушко – на кого работаешь? Только мне и никому больше. По секрету…

Он показывал мне свое ухо, на котором росла редкая рыжая поросль.

– Знаешь, – сказал я, – если на земле была бы страна идиотов, ты запросто мог бы стать в ней президентом.

Рыжий долго думал над моими словами. На палубу вышла представительница слабого пола. В солнечных лучах лицо женщины казалось еще более невыразительным, чем вчера; оно просвечивалось насквозь, на нем не было ни одной детали, за которую мог бы зацепиться взгляд. Контрастные тени усиливали небольшую асимметрию подбородка, и можно было подумать, что за щекой женщина держит крупный леденец. Съехавшая волной пепельная челка и полуприкрытые веки скрывали кофейные глаза. Смотреть было не на что. Фигура слабая, болезненная, движения плавные, неточные, неповторяющиеся, будто зависели от игривых волн и порывов ветра, а не от воли женщины. Я подумал, что это жалкое существо долго не проживет, если ее срочно не поместить в специальную теплицу, оснащенную приборами принудительной вентиляции легких и кровообращения. Не поднимая глаз, женщина приблизилась к рыжему.

– Пацан, – сказала она ему тихо и безразлично. – Завтрак готов.

Я продолжал пялиться на даму, невольно сравнивая ее с Ириной. Ирина хоть и худенькая, но энергия бурлит в ней, как в огнедышащем вулкане, из ее глаз искры сыплются. И сильна, как львица. Если ее на рынке обвешают, то она бьет продавца кулаком в глаз без предупреждения. А это что за бесплотный туман? Одно плечо выше другого. Кончики спортивных тапочек детского размера смотрят, как у клоуна, в разные стороны. Вместо вчерашней экстравагантной юбки из скатерти теперь на женщине прозаичные джинсы. Зря она их надела! Теперь я видел, что у нее в довершение всего короткие и не вполне стройные ножки, которые сходились в области коленок и снова расходились, напоминая хромосому из школьного учебника по биологии. Рукава тельняшки доставали до середины пальцев. Откровенная беззащитность и хрупкость этого создания вызвала у меня чувство глубокого сострадания.

Я улыбнулся, поймав быстрый взгляд. Женщина улыбнулась мне в ответ, как я и ожидал, краем губ. Возможно, у нее был какой-то скрытый дефект лица из-за аварии или травмы.