Евгений Сухов - Власть и масть Страница 60

– Как ты сказал? – не сумел сдержать своего волнения майор.

– Кирилл Глушков, – удивленно посмотрел Маляр на Вандышева. – Ты что, о нем уже что-то слышал? Весьма осторожный человек. Неужели прокололся?

– Хм… Много задаешь вопросов.

– Не хочу наговаривать напраслину на человека. Но вы еще должны помнить истину: не пойман – не вор.

Из соседней двери вышли три девушки с подносами в руках. В центре подноса стояла водка с фужерами, а вот по краям, выстроившись рядком, их украшали бутерброды из вожделенной семги.

– Кажется, мне начинает нравиться это мероприятие. На всех этих выставках и презентациях запоминается только банкет! Так что пора заканчивать нашу беседу. Так ты присоединишься к нам?

Вандышев выразительно посмотрел на часы:

– Пойду я, есть еще кое-какие дела.

Глава 39

РАЗЛИВАЙ! УГОЩАЙ ГОСТЯ

Вряд ли на свете существует более впечатляющее зрелище, чем распадающаяся плазма. На огонь Николай Обутов, или сорокалетний законный с погонялом Омут, мог смотреть очень долго. В этой картине было нечто завораживающее, действовавшее на уровне подсознания, доставшееся в наследство от далеких прародителей. Видно, так в первобытном палеолите первые люди взирали на огонь, на котором жарились куски мамонтового мяса. Глядя на огонь камина, Омут чувствовал успокоенность. В таком созерцании было еще одно важное качество: оно способствовало глубокому размышлению, что привело к определенным выводам.

Ограбление генерала Саторпина наделало много шума. Об этом много судачили, даже написали в газетах. Но странность взлома заключалась в двух вещах: первое, каким образом домушник сумел вскрыть разные по типу замки, затратив на это минимум времени, причем удачно миновав расставленные электронные ловушки; и второе, что именно было украдено.

Из первого следовало, что человек, проникший в дом генерала, был домушником экстра-класса, каких в Москве можно было сосчитать на пальцах одной руки. А из второго – что он изрядно поживился. А то, что генерал человек небедный, было известно многим. Даже хотя бы потому, что у него была одна из лучших коллекций картин, о чем весьма усиленно говорили в узких кругах. Так что человек, забравшийся к нему в дом, весьма поживился. А раз так, то, следовательно, обязан платить тем, кто отвечает за эту территорию и в какой-то степени способствует материальному благополучию взломщика.

Что же тогда будет, если каждый начнет взламывать хаты без ведома смотрящего! Такой беспредел начнется, не приведи господь! Поклона никто не требует, но вот уважить людей должен!

Оставалось отыскать злополучного домушника.

Наверняка в это время за взломщиком очень усиленно охотится милиция. И тут очень важно, кто отыщет его первым. Если его все-таки сцапают менты, то об отчислениях в общак следует позабыть, во всяком случае, до его освобождения, а это весьма большой срок, за который может произойти всякое. А потому следовало проявить расторопность и выйти на домушника первым.

В его поисках может очень помочь Жора Черкунов, тоже в прошлом известный домушник. Их круг не столь широкий, как может показаться, а такие талантливые и вовсе штучный товар. Так что расколупать хату могли или его подельники, или его одаренные ученики. Впрочем, существовал третий вариант – человек со стороны… Залетный! Но талант штука редкая, его не скроешь. А потому, так или иначе, он с ним пересекался и мог указать направление, в котором следовало направить поиски.

Собственной недвижимости Николай Обутов не имел, а загородный дом, купленный на деньги из общака, был штаб-квартирой, где нередко собирались законные для решения текущих дел. Место во всех отношениях подходящее, лесистое, располагалось вдали от основных транспортных магистралей, если кого и можно было встретить, так это бабулю, отправившуюся в ельничек по грибы.

Избрав Обутова смотрящим, бродяги позаботились и о его жилье, и вторым вопросом на этом же сходе определили ему жилплощадь. Выбор пал на особняк, располагавшийся на значительном отдалении от окружной дороги. Не привыкший к дворцам, Омут попытался отговориться, сказав, что будет рад, если ему предоставят всего-то крохотный уголок где-нибудь на окраине Москвы с тремя соседями. Но у бродяг тоже был свой резон: Николай Обутов ведал казной, а следовательно, обязан будет встречаться с людьми разными, среди которых немало и таких, которые жилплощадь меньше пятисот квадратных метров считают халупой. Так что придется соответствовать.

Свое жилище Омут никогда не называл домом, для него оно всегда оставалось пристанищем, к которому он не имеет никакого отношения. Просто на сегодняшний момент расклад выпадает таким образом, что он вынужден в нем проживать. Не исключено, что через какой-нибудь пяток лет, когда подорванное здоровье окончательно его сломает и он отойдет от дел, то поселится в захудалой хрущобе, а жильцы даже не будут знать о том, что соседствуют с именитым вором.

Но все это будет позже, а сейчас он обязан решать вопросы, которые поручили ему бродяги, и ежедневно заботиться о пополнении общака.

Поднявшись, Николай подошел к распахнутому окну.

Двор, весьма толково спланированный, размещался на двух гектарах, здесь было все, как полагается: два домика для гостей; большая беседка, где ужинала бригада; небольшая из красного кирпича сторожка для охраны; отдельно стояла банька, выложенная из могучего елового бруса, переходом соединявшаяся с бассейном, имелась даже небольшая часовенка, с посещения которой начинались все благие дела. Охраны как таковой не было, ее функции выполняли две бригады, работавшие вахтовым методом. Суеты Омут не терпел, а потому наказал звеньевым, чтобы попусту не галдели, и пацаны, дежурившие в усадьбе, ни разу не давали повода в чем-то себя упрекнуть. Пребывание в усадьбе они не воспринимали как повинность, скорее всего, она была для них некой отдушиной в рискованных криминальных буднях, где можно, расслабившись, потравить байки и разговеться доброй порцией шашлыка.

Белыми клубами задымила коптильня. Еще ранним утром двое из пацанов сходили на рыбалку, вернулись довольные, с богатой поклажей: торжественно в четыре руки внесли во двор пятнадцатикилограммового сома.

Так что ужин обещал быть богатым.

Открыв дверцу, в печи шуровал тощий блондинистый парень лет двадцати пяти, звали его Игорь. Он-то и был звеньевым.

– Игорь! – громко крикнул Обутов.

Задрав голову вверх, тот в ожидании смотрел на хозяина.

– Поднимись.

Кивнув, он торжественно, будто бы награду, передал кочергу стоявшему рядом парню, который, склонившись над печкой, тотчас зашуровал в углях, будто бы совершал какое-то таинство. Дым уменьшился, уголек набирал жару.

– Садись, – указал Обутов на стул.

Игорь послушно сел и в ожидании уставился на смотрящего. Парень он был способный, умел понимать с полуслова, а потому в особых пояснениях не нуждался.

– Как тебе здесь?

Такого начала Игорь не ожидал. Расслабившись, он весело растянул в улыбке губы. А смотрящий не столь мрачен, как может показаться.

– Скучновато.

– Хм… Девочек я тебе обещать не могу.

– Я понимаю.

– Знаешь, где живет Черкунов?

– Чекан-то? – назвал он погоняло Черкунова.

– Он самый. У меня к нему есть дело, сейчас он должен быть дома, так что привези его сюда.

– А чего же не по телефону?

Смотрящий внимательно посмотрел на звеньевого.

– На глупца ты не похож, тогда чего же задавать такие вопросы? Но твое любопытство удовлетворю – есть вещи, о которых нужно говорить с глазу на глаз.

– Понятно, – виновато протянул Игорь.

Парень явно намеревался добавить что-то еще.

– Не межуйся, что хотел? – поторопил Обутов.

– Коля, я у тебя давно хотел спросить. Ты ведь был смотрящим на Сургутской зоне?

– Был, – удивленно протянул Омут. Взгляд законного потяжелел. – Это ты к чему?

– Я ведь тоже там был. Ты меня не помнишь?

– А должен?

Парень чуток смутился.

– Конечно нет, я не к тому… Просто сказал… Я в это время с чалки откидывался, а ты как раз смотрящим пришел… Мне нужно было выставляться, вот кореша мне и посоветовали подойти к тебе, попросить что-нибудь на поляну. – Николай невольно хмыкнул. – Ты мне тогда консервы дал, колбасы, чаю… Угодил я тогда семье. Все довольные остались. Так ты не помнишь?

Холодные глаза Обутова наполнились вдруг теплом. Даже заблестели как-то по-особенному. Нечто подобное можно наблюдать на весеннем оконном полотне, когда полуденное солнце топит изморозь, образовавшуюся за морозную ночь.

– Не помню, – виновато отозвался смотрящий. – Если бы ты знал, сколько бедолаг ко мне подходило. Никому не отказывал. Кого же еще греть, как не бродяг.

– Пойду я, – поднялся Игорь, в его голосе послышалось едва скрываемое разочарование.

Взгляд Обута размяк, будто проталина на весеннем снегу, а морщины на лбу и вовсе разгладились.