Михаил Серегин - Приговор воров Страница 60

Тут вместе с предсмертными криками подстреленных бандитов из коридора вылетела невидимая пуля и раздробила затылок деду Паганини.

Старик даже не успел крикнуть. Захлебнувшись кровью, он рухнул ничком на пороге комнаты.

– Папа! – крикнул Студент, бросаясь к нему.

Щукин подмигнул Григорию, чтобы он действовал, но Григорий и сам уже не терял времени даром.

Он метнулся к ближайшей гипсовой скульптуре, схватил ее обеими руками и с силой опустил на голову Студента. Студент не успел среагировать. Его стон совпал с торжествующим вскриком Вероники Михайловны.

– Быстрее! – забормотала она. – Унесите меня отсюда… Пока он не очнулся…

– Не так быстро все, – усмехаясь, сказал Щукин, – у нас еще остались кое-какие проблемы… Потерпите немного…

Григорий подхватил с пола автомат, который, умирая, выронил из рук дед Паганини. И тут же отшатнулся в глубь комнаты.

– А ну бросай ствол! – долетел до Щукина голос, в котором он тотчас узнал голос Петровича. – Сейчас я тебе!..

На пороге комнаты показался Петрович собственной персоной. Левая рука его была окровавлена и висела плетью. В правой руке он сжимал пистолет, казавшийся игрушечным в его чудовищном кулаке.

Григорий закрыл глаза и нажал на курок.

– Вот сука… – удивленно проговорил Петрович, – попал в меня…

И рухнул с прошитой автоматной очередью грудью на труп деда Паганини.

Григорий выпустил всю обойму в проем двери.

Только потом открыл глаза.

– Все, – проговорил он, бросая на пол бесполезный уже автомат, – патроны кончились.

– Пистолет, – подсказал Щукин.

Григорий схватил пистолет Петровича и тут же, охнув, упал на корточки. Рубашка на правом его боку заплывала кровью.

– Подстрелили меня, – дрожащим голосом сообщил он, отползая в угол, откуда он почти сразу же принялся время от времени стрелять по темному, исходящему предсмертными криками коридору.

Щукин посмотрел на Веронику Михайловну. Она не шевелилась. Судя по всему, она давно была в обмороке.

– Эй, вы там! – донеслось из коридора. – Сдавайтесь! Нас много, а вас… нет. Отдайте записку, мы вас отпустим.

Ну да, как же…

Держась за окровавленную голову, приподнялся с пола Студент. Он подполз к двери и попытался закрыть ее.

Ничего не получилось – мешали трупы его отчима и Петровича, лежащие на пороге.

Студент отполз в сторону и бессильно привалился к стене.

– Вероника! – позвал он. – Вероника, ты жива? Ответь мне!

Вероника Михайловна была без чувств.

– Папа! Папа!!

Дед Паганини тоже, конечно, не мог ему ответить.

– Сволочи!! – закричал вдруг Студент рваным голосом. – Сволочи!! Гады!!! Все, что у меня было!.. Все, что я любил!..

Он увидел Щукина и завел руку за спину.

«У него еще один пистолет? – мелькнуло в голове у Щукина. – Вот урод».

Закрыв голову руками, он прыгнул в угол, где, по его мнению, пуля Студента не могла его достать.

Несколько раз грохнуло. Щукин упал на пол. На него посыпалась штукатурка.

– Эй, вы там! – снова долетел в комнату грубый голос. – Даем вам последний шанс! Сдавайтесь, а не то!.. Все равно вам не жить, пидарасы!!

Григорий несколько раз выстрелил в проем двери.

– Ах так! – снова тот же голос. – Тогда получайте!!

В комнату вкатилась граната. Она толкнулась в ножку операционного стола и осталась лежать под столом.

Единственное, что Щукин успел, – отвернуться к стене и закрыть голову руками.

За мгновение до того, как прогремел взрыв, Щукин услышал дикий крик Студента:

– Ве-ера-а!!

Глава 13

Клубы черного дыма не успели еще рассеяться, а Щукин понял, что и на этот раз по странной прихоти судьбы остался жив. Правда, нестерпимо болела правая сторона головы. Прикоснувшись к виску, Щукин неслышно чертыхнулся и стряхнул с пальцев кровь.

Но это ерунда. Легко отделался. Остальные, находящиеся в комнате, скорее всего были мертвы – Щукин успел откатиться в угол, да и всю силу взрыва с его стороны принял на себя операционный стол.

И Вероника Михайловна.

А Студент и Григорий находились на открытом пространстве – и очень недалеко от эпицентра взрыва. Следовательно…

Щукин поднялся из своего угла, сделал шаг, ничего совершенно не видя в облаке дыма, и наткнулся на изувеченные обломки взорванного операционного стола. Что-то мягкое хлюпнуло у него под ногами, но Щукин предпочел не смотреть туда. Тем более что у него были дела поважнее – надо было бежать отсюда, пока не рассеялся дым.

Двигаясь почти на ощупь, шагая осторожно, Щукин направился туда, где, по его мнению, должен был быть выход из комнаты.

Резкий звук где-то очень близко заставил его остановиться.

– Пацаны! – откашлявшись, проговорил кто-то невидимый в черных клубах гари и дыма. – Кажись, они все наповал!

– Записку ищи!

– Да где тут искать? Не видать ни хрена, дым везде и пыль. В другой комнате посмотрим!

Щукин затаил дыхание и начал дышать лишь тогда, когда услышал удаляющиеся шаги.

«Сумка, – вдруг вспомнил он. – Сумка была у Григория. Моя сумка с бабками. Жизнь, конечно, важнее, но можно попробовать взять сумку».

Теперь он изменил направление своего пути, ориентируясь по операционному столу, на который только что наткнулся. Несколько шагов – и под ногами Щукина что-то звякнуло. Он наклонился.

Это был пистолет Петровича – тот самый, из которого стрелял Григорий. Значит, сам Григорий где-то недалеко.

Дым тем временем начал понемногу рассеиваться, в спертом воздухе подвальной комнаты стало сереть – и различимы стали частицы густой белой пыли от уничтоженных гипсовых статуй.

Простреленное, пробитое в нескольких местах осколками тело Григория выплыло из клубов тумана. Щукин опустился на колени. Сумку с деньгами он нащупал сразу. Потом положил руку на горло Григория.

– Глупо, – пробормотал он. – Мертв он. Жаль. Хороший был пацан.

Николай поднялся. Сумку он закинул на плечо, а пистолет Петровича взял в руку.

И подошел к двери, ведущей в коридор. Там все еще слышались крики и ругань – очевидно, в этом подвале была не одна комната, и теперь бандиты безуспешно пытались отыскать в этом вонючем подземелье записку, которая сейчас лежала в кармане брюк Николая.

Путь к люку был свободен.

Легко перепрыгнув через трупы деда Паганини и Петровича, Щукин побежал по темному коридору. У него было немного времени на то, чтобы добежать до люка и подпрыгнуть. У люка – в комнате деда Паганини – могли оставаться еще братки, но ведь у Щукина был пистолет.

«Буду напролом пробиваться, – решил на бегу Щукин. – Прятаться и красться не буду – хватит. Мне слишком долго везло. Теперь нужно перехватить инициативу у судьбы. А то ведь она, зараза, шалавая, как баба гулящая. Гладит тебя, гладит, да вдруг как врежет!»

Не успела эта мысль отразиться в его сознании, как уже полностью реализовалась в действительность. На этот раз оплеуха судьбы заключалась в почти полностью скрытом под вонючей водой трупе одного из братков.

Налетевший с разбегу на труп Щукин не смог удержаться на ногах и с проклятиями полетел на пол.

Упал он, впрочем, только на колени и не испачкался в дерьме по уши, лишь брюки забрызгал – но вот его неосторожную ругань услышали.

Тотчас за спиной Щукина раздались крики и топот множества ног – будто проснулось в страшном гневе сказочное стоглавое чудовище.

Николай проворно вскочил на ноги.

Он оглянулся, и в глаза ему ударил ослепительный свет электрического фонаря.

– Один из них! – долетели до него крики. – Вали!

Втянув голову в плечи, Николай ринулся вперед. Теперь счет шел на секунды – и с каждой секундой шансов выжить у Щукина оставалось все меньше. На бегу он вытащил из-за пояса пистолет Петровича и, почти не целясь, несколько раз выстрелил в громоздящиеся позади силуэты.

Четырьмя выстрелами прогремел пистолет в руке Щукина – и смолк. Но погас и сверлящий спину Щукина луч электрического фонаря. Щукин отбросил ненужный уже пистолет и, с удовлетворением отметив родившийся сзади отчаянный крик боли, побежал дальше.

Выстрелы ненадолго остановили преследователей Щукина, и бежать ему оставалось совсем немного.

Вот еще шаг, затем еще…

Щукин ускорил бег, потом, задыхаясь от напряжения, подпрыгнул и повис на кромке открытого люка в комнату деда Паганини – как утопающий цепляется за краешек полыньи.

– Э-э, – раздался недоумевающий голос прямо над Щукиным. – Чего там? Ты кто, мужик?

Заслоняя свет, в желтом четырехугольнике открытого люка возникла перекошенная небритая харя.

«На шухере стоит! – грохнуло в голове у Щукина. – Из команды Петровича!»

Заскрипев зубами от страшного напряжения мышц всего тела, Щукин перенес свой вес на левую руку, а правой схватил небритую харю за нос – и дернул изо всех сил, одновременно подтягиваясь на левой руке. Не удержавшись на краю люка, браток рухнул вниз, прошелестев массивной тушей мимо Щукина – и звучно плюхнулся в грязную воду подвала.