Евгений Сухов - Медвежатник Страница 65

— Я в этом никогда не сомневался! — охотно отозвался Родионов.

— Только от этой талантливости российских домушников и медвежатников у меня сплошные неприятности, — едва сумел скрыть раздражение генерал. — Вот не далее как три дня назад было совершено тройное убийство. Задержали подозреваемого. Скоро он признался, что убивал из-за денег. Тогда мы его спрашиваем: а шестилетний ребенок что тебе сделал? Зачем ты его-то порешил? И знаете, что он мне ответил? Чтобы малец сиротой не остался! Вот так-то!

— Какой кошмар! — выдохнула княгиня.

— Вот такой он, наш российский преступник, жестокий и одновременно жалостливый. А еще в нем очень много сентиментального. Чрезвычайно трудно понять, как все это может в нем сочетаться.

— Это вы правы, российский преступник — удивительная личность, — пробормотал Родионов и тут же добавил: — Судя по вашим рассказам. Ну а медвежатника вы думаете поймать?

— Очень непростой вопрос. — Пальцы генерала ухватились за кончик бороды. — Мы делаем все, чтобы раскрыть это преступление. Но одно могу вам сказать совершенно точно — скоро он останется без работы.

— Откуда такая уверенность? — бесхитростно поинтересовался Савелий.

— Дело в том, что в Москве отыскался мастер, который изобрел очень оригинальный сейф.

— В чем же его уникальность?

— Сейф не будет иметь замочной скважины и будет открываться при помощи секретного набора цифр. Возможно, я раскрываю некоторые тайны, но дверь будет также дополнительно укреплена. Представьте себе бронированное железо, о которое разобьется любое сверло!

— И когда такие сейфы будут применяться?

— Я вижу, вас это тоже очень интересует.

Родионов вяло улыбнулся:

— Не более чем других.

— Скоро. Первая партия будет изготовлена уже через две недели.

— А вы не могли бы мне подсказать по секрету, в какой банк мне следует обратиться, чтобы сохранить свои капиталы?

— Самый надежный сейф будет установлен в Первом промышленном банке.

— Фи! Какие вы все-таки, мужчины, скучные, — поморщился махонький носик княгини. — Все о делах да о делах, и совсем не думаете о том, что с вами находится очаровательная женщина.

— Простите меня, дорогая, — слегка сконфузился генерал. В этот момент он выглядел обыкновенным гимназистом, у которого старшие товарищи отобрали гривенник. — Я весь в вашем распоряжении. — Он повернулся к Савелию и произнес: — Позвольте откланяться, спасибо за приятную беседу!

Когда генерал отошел в сторону, Савелий негромко произнес:

— Ну а мне-то как с вами было интересно, генерал!

За карточными столами ничего не произошло, если не считать того, что напряжение достигло наивысшего накала. Игроки, несмотря на вечернюю прохладу, покрылись обильным потом и стойко сопротивлялись дрожи в пальцах; лица, напротив, продолжали выражать полнейшее равнодушие к происходящему. Искушенному зрителю достаточно было понаблюдать за играющими хотя бы минуту, чтобы понять — за столом шла серьезная борьба.

Савелий Родионов неторопливым шагом покинул зал. Небрежно сунул целковый швейцару, учтиво распахнувшему перед ним дверь, и затопал по ночной улице. За углом его поджидал экипаж. Бородатый кучер учтиво заглянул Родионову в лицо и заботливо поинтересовался:

— Все ли в порядке, хозяин?

— Все хорошо, Андрюша, погоняй!

Застоявшиеся кони всхрапнули и весело загарцевали по набережной.

Оглянувшись, Савелий разглядел у самого порога здания невысокого человека в темном костюме. Он стоял вдали от фонарей, спрятавшись в тени высокого клена. Странно, но именно этого человека он видел несколько дней назад прогуливающимся около дома Елизаветы. Можно предположить, что это всего лишь случайность, но в подобные обстоятельства Родионов не верил.

Через час Аристов был в Малом Гнездниковском переулке. От предстоящего вечера он ожидал большего. Скверность ситуации заключалась в том, что в это время в доме присутствовал князь, и самое большее, на что Григорий Васильевич мог рассчитывать, так это украдкой погладить колено Анны Викторовны. Так они и продержались весь вечер за руки, словно юные гимназисты. А когда он наконец выбрался из-под тесной опеки княгини и решился расписать пульку, так уже через полчаса игры проиграл три тысячи. Далее судьбу искушать было грех.

В дверь негромко постучали, и, дождавшись приглашения, порог робко переступил Влас Всеволодович Ксенофонтов.

— Слушаю вас!

— Я о нашем подопечном… Мы за ним наблюдали три дня. Живет он в роскошном особняке, в самом центре Москвы. Образ жизни самый праздный. Я бы сказал, беззаботного гуляки. Ложится поздно, встает поздно, любит появляться на ипподроме. Случается, выигрывает, но делает ставки без всякого азарта. Такое впечатление, что деньги его совсем не интересуют.

Генерал постучал пальцами по столу и добавил:

— Можно предположить, что его не интересуют малые суммы. В деньгах он понимает толк!

— Частенько захаживает в престижные светские салоны и везде является самым желанным гостем.

Аристов откинулся на спинку широкого кресла, жалобно скрипнувшего под ним.

— Вполне возможно! Молод, богат, хорош собой. А в том, что он действительно состоятелен, не стоит сомневаться. Позволить себе такую небрежность, как проиграть за один вечер сто тысяч рублей, способен только действительно очень богатый человек. Но довольно общих слов! Меня интересуют женщины господина Родионова. Скажем, где он проводит ночи? Посещает ли публичные дома? Если все-таки наведывается, имеется ли у него постоянная любовница?

Ксенофонтов не отваживался пройти в глубь кабинета и топтался у самого порога.

— Мои филеры установили, что он иной раз действительно захаживает в публичные дома, но выбирает самых разных женщин. Красивых. Привязанностей нет. Расплачивается всегда очень щедро и делает им шикарные подарки.

— С его-то состоянием это не составляет большого труда. Мы с вами такого позволить себе не можем. Продолжайте.

— Насколько мне известно, другие проститутки всегда очень завидуют его избраннице.

— Здесь все ясно. Оставим это, — перебил Аристов. — Меня интересует другое. Нет ли у него постоянной женщины вне стен публичного дома? Скажем, роскошной холеной кошечки, у которой можно приятно провести вечер.

— Мои филеры засекли его однажды у одного особняка… Но не думаю… Скорее всего, это случайность. Там живет очень положительная барышня, выпускница института благородных девиц.

— Не исключайте этот вариант, его нужно как следует разработать, Влас Всеволодович! Как мы знаем из нашей практики, на содержании могут находиться не только бездарные певички с простуженным голосом, но и весьма уважаемые особы из самых известных фамилий. Понаблюдайте за ней поплотнее, сделайте ее фотографию. Еще вопрос: не являются ли к нему люди, с которыми он как будто бы не должен поддерживать связь?

— Например?

— Хитрованцы, бродяги и прочие замечательные люди.

Влас Всеволодович на секунду задумался, после чего уверенно отвечал:

— Таких не встречено. Впрочем, неподалеку там болтаются какие-то бродяги, но где их сейчас нет?

— И то верно. Продолжайте за ним наблюдать и дальше. И только очень вас прошу, делайте это как можно осторожнее. Он очень умен. Докладывайте мне о каждом его шаге. Сдается мне, что он не так прост, как это может показаться в самом начале.

— Слушаюсь.

— Фиксируйте все его контакты. Особо неблагонадежных следует отправлять в отдел приводов и доподлинно устанавливать их личность.

— Сделаем.

— Интуиция мне подсказывает, что он совсем не тот человек, за которого выдает себя. Ладно, закончим на этом. Не хотите ли, Влас Всеволодович, отведать настоечки? — заговорщицки подмигнул Аристов. — А то после всех этих светских приемов ощущаю невероятную жажду.

— Не откажусь, — улыбнулся Ксенофонтов.

Подобное угощение он воспринимал как некоторое продвижение по служебной лестнице — не каждому из чиновников генерал предлагал стопочку. Общеизвестно, что за подобными мероприятиями решаются важные назначения. Кто знает, чем закончится сегодняшний вечер?

Генерал открыл шкаф красного дерева и вытащил из него граненую бутыль с двумя обыкновенными стаканами. Неторопливыми движениями отвернул металлическую пробку и опрокинул горлышко в стакан.

Наливочка с музыкальным бульканьем залила прозрачное донышко, наполнив душу Ксенофонтова веселой надеждой. Генерал угощал Ксенофонтова в третий раз. Оба первых раза были связаны с повышением по службе и оттого врезались в память Власа Всеволодовича особенно четко. Он помнил не только, что они пили — кагор трехлетней выдержки, — но и чем закусывали — обыкновенными бутербродами из черного хлеба с белорыбицей.