Иван Сербин - Сделка Страница 68

— Никому не хочется, — быстро ответил Максим.

— Вот-вот, никому не хочется, — поддакнул Фурцев. — Поэтому я отдал им эти пятьдесят комплектов, и все. По документам они, естественно, числятся как старые, списанные. Поверьте мне, с этой сделки я не получил ни копейки.

— Хотелось бы верить, — вздохнул Максим. — Ну хорошо, разберемся. Мне нужен договор части с этой фирмой на поставку списанного обмундирования.

— Да, конечно.

Фурцев торопливо полез в сейф, и Максим заметил, как у него трясутся руки. Он долго возился с ключом, наконец дверца открылась, и полковник достал свой экземпляр договора.

— Этот документ я тоже заберу с собой и приобщу его к делу. — Максим убрал листки в кейс. — А теперь мне хотелось бы посмотреть личные дела ваших военнослужащих.

— Хорошо. — Сейчас пузан выглядел несчастным, почти раздавленным.

В общем-то, Максим даже удивился, насколько легко оказалось его прижать. Он-то ожидал упорствования. Если разобраться, мог ведь Фурцев тихой сапой проехать? Сказал бы: «Не знаю ничего, возможно, попался один комплект неплохой. Да разве же за всем уследишь?» Боялся, видать, что допросим мы этих дельцов-покупателей и всплывет дельточка, всплывет родная. А так он вроде бы потерпевший, несчастный. С него взятки гладки. Сам попал.

Максим придвинул к себе папки и открыл первую, уже предчувствуя, что вот сейчас в личном деле Шалимова Юрия Герасимовича увидит вдруг то самое лицо, только живое, с открытыми глазами. Лицо парня, тело которого он обследовал в морге. Поэтому верхнюю корочку Максим открыл аккуратно, словно боясь, что оттуда сейчас появится призрак. Но чуда не случилось. С фотографии на него смотрел скуластый угрюмый малый лет двадцати двух, и не имело это лицо ни малейшего сходства с лицом убитого солдата.

Максим быстро пролистал бумаги: обмундирование, продуктовое довольствие, докладные об арестах, в общем, ничего полезного. Перевернул последнюю страницу: уволен в запас одиннадцатого октября, все, как и положено. Значит, все-таки напутали.

Максим взял в руки следующее дело, открыл. Молодой парнишечка, глаза озлобленные, как у битой собаки. Призван: второго ноября из Воронежа. Родители: прочерк. А ниже подпись: воспитанник детского дома номер семь города Воронежа. Он переписал в блокнотик фамилию: Каховский Олег Матвеевич.

Следующее дело: Ряшенцев Сергей Викторович. Призван: шестого декабря из города Воронежа. Воспитанник седьмого детского дома. Интересно… Перелистнул на последнюю страницу. Прикомандирован временно для прохождения действительной срочной службы к такой-то части четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в городе Моздоке. Все временно… Отправлен: двенадцатого декабря.

— Ничего себе, — Максим посмотрел на пузана, — сколько же они у вас пробыли, эти двое?

— Три дня, по-моему. Не успели приехать и тут же отправились дальше.

— Любопытно. — Максим переписал данные в тот же блокнотик, затем отодвинул папки. — Скажите, а почему именно этих двоих?

Фурцев недоуменно покрутил головой:

— Да откуда же мне знать? Пришло на них требование, прибыл человек из штаба округа, и поехали ребятишки выполнять интернациональный долг.

— Понятно. — Максим сунул блокнотик в карман. — Ну что же, Леонид Григорьевич, мне, конечно, еще придется созвониться с Саликовым. Но я заранее уверен: генерал подтвердит ваш рассказ. Тут все ясно. Всего доброго. — Он поднялся и протянул руку для пожатия.

Пузан этого явно не ожидал. Он обхватил крепкую ладонь Максима пухлыми пальчиками и потряс.

— А то, может быть, останетесь, Максим Леонидович? — на всякий случай предложил он. — Я бы распорядился. Банька там…

— Нет, благодарю, мне надо возвращаться в прокуратуру.

Максим попрощался, спустился вниз, кивнул поспешно вскочившему дежурному и вышел на улицу. Шофер Паша, выпятив от увлечения нижнюю губу, читал какой-то затрепанный детективчик. Увидев шефа, он быстренько закрыл книжку и засунул ее в бардачок.

Максим сел на свое место и спросил:

— Так, Паша, за сорок минут в город успеешь?

— Запросто, товарищ полковник, — засмеялся тот. — Мы ведь те же летчики, только у нас самолет на четырех колесах и без крыльев.

Глава двадцать третья

— Так, мил человек, — Проскурин помог Алексею принять вертикальное положение. — Теперь смотри внимательно. Мы сейчас как раз в том районе, который ты мне указал. Как только сориентируешься по месту, сразу командуй.

Проскурин сбросил скорость. Из отпущенных аптекаршей шести часов истекло всего полтора, а Алексей уже стал похож на запылившуюся старую куклу, выцветшую до болезненной чахоточной белизны. Губы его высохли, покрылись тонкой коричневой сеткой трещин, а плавающий взгляд казался мутным, почти незрячим. «Пятерка» медленно тащилась по шоссе, и проносящиеся мимо машины раздраженно сигналили рыжей «черепахе».

— Смотри внимательнее, — командовал Проскурин.

— Там должна быть взлетная полоса, — хрипло ответил Алексей. — Узкая, метров десять, и вокруг посадки. Довольно редкие.

— Как же вы садились-то?

— Полоса длинная, метров семьсот, — продолжал говорить Алексей.

— Бетонная? — прищурился фээскашник.

— Асфальтовая, по-моему. — Алексей вдруг страшно заперхал и слабо шлепнул себя правой рукой в грудь. — Похоже, и простыл еще.

— Подожди-ка, — Проскурин изумлялся все больше и больше. — Ты мне ничего не говорил. Разве может самолет сесть на асфальтовую полосу?

— А ты думал? — Алексей тускло усмехнулся. — Шли-то без подвесных баков. Топливо практически полностью израсходовали. Да его и было-то как раз от сих до сих. А «двадцать девятый» без топлива весит чуть больше десяти тонн, как пожарная машина. Чего же не сесть?

— Надо же, — изумленно хмыкнул Проскурин, — а я и не думал никогда. Мне казалось, самолеты тяжелые должны быть.

— Чудак человек. Это же не «Ту-154». «Двадцать девятый» — машина легкая, маневренная. С хорошей подсветкой да по глиссаде сесть на такую полосу не проблема.

— Ну ясно. — Проскурин подумал немного. — Как ты считаешь, самолеты до сих пор там?

— Кто их знает? Вроде бы деваться им некуда. — Алексей утер обильный пот со лба. — Заправщиков я не видел. Вообще-то стояли грузовики, но заправщиков точно не было. Там, понимаешь, за кунгами с радиоаппаратурой асфальта не было. Значит, если бы заправщики были, их поставили бы либо в начало, либо в конец полосы, чтобы самолетам не мешать.

— А на грунт?

— На грунт нет. На грунт нельзя. С грузом увязнут так — подъемным краном вытаскивать придется.

— Но их могли заправить вчера, — заметил Проскурин.

— Вряд ли — возразил Алексей.

— Почему?

— Сам посуди. — Алексей снова заперхал. — Тому, кто это затеял, нужно все провернуть так, чтобы было как можно меньше посвященных. Правильно?

— Ну допустим, — согласился Проскурин.

— А что такое взлетающий самолет? Когда «МиГ» вдет на форсаже, грохот стоит — будь здоров. — Он на минуту замолчал, судорожно сглотнул, затем продолжил: — Мы шли предельно низко и на максимальной скорости. Да еще при радиомолчании. Ночью. Настолько низко, что я пару раз чуть не завалился. Эффект притяжения, может, слышал?

— Слушай, честно говоря, я в этом ничего не понимаю. — Проскурин покачал головой. — Ты уж давай как-нибудь по-русски, попонятнее.

— Когда самолет идет на максимальной скорости и на минимальной высоте, — начал объяснять Алексей, — его практически нельзя засечь обычными РЛС. Теоретически — запросто, практически же — очень сложно. Здесь воинских частей хватает, пару раз в зоны локаторов СЗНЦ[20] мы все-таки попали. Но всего секунд на пять-шесть. За такое время самолет невозможно даже идентифицировать. А учитывая нынешнее раздолбайство в войсках, могу голову дать на отсечение — народ на большинстве точек просто спал вповалку. Но это пролет и посадка. Взлет же засекается стопроцентно. Самолету придется набрать высоту, развернуться, чтобы лечь на курс. Удержаться на минимальной высоте при взлете невозможно. Сперва придется подняться хотя бы тысяч до полутора и только потом уже снижаться до исходной. При этом необходимо поддерживать определенную скорость. А вокруг полным-полно населенных пунктов и радиолокационных станций. Взлет засекут, «МиГи» идентифицируют. Это точно. А поскольку коридора[21] у них нет и бортовые номера летчики назвать не могут — возникнут вопросы. И хорошо еще, если ПВО «зевнет». А то ведь могут и сбить.

— А если лететь ночью, вопросов не возникает? — хмыкнул Проскурин.

— Возникают. Жители наверняка слышали шум двигателей. Только ты забываешь: ночью самолет пролетел, народ проснулся, а через две минуты опять заснул. А наутро, дай Бог, чтобы из сотни человек десяток вспомнили, что какой-то самолет пролетал. Опять-таки кто-то подумает что-нибудь насчет гражданского лайнера. Здесь же Чкаловский близко. К тому же днем солдаты на станциях засечения не спят. Понимаешь-, о чем я? Ну а дальше пошло-по-ехало. Откуда самолеты? Что? Как? Одним словом, круги пойдут.