Эльмира Нетесова - Закон Тайга Страница 69

—  Заткнись, падла! - подскочил Тимка. Но вовремя сдер­жал себя. И сказал хрипло: - Линяй! Глаза б тебя не видели.

— Слиняю, не ссы, бригадир. Вот только дотрехаю, какой с меня положняк.

—  Иль уши в жопе? Уже ботал. Пушняк сдашь. Как все. Без финтов. Усек?

—  А башли за нее?

—  Себе на грев. Сгодится, если в ходку загремишь.

—    Не допер. А тебе что от того обломится?

—    Обойдусь, - отмахнулся Тимка.

—  Без навара? - не верилось бугру.

—  Хиляй дрыхнуть. Я все тебе выложил.

—   Ты меня на понял не бери. Я ведь тоже не морковкой делан. Что занычил в душе? Иль пакость какую мне отмочить вздумал? Колись!

—  Отваливай на хрен! Без тебя тошно!

Но Филин не уходил. Он сидел, оперевшись спиной о ящи­ки. Молчал. Курил неспешно.

—  Ты долго тут яйца сушить будешь? - не выдержал Тимка.

Филин словно не слышал.

Тимка задул жировик, влез в спальник, отвернулся от бугра.

—  Мне в этой жизни на халяву только горе перепадало. Все остальное - за навар. Да что я тебе вякаю, сам знаешь все. Одним общаком дышали. Одна удача и зона были на всех. На дармушки ничего не клевало. Все за понт. Но выжить на халя­ву, не влипнуть к мусорам и ни хрена зато - даже не слыхал о таком. Даже фраера на это не гожи. К тому ж обосрался я перед тобой. Кентом не считаешь. Да и я б не признал. Но почему даешь дышать?

—  Кончай пиздеть! - буркнул Тимка через плечо.

—   Не ты меня, так сам себя твоим обязанником считать буду. Велишь - без трепа сдам пушняк. Хоть завтра. Сам в Трудовое смотаюсь.

—  Не моги. За жопу возьмут. Кто за один день столько меха наворочает? Допрут, что притырил. И тогда тебя накроют, и меня с тобой заодно. Сдашь в конце сезона, - повер­нулся Тимка к Филину.                                 

—   Как трехнешь. Я не выпендрюсь. Одно еще. Когда из тайги слиняем по весне, куда нас денут - в бараки?

—  Нет. На ставной невод отправят. На рыбу.

—    Всех?

—  Это мое дело. Кого возьму, тот со мной. Тайга покажет. Она чище «малин» проверяет всякого. Не каждый законник вы­держивает. Дай Бог вернуться в село без потерь.

—  И все ж наш «закон - тайга» никто тут не просрал по- крупному. Как ты петришь, кент? - спросил бугор.

—  Ты себя спроси, - оборвал Тимка.

Филин умолк. Расположился, поудобнее.

—  Ты что, окопаться вздумал у меня? Не мылься. Хиляй к кентам.

—  Лажанулся я. То как пить дать. Но кранты. Нынче все. Завязал с тобой трамбоваться. Зарекся.

—  Зарекался бы кто другой, - усмехнулся Тимка. И, поняв, что не хочет бугор уходить, отвернулся и вскоре уснул.

Утром бугра в шалаше не было. Не дожидаясь чая, ушел он в тайгу раньше всех. Его впервые никто не будил.

Условники, привыкнув к тайге, уже давно не вскакивали заполошно среди ночи от тявканья лис, рысьего крика, заячь­его плача, хулиганского свиста бурундуков. Тайга перестала пугать, казаться чужой и дремучей. Она, как могла, берегла людей.

Однажды, проснувшись ранним утром, заметил Бугай, что в его ушанке прижился горностай. Он не боялся людей. Не пря­тался от них. Постепенно привыкнув, обнюхав каждого, любил посидеть на плече, погреться на коленях совсем рядом с боль­шими человечьими руками. Иногда он принимался грызть ру­кава, показывая, что пришло время накормить его. А получив кусок сахара, зажимал его передними лапами, как тисками, и долго лакомился гостинцем.

Весь белый, кроме глаз, кончика хвоста и ушек, зверек слов­но понял, что не надо добывать жратву в тайге. Не ровен час в ледянку угодить можно. А люди и накормят, и согреют, и при­ютят.

Так и прижился'Прошка. Он никого ре обходил внимани­ем. Хорошо помнил запах каждого. И если утром, по забывчи­вости, Бугай не давал ему сахар, Прошка умел потребовать его у Кота. А вечером - у Цыбули и Баржи. На ночь - у Полудурка и Скомороха.

Горностай стал общим любимцем. К нему привыкли. Он вертелся с охотниками в шалашах и у костра. Он ночевал в тепле. Имея, как говорили промысловики, свою лежку в хазе. Даже Филин не рычал на зверька, когда тот, требуя свой положняк, не грыз рукав у бугра, зная, что этим он не прошибет его, а взбирался на плечо и кусал бугра за мочку уха. Не больно, но чувствительно. А в Тимкином шалаше при­жился бурундук. Вместе с людьми зверьки пережили не одну пургу. Молча, как и подобало таежникам, терпели стужу. Они первыми почувствовали скорый приход весны и предстоящую разлуку.

Однажды они проводили на охоту Бугая. Не понял услов- ник, почему Прошка путался под ногами, шипя, припадал к земле, будто пугая, не пускал охотника в тайгу. Даже бурундук, забегая наперед, в лицо свистел. Вот только человечьим языком сказать не мог, а свиста его фартовый не разгадал. И спешил в надел. Знал: весна близко, значит, конец сезону. Мех у зверя сменится, потеряет ценность. Не будет заработка.

Он проверял петли, силки, ставил свежую приманку в капка­ны. И вдруг увидел прямо перед собой громадный медвежий след.

В мокром подтаявшем сугробе зверь искал муравейник. Весь снег сгреб когтями. Но что-то помешало. Отвлекло. Ушел. Сле­ды были еще теплыми.

«Меня испугался, косматый фраер. Покуда голодный, слаб. Не нападет. Силенок набраться надо. Пробку выкинуть зим­нюю. Вот тогда с тобой встречаться опасно», - подумал Бу­гай. Все же зарядил карабин. На всякий случай. И пошел с оглядкой.

К обеду рюкзак потяжелел. Два зайца и лиса в нем лежали. Бугай решил спуститься к сухому ручью и свернул с тропы. Там, за молодыми елками, спуск в распадок. Неделю назад в нем поставил капканы. Проверить их пора.

Фартовый шел легко. Расстегнул телогрейку. Отпускают мо­розы. Вон как пригревает солнце! Снег потускнел, потерял блеск. Уже не скрипел под ногами. Не обжигал холодом. Не вился за лыжами поземкой. Не рассыпался в руках. Недолго уже зиме хозяйничать в тайге. Бугай решил развести в распадке косте­рок. Передохнуть немного в тиши. И вдруг увидел, как из-за елок поднялся лохматый загривок.

Бугай онемел. Руки сами сорвали с плеча карабин. Медведь встал на дыбы. И в ту же секунду, не целясь, выстрелил фарто­вый в зверя.

Рык и грохот выстрела одновременно разорвали тишину тай­ги. Затрещали кусты, коряги. Медведь ушел. Ранен? Иль поды­хать побежал? Не знал тогда Бугай особенностей охоты на мед­ведя.

Никто из условников, кроме Тимки, не видел этого зверя. Знали о нем понаслышке. Из рассказов. Которые нико­го не настораживали и не пугали.

Бугай увидел каплю крови на следах медведя. И, решив, что сам он не сможет притащить тушу к шалашам, не пошел за зверем в тайгу. Сообразил, что теперь в шалашах никого нет, а в потемках законники не станут искать зверя. Он спустился в распадок, поняв, что раньше завтрашнего утра возвращаться сюда нет смысла.

«Крепко пуганул я косматого. Коль жив остался - век фартовому на зенки не попадется. Хотя вряд ли жив! Замок- рил его, это верняк. Вон как в тайгу слинял. Небось дышать совсем мало осталось. Вот и шустрил, чтобы не на виду, а в глухомани накрыться. Ведь не дробью чесанул, маслину вса­дил. И без промаху. Иначе откуда кровь на следах? - сооб­ражал Бугай, радуясь, что первая охота на медведя оказалась удачной. - А то все стращали. И бригадир на понял брал. Мол, нет в тайге зверя опаснее медведя! Хрен там! Нет во всем свете никого страшней законника! Что против него мед­ведь? Мелкий фраер! Да из него сявку можно слепить при желании. Чтоб из барака вовремя парашу выносил и легавых на гоп-стоп брал, когда те вздумают к законникам нарисо­ваться. Вот прихиляю вечером и.вякну: мол, кента себе завел нового. На дело его фаловать буду. В Трудовом сельмаг трах­нуть. Иль сберкассу, - засмеялся Бугай, спустившись в рас­падок. - Ох и полезут зенки на тыквы, когда увидят мой навар! Конечно, угрохал я его. Если б ранил, он меня так подцепил бы, что я на том свете уже канал. Вон Тишка еле очухался. А я - ни хрена! На своих катушках прихиляю», - радовался Бугай.

Все петли, силки и капканы в распадке оказались пустыми. Приманка не тронута. И ни одного следа вокруг. Законник ре­шил подождать еще несколько дней, потом снять все ловушки и перенести в другие места.

Раздосадованный неудачей, он возвращался к шалашам дру­гим путем, сокращая дорогу.

Вечером, когда мужики сели ужинать, законник рассказал о встрече с медведем.

—  Ну, лафа! Теперь мяса будет, хоть жопой ешь! У медведя одна ляжка с полтонны! - обрадовался Филин и вызвался ут­ром помочь Бугаю разыскать и притащить тушу.

—  Везучий ты, Бугай! Медвежья шкура - знак охотничьей удачи! И это в первый сезон! Знать, любит тебя тайга! - поза­видовал Скоморох.

— А я всегда был везучим. С фартовыми быстро скентовал- ся. С бабами везло. С меня даже клевые не брали башли за ночь. Все на меня сами лезли. Никогда ни одну не фаловал.

— Можно подумать, что не ты их, они тебя в постели мнут и тискают. Ишь, целка! Форшманули его кле-

пые! Да видел я, как ты на цырлах перед ними выпендриваешь­ся! Клевые с ним без навара тискаются! Кому заливаешь баки? Мы ж не целки! - оборвал Филин Бугая.