Ультиматум предателя - Андрей Михайлович Дышев Страница 7

Самым скверным во всей этой истории было то, что я не знал, как долго вынужден буду терпеть это общество. И эта неопределенность измучила бы меня, если бы не надежда, что меня ищут, что уже наверняка подняты по тревоге спасатели, и целые вертолетные эскадрильи прочесывают район за районом в поисках красно-белых обломков несчастного "Яка", и пройдет совсем немного времени, как меня заберут отсюда и, поднимаясь над палубой яхты под рокот лопастей, я помашу капитану рукой и сразу забуду о нем.

Глава вторая. Гайки плавают плохо

Я очень устал, но заснуть так и не смог. Было кратковременное забвение, но разве это можно назвать сном? Стекло в иллюминаторе тускнело, остывало, словно в круглой настенной лампе постепенно убавляли электричество. Солнце опустилось в море, как опускает раскаленную чушку в ведро с водой кузнец, только не клокотала вода, не поднимался пар. Мне было зябко, болела голова – долгое купание в море не прошло бесследно. Некоторое время я сидел на нарах, свесив ноги, и с отвращением думал о том, что сейчас мне снова придется общаться с командой. Не исключено, что я в десятый раз перескажу историю о том, как у самолета отказал двигатель. Потом последуют вопросы: кто я такой, как сюда попал…

Стоило мне только представить эту милую беседу, как острое желание немедленно бежать с яхты заставило меня вскочить с нар и начать торопливо одеваться. Я прыгал на одной ноге, натягивая на себя все еще влажные джинсы. И почему я так легко поверил рыжему? Наверняка на яхте имеется спасательный надувной плот. Приближается ночь. Под ее покровом можно незаметно скинуть плот на воду. А к утру я буду уже далеко от яхты. И спасатели найдут меня гораздо быстрее. Одинокий оранжевый плот, качающийся на волнах посреди открытого моря – все равно, что бельмо на глазу.

Тут я вспомнил, что у меня в карманах когда-то лежали ключи от квартиры. Сами ключи меня сейчас мало интересовали, куда более полезным был брелок, к которому они были прицеплены. Конечно, маленький складной ножичек, подаренный мне Ириной, вряд ли можно было использовать как оружие, зато тонким лезвием можно было сковырнуть какой-нибудь замочек или отвинтить шуруп. Я похлопал себя по карманам, но ни ключей, ни брелока не нашел. Возможно, мои карманы добросовестно прополоскало море, когда я свалился в воду. Может быть, брелок выпал, когда я раздевался.

Я опустился на четвереньки, чтобы тщательно осмотреть пол каюты. В каюте было мало света и мне пришлось ползать по пыльному коврику и гладить его ладонями, собирая какие-то крошки и прочий мусор. Под столиком, где было особенно темно, я нащупал тонкую металлическую трубочку, встал на ноги, поднес ее к иллюминатору. Половинка от шариковой ручки. Отломано грубо, край сплющен, как если бы на него наступили ногой.

Ага, вот и ключи, лежат под столиком, спрятавшись в складке ковра. Я сунул связку в карман и уже хотел было встать, как уловил едва ощутимый тяжелый гнетущий запах, знакомый мне, увы, слишком хорошо. Провел рукой по коврику. В этом месте ворс был жестким, как у пластикового половичка для чистки обуви. Я попытался сдвинуть коврик на середину каюты, куда падал сет из иллюминатора, но он поддался мне не сразу, так как местами присох к полу, словно здесь был пролит клей. Но версия с клеем тотчас отпала, потому как я увидел большое бурое пятно, происхождение которого вряд ли было связано с чем-то обыденным и банальным. Я откинул край коврика, машинально опустил ладонь на пол и с опозданием понял, что сделал это зря. Пол был липким, как если бы его покрасили, да краска не высохла до конца. Я с отвращением отдернул руку и кинулся к умывальнику. «Загустела, уже крошится, – думал я, глядя, как темно-бурая вода уходит в сливное отверстие. – Под ковриком она долго сохнет, может быть, со вчерашнего дня».

Я удивлялся самому себе: как я посмел безмятежно дремать под одеялом, как у меня вообще хватило ума забраться в постель? Это же все равно, что разлечься спать на рельсах, надеясь на то, что поезда здесь давно не ходят. Дурная яхта! Надо рвать отсюда когти и как можно быстрей.

Уже стемнело настолько, что я перестал различать предметы в каюте. Попытался открыть замок бесшумно, но он заскрежетал. Я замер, прислушиваясь. У них должен быть плот, должен! Все современные яхты обязательно имеют спасательные средства. На крайний случай резиновая лодка. Даже если грести тихо и медленно, через пару часов я буду уже далеко.

В коридоре было так темно, что я не сразу различил очертания лестницы. Лишь бы в кают-компании не было никого! Я стал подниматься наверх, раздумывая, разумно ли будет кинуться на рыжего с кулаками, если тот вдруг встанет на моем пути? Скрутить, заткнуть рот, запереть в каюте рыжего представлялось мне делом благородным. Но в этом случае я первым нарушу относительное мирное сосуществование на яхте. К чему это приведет? Нет, не готов я сейчас драться. Идеи нет, чувство ненависти не возбуждено. А без этих атрибутов я дерусь вяло, как сытый и престарелый лев в зоопарке. Драка для меня – не самоцель, а средство достижения некой иной, несомненно справедливой и благородной цели. Пока что меня никто не обидел. Напротив, приютили, угостили каким-то пойлом да еще и спать уложили. За что же бить рыжего? Может, это прекрасный человек, отдыхающий на яхте со своими друзьями. Что? Автомат? Так это, может быть, муляж. Или пневматическое ружье для спортивной стрельбы. Кровь под ковром? А я уверен, что это кровь, а не случайно пролившееся варенье из черноплодки?

Верный признак: если я начал усиленно убеждать себя в том, что все происходящее вокруг – нормально, значит, все давно вышло за рамки нормы. Таким способом я сохраняю объективный взгляд на события… Ладно, пока не буду терзать мозг и думать о том, бить рыжего или нет. Обстановка