Александр Маркьянов - Бремя империи Страница 74

Среднего роста, пожилой человек с небольшим фотоаппаратом — вынырнул из толпы, словно пловец выныривает из мутной воды пруда. Единственным, что бросалось в глаза в его облике была куртка — ярко-красная, с британским "Юнион Джеком" на спине. Когда двадцать минут назад он вошел на площадь — куртка его была серого цвета, а фотоаппарата в руке не было. Двусторонняя куртка, с одной стороны серая, с другой яркая — старый как мир сыщицкий прием, которым он пользовался еще несколько десятков лет назад, когда только делал свои первые шаги в качестве сыщика. Филер всегда, чтобы не потерять человека в толпе, выделяет какой-то яркий отличительный признак и ищет потом человека только по нему. Если же этот признак пропадет — или наоборот появится другой доминирующий признак — скорее всего филер след потеряет. Надежно проследить путь человека в этой шумной, волнующейся, разномастной толпе было решительно невозможно никакими силами — и он, улучив момент, сначала снял куртку, сделав вид, что ему жарко — а потом вывернул и надел снова. Никто, ни один из туристов не обратил ни малейшего внимания на произошедшее — все они были поглощены величественным видом Исаакия и объяснениями гидов. Фотоаппарат он просто достал из кармана, сделал для приличия пару снимков — и так и оставил в руках.

Скорее всего, маневр этого человека по отрыву от наружного наблюдения удался бы — если бы по нему не работало целых три команды НН одновременно. Двадцать один человек — лучших из отдела наружного наблюдения департамента контрразведки. Почувствовав маневр отрыва, они буквально окружили площадь кольцом — и «Беглеца» — а именно так в переговорах именовался тот, за кем они наблюдали — не упустили.

Первой «Беглеца» заметила «Роза» — одна из лучших в своем ремесле, несмотря на молодость. Невысокая, стройная, демонстративно подтянутая — она больше походила на гимназистку старших классов, особенно если одеть соответствующим образом. Вот и сейчас, расположившись на самом краю толпы, она просекла, как один из британских туристов начал понемногу отдаляться от шумящего, волнующегося людского моря. И хотя одежда была совсем не та — рост и комплекция совпадали.

"Роза" слегка наклонилась к левому плечу, где был закреплен миниатюрный микрофон…

— "Роза" всем! Он в моем квадрате, уходит!

Собрать все наличные филерские силы быстро не представлялось возможным — если быстро протискиваться через толпу, то это сразу будет заметно. Не исключено, что за «Беглецом» ведется контрнаблюдение, об этом предупреждали на инструктаже. «Беглец» тем временем пошел быстрее, явно спеша. Приняв беззаботный вид и прижавшись к какой-то компании, Роза припустила за ним.

И — не успела. Беглец свернул в небольшой проулок, возможно это была проверка и идти следом в одиночку было нельзя. А еще через пару минут из этого проулка — вообще то это была пешеходная зона и автомобильное движение здесь было запрещено — медлительно и важно выкатился массивный черный, как будто облитый черным стеклом «Хорьх». Вместо обычного гражданского номера на передней табличке значились четыре цифры и золотистого цвета двуглавый орел — правительственный номер. «Розе» ничего не оставалось, как только запомнить приметы и номер машины.

— Вы рискуете, господин Гирман… — с неопределенным выражением проговорил начальник третьего отделения СЕИВК Владимир Владимирович Путилов — встречаться в центре города, это не слишком предусмотрительно…

Полковник Путилов умел говорить так, что окружающие не понимали по тону — шутка это или нет. Сейчас в голосе его было что-то непонятное, неопределенное.

— Если хочешь спрятать что-то, положи это самое что-то на самом видном месте… — Моисей Аронович Гирман наконец-то отдышался, сбросил проклятую куртку. Все-таки не мальчик и так бегать… Хотя… береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет.

— А если хочешь занять место повыше, не стоит играть в двойную игру! — грубо перебил полковник Путилов

— О чем вы, милейший? — поинтересовался Гирман — для чего вы меня вызвали?

— Да все о том! Все о том же уважаемый! Вы пытаетесь угодить и нашим и вашим, я только не знаю с какой целью. Вы подбросили идею о том, что нужно создать единый координирующий орган и о том, что террористов нужно просто ликвидировать, проводя агентурно-боевые операции — я вам за это благодарен. Но что я узнаю?! То же самое вы говорите и Цакае! Точно те же самые идеи! Интересно, а что еще вы ему говорите? То, что вам неплохо было бы занять место начальника третьего отделения? Мое место?! На чье место вы вообще претендуете, на его или на мое?!

Тайный советник Моисей Аронович Гирман побледнел. Что-то давило в груди, мешая дышать.

— О чем вы говорите?

— Не прикидывайтесь, Моисей Аронович, не прикидывайтесь — раздраженным тоном продолжил Путилов — вы прекрасно знаете о том, что люди Цакаи действуют в Бейруте, что они уже ликвидировали несколько человек и все ближе подбираются к основным звеньям цепи в этом регионе. Не поверю, что не знаете. Вы хотите, чтобы я поверил в то, что все это не более чем случайность? Что совершенно случайно постоянному заместителю министра внутренних дел и вашему хорошему другу, господину Цакае пришла в голову та же идея, что и вам? А теперь я, милостью вашей, поставлен в самое что ни на есть дурацкое положение!

Гирман молчал — это действительно было случайностью, но именно той случайностью, в которую ни один человек в здравом уме не поверит.

— Остановите машину!

Хорьх, медленно катившийся у самого тротуара, плавно сбавил скорость и остановился.

— Извольте выйти вон, господин Гирман! Больше никаких дел я с вами иметь не желаю! — надменно и жестко проговорил Путилов — и обо всех наших договоренностях можете забыть. Раз и навсегда!

Пожилой человек, покинувший бронированную правительственную машину, нетвердым шагом вышел на тротуар, как-то беспомощно огляделся. Если на площади перед Исаакиевским собором, взглянув на него, ему можно было дать шестьдесят, максимум шестьдесят пять лет — то сейчас это был глубокий старик. Доковыляв до скамейки из чугунного литья, он присел, каким-то бессильным движением приложил руку к левой стороне груди.

Бейрут, район Борж эль-Бражнех. Вечер 29 июня 1992 года

Почти месяц жары сделал свое дело — под палящими лучами солнца иссыхала земля, плавился асфальт, город плыл в знойном мареве. А сегодня под вечер, впервые за этот месяц на горизонте стали собираться тучи. К вечеру поднялся ветер, иссиня-черные горы наступали на город, погасив до положенного срока солнце — и первые артиллерийские разрывы грома уже вспарывали воздух.

Но дождя, что принес бы облегчение измученной солнцем земле, пока не было.

Было больно. Просто по-человечески больно и все. Я уже вышел из того возраста, когда поют серенады под окном, и когда сердце разрывается от мимолетного взгляда, который любимая подарила постороннему мужчине. Наверное, я слишком рано повзрослел.

Вечеринка… Набережная… Кафе… Черно-белая кинопленка с треском крутилась через старенький кинопроектор памяти, скрипя и постоянно обрываясь. И каждый обрыв отзывался новой вспышкой боли в выгоревшей до пепла душе…

Просто она предательница. Вот и все. Британцы — непонятно как — подставили мне ее, а я и купился. Повелся как тот осел, которому перед носом повесили морковку на палке. И чуть сам не стал предателем.

А за предательство есть только одно наказание…

— Мы приехали… Вставайте, князь, вас ждут великие дела! — отчаявшись обратить на себя внимание, действительный статский советник Иван Иванович Кузнецов весьма больно толкнул меня в бок, и только тогда я вернулся в этот мир.

— Да… Я понял.

— Мы будем внизу. Сноу желательно взять живым, остальные — на ваше усмотрение. Ничего не бойтесь. Если даже будет стрельба — полиция не приедет по вызову.

Я должен поступить как мужчина. Как мужчина, которого предали — господи, бред то какой… Кто кого предал? Меня? У нее есть какие-то обязательства передо мной? Страну? Как все глупо, неправдоподобно, невозможно… До невозможности бредово…

Я вышел из машины. Пистолет — его я положил в потайной карман пиджака — весил, казалось килограммов десять, холод его стали, я чувствовал даже через рубашку. Тучи накрывали город сплошным покрывалом, и во тьме молочно-желтыми шарами висели фонари. Безмолвными исполинами, словно стражи стояли по обе стороны дороги кедры. Взглянул на часы — до полуночи полтора часа.

— Этот?! — Мехмет первым заметил идущую к двери фигуру. Что-то в походке было странное, так обычно идет пьяный или больной человек, медленно, слегка покачиваясь и внимательно рассчитывая каждый шаг.