Дмитрий Красько - Хозяин Страница 8

Брюнетка решила действовать на порядок честнее — бурный секс с понравившимся человеком в его машине — и адье. Ни писем, ни звонков, ни напрасных выяснений отношений в последующем. Зато какие останутся воспоминания! Опять же, будет, что рассказать внучкам под старость лет…

Меня, повторюсь, вполне устраивало такое развитие событий. Я тоже хотел, чтобы под старость лет было, что рассказать внучкам… Пардон, внукам. Если таковые появятся, конечно. Для начала нужно было собраться и как-нибудь на досуге сбацать хотя бы одного родителя этим самым внукам.

Но это так. Из планов на будущее. В настоящем были похотливая брюнетка и я, целиком, хоть и на четвереньках, забравшийся в салон. Лучистые глаза звали, оголенные ноги призывно белели, и мне не оставалось ничего другого, кроме как поцеловать вожделенное бедро. С обратной его стороны. При этом я, сами понимаете, сподобился разглядеть вторую ногу.

Брюнетка сладострастно содрогнулась — что ей, ноги никогда в жизни не целовали, что ли?! — и переместила обе ладошки мне на макушку. Я еще раз поцеловал бедро, на сей раз повыше, и поднял взгляд к его основанию. Ну, то есть, натурально, исполнил свою мечту — обозрел всю нижнюю половину пассажирки.

Эта половина меня не разочаровала. Даже при том, что оказалась не вполне откровенна со мной. В том смысле, что на самом интересном месте была прикрыта трусиками. Однако трусики были полупрозрачными и почти ничего собой не скрывали. Кроме того, их обладательница явно не имела ничего против того, чтобы избавиться от них. Чем я и занялся. Она при этом с готовностью приподнялась на сиденье, облегчая мне работу.

Пришла пора переходить к чему-то большему, чем просто целование ног. Что с того, что машина стоит на дороге? Что с того, что стекла не тонированные и любой, при желании, сможет рассмотреть, что там, внутри, происходит? Разве это главное? Два человека, на пару не разменявшие и полтинника, пали жертвой внезапного порыва страсти. И решили разобраться с проблемой на месте. Это ведь не преступление? А ежели преступление, то пусть приходит милиция нравов и привлекает нас к ответственности по всей строгости капиталистической законности.

Я, отчего-то, был твердо уверен, что этого не произойдет. А до встречи с Бэком время еще есть. Во всяком случае, нам на порцию любви хватит.

5

Милиция нравов к нам и в самом деле не пришла. Но и без ее помощи все закончилось, как в нехорошей сказке — на самом интересном месте. Меня, с наполовину спущенными штанами и ко всему, как пионер, готового, какой-то злой мишугенер взял за лодыжки и вынул из салона, как вынимают мешок картошки из товарного вагона. И я, охреневший от происходящего, натурально, тем самым мешком хлопнулся на посыпанную щебенкой обочину. Хорошо — успел подставить руки и сохранить целостность физиономии, а то уж совсем обидно было бы.

Сильные руки злого мишугенера, сделав свое черное дело, исчезли из поля моего тактильного (вот я умный! Какие слова на стенах школьной уборной вычитал) мировосприятия. Я остался лежать на обочине, постепенно приходя к выводу, что все происходящее — какое-то неправильное. Не должно так быть, в самом деле. Только что я готовился принять порцию секса, но тут пришел какой-то урод и помешал мне. Обидно это. И несправедливо. С осознанием такого положения вещей во мне народился гнев. И желание набить морду уроду. Даром, что я лежал, имея и штаны, и трусы в районе колен. В гневе я страшен — и в трусах, и без трусов.

А потому я вскочил, — очень ловко и быстро, прошу заметить, — развернулся и сказал:

— Ну что за херня! Да я порву, как…

После этого я говорить перестал. Потому что понял, что упираюсь лицом в чей-то гранитный живот. Сам я парнишка не сказать, чтобы маленький, — метр восемьдесят с небольшим вершком, — поэтому сие открытие меня неприятно поразило. Если мое лицо — на уровне его живота, то на каком уровне его лицо? Вопрос немаловажный. А ну, как он истолкует мое восклицание, как личное оскорбление (чем оно, на самом деле, и было), и решит поучить меня литературному русскому? Я не желал учиться литературному. По крайней мере, не у этого учителя. А потому отступил на пару шагов назад, уперся спиной в железо автомобиля и обозрел своего визави в полном объеме.

Объем впечатлял. Два с лишним баскетбольных метра, бочкообразная грудь и мощные руки. Все это добро было упаковано в замечательно дорогой белый костюм и увенчано коротко стриженной головой с самодовольной ухмылкой на самом видном месте. Впрочем, не спорю — он имел полное право так лыбиться. Мне же ничего не оставалось, кроме как тоскливо натянуть сперва трусы, а потом и брюки.

— Салют, смертничек! — прогудел гигант.

— Салют, — пробурчал я, возясь с неподатливой молнией на штанах. — Чтоб я так жил — и чтобы да, так нет… Ты кто — местный терминатор?

— А что? Похож? — он еще сильнее выкатил грудь. Стало реально страшно — а ну, как заденет? Сотрясением мозга не отделаешься.

— Не то слово, — я, наконец, справился с ширинкой. — Больше, чем фотокарточка. Шварценеггер грустно чешет харю. Костюмчик, небось, на заказ шил?

— Само собой.

— Небось, дорого обошелся?

— На хлеб с маслом осталось. А чего это ты так за мои финансы распереживался?

— Да плевал я на твои финансы, — с похвальной откровенностью сообщил я. — Просто сообразить пытаюсь, откуда ты взялся.

— А вон из той тачки, — он махнул рукой в том направлении, откуда приехал и я. Мощно так махнул. Не совру — меня чуть порывом ветра не опрокинуло. Но я устоял. И даже посмотрел в ту сторону, куда он указывал.

И клацнул с досады зубами. Там, метрах в двадцати пяти-тридцати, маскируясь под цвет асфальта, стоял седан системы «Вольво». Имея за лобовым стеклом еще двоих седоков. Может, конечно, их было и больше, но я разглядел только двоих. Впрочем, количество роли не играло. Как и тот факт, что с маскировкой у седана получалось хреновастенько. Но свою задачу он выполнил — подкрался ко мне бесшумно и незаметно, и высадил десант, который, в свою очередь, провел весьма удачный рейд по моим тылам. Так что «Вольво», по большому счету, можно было хоть в серо-буро-малиновую полосочку разрисовывать. Мне от этого легче не станет.

— Понятно, — вздохнул я. — А ты, вообще, кто будешь? Блюститель нравственности?

— А я могу с правой, — спокойно сообщил гигант. — Могу и с левой. Ты разницы не почувствуешь.

— Не надо с правой, — возразил я. — И с левой не надо. Я тебе верю. Ты именно по мою душу?

— Угадал.

— А как узнал, что меня именно здесь искать надо? Мы же почти в лесу. Почти в глухом. Так не бывает.

— Вот ты гонишь! — заржал он. — Мы-то здесь! Значит — бывает. Ты оглянись, братан! Видишь эту матреху?

Я обернулся и посмотрел в салон. Получилось не очень, потому что я стоял вплотную к машине. Брюнетка не потрудилась переместиться поближе, а мне нагибаться, чтобы заглянуть в ее лучистые, мать их, глаза, почему-то не хотелось. Позвонком чуял — чревато. Хотя, если разобраться, гиганту никакой выгоды не было нападать на меня сзади. Он и без того был хозяином положения. Я, к примеру, даже спорить с этим не собирался.

Короче, от брюнетки я увидел только два окорочка, на которые недавно повелся, как сом на лягушонка. Платье на них было уже одернуто, куда подевались трусики — бог весть. Я положил их рядом с окорочками, на сиденье. Но сейчас там было пусто. Спрятала улику? Гиганта, что ли, застеснялась? Так это глупо — он, пока меня из машины извлекал, наверняка все, что нужно рассмотреть успел. Но не это важно. Важно было другое — именно брюнетку имел в виду гигант. И я не нашел ничего лучшего, кроме как буркнуть:

— Ну?

— Это наша матреха! — горделиво поделился гигант.

— Ну?! Повезло вам. Красивая матреха. Я-то грешным делом подумал, что она нимфоманка.

Гигант пару-тройку секунд тупо пялился на меня, потом, сообразительный такой, расплылся в улыбке.

— Не-е! Она натуралка. Это она тебя нашла. И до нашего приезда здесь продержала. Здорово, правда?

— Бесподобно, — подтвердил я. — Как разное гениальное. Как круглое колесо. — На этом месте гигант свернул ладошку в кулак и продемонстрировал мне. Выглядело внушительно. Поэтому я поторопился вытянуть открытые руки в его сторону. — Все, все. Заткнулся. Мне только одно непонятно. Как вы узнали, в каком месте она меня затормозит?

— Братан! — гигант расслабился и даже кулак разжал. — Да наши по всему городу на васоре. Ищут тебя и перо. Ты хоть в курсе, что за игрушку ты у Шепелявого отмел?

— Дурацкую игрушку, — сказал я, мимоходом отметив, что у привокзального хуцпана был неплохая коллекция кличек. Как жен у моряка — в каждом порту новая. Сперва Ржавый, теперь Шепелявый. Между прочим, захотелось погордиться — для себя я его так и обозвал еще при первой встрече. Но потом гордиться расхотелось — собственно, что тут странного? С его-то тридцатью тремя шипящими буквами на все случаи жизни? Не Левитаном же его обзывать, в самом деле. — Что это за игрушка — баба с ключиком? Озабоченный кто-то делал, да?