Горе Побежденным - Дмитрий Анатолиевич Емельянов Страница 8

и в чертах когда-то желанного лица увидел лишь затаенная ненависть и угрозу. Вспомнилась та ночь, когда он, вырвав ее из рядов пленников, потащил за собой. Как одевал ее, отогревал ее заледеневшие ноги и бормотал, бормотал: «Ты свободна! Я не держу тебя, можешь уходить. Ты свободна!..» А она слушала безучастно и равнодушно. Замерший взгляд смотрел куда-то сквозь него, и слова вылетали, не оставляя следа. А потом в ее глазах вдруг вспыхнул огонь, и она, словно очнувшись, произнесла холодно и решительно:

— Нет! Некуда мне идти! Для суми я чужая, они не примут меня, а в лесу только холод и смерть. Теперь я твоя! Останусь рабыней, наложницей — как захочешь, мне все равно! Хочу остаться с тобой и дождаться, увидеть тот день, когда ты погубишь их всех! Всех до единого!

Он вспомнил, как отшатнулся от нее, пораженный ненавистью и пророческой уверенностью, звучащей в ее словах, а потом, под утро, пришла белая женщина, и с тех пор он не мог избавиться от наваждения. Лицо Ираны напоминало ему безжизненный ледяной облик, высасывающий из него душу.

Тогда, с рассветом наступившего дня, Рорик поднял дружину и повел дальше, а Фарлану поручил взять два десятка из младших и отвести полон в Истигард. Боев больше не предвиделось, а тащить за собой пленных — значило всех потерять от холода и болезней. Всю добычу погрузили на сани, и Фарлан повел караван обратной проторенной дорогой. Пять возов впереди, затем вытянувшаяся вереница пленников, а за ними еще пять саней. В авангарде десяток бойцов с Фарланом, позади всех еще один, с Ольгердом. Так они шли два дня, пока не разыгралась метель и не пришлось остановиться в ожидании затишья. Разбили лагерь под крутым яром, прикрывающим от ветра, развели костры, и вот уже второй день снег валит без перерыва, не давая двинуться в путь.

Ольгерд провел взглядом по торчащим из снега верхушкам шалашей, рабам, жмущимся к пламени костров, — их даже не вязали, бежать все равно некуда. В зимнем лесу только смерть: либо замерзнуть, либо попасть волкам на поживу — других вариантов нет.

В окружающей темноте что-то изменилось, он даже не сразу понял что, и только подняв голову, вдруг осознал — белые хлопья больше не сыпались с неба. Чернота стала прозрачней, и на небосводе вспыхнули одинокие звезды. «Значит, с утра двинемся», — скользнула в голове мысль, и, натянув на плечи медвежью шкуру, Ольгерд попытался опять заснуть.

С рассветом караван вновь вытянулся вдоль реки, но теперь движение замедлилось — утоптанной дороги больше не было. Выбрав из пленников десяток мужчин покрепче, Фарлан пустил их вперед — протаптывать тропу. Следом пошел он со своим с отрядом, а уж дальше — все остальные. Торопились как могли в надежде добраться до Истигарда по светлому, но уже к обеду стало ясно — ничего не выйдет. Люди устали, да и лошади еле переставляли ноги. Ближе к вечеру Фарлан начал присматривать место для ночевки — и вдруг выругался в голос:

— Вот же нелегкая принесла!

Из-за крутого поворота реки навстречу им выходил вооруженный отряд, и венду хватило одного взгляда, чтобы понять — тонгры!

— Шакалы, ждали нас здесь! — Он обернулся к идущему за ним парню: — Зови Ольгерда, пусть подтягиваются к нам.

Ему уже все было ясно: тонгры устроили засаду в надежде, что руголандцы рано или поздно отправят часть добычи в город. Специально выждали, чтобы встретить к концу дня, когда все будут вымотаны переходом.

Фарлан бросил взгляд по сторонам. Слева пологий берег, покрытый густым сосновым лесом, справа крутой скалистый обрыв. Выбор не богат. Зло сплюнув, венд уже решил: прижмемся спиной к скалам и будем отбиваться, а там как бог даст!

За спиной послышался голос Ольгерда.

— Что случилось?

Отвечать ничего уже не требовалось — и так все было ясно. Не меньше пятидесяти тонгров бежали цепочкой вдоль берега, стремясь отсечь руголандцев от леса.

— Они думают, мы прятаться будем! — Фарлан оглядел своих бойцов. — По себе меряют, трусливые ублюдки! Давайте, ребята, гоните сани и пленников к обрыву. Пришло время показать, чего вы все стоите!

Руголандцы встали двумя плотными шеренгами, закрыв собой полон и обоз, а растекшаяся толпа тонгров надвигалась с противоположного берега. Шагах в десяти они остановились перевести дух перед боем, и теперь их превосходящая численность стала еще очевидней. Охватив широкой дугой сжавшуюся кучку рокси, тонгры уже торжествовали победу и мысленно делили наиболее лакомые куски добычи. Даже без счета было видно, что их больше чем вдвое, и это вселяло в нападавших радостное предвкушение и уверенность.

От толпы тонгров отделился вожак и, сделав шаг вперед, прищурился в сторону руголандцев и без того узкими глазами.

— Ба! Неужто Фарлан! — Широкоскулое лицо расплылось в довольной ухмылке. — Вот уж не чаял, что доведется поквитаться!

Венд тоже узнал эту гладкую рожу с тонкой полоской черных усиков. Давно, еще в те времена, когда Ролл только-только становился здесь железной руголандской пятой, орда этого человека наводила ужас на весь край суми. Хан Аспарух творил в здешних землях все что хотел, и пришедшие невесть откуда рокси были ему как кость в горле. Тонгры даже пытались штурмовать стены Истигарда, но, не добившись успеха, отступили и портили жизнь новоявленным недругам как могли. Так было до тех пор, пока лазутчики суми не вывели Ролла на лагерь тонгров. Тогда с рассветом руголандцы нежданно ударили по ним тремя отрядами с трех сторон. Разметав нестройное сопротивление, они резали всех подряд, не щадя ни женщин, ни детей, потому что всем было понятно — на одной земле двух хозяев быть не может. Фарлан вспомнил, как врубился тогда в строй тонгров, прикрывающих своего вождя, вспомнил искаженное злобой лицо с усиками и свой клинок, рассекающий кожаный панцирь. «Надо же, выжил», — Черный как-то равнодушно выругался, принимая неизбежное, а тонгр, не унимаясь, продолжал орать, накручивая себя.

— Что, не узнал, венд?

— Как не узнать? Узнал! — Фарлан повысил голос. — Ты смердишь так, что твою гнилую вонь невозможно забыть!

Улыбка сползла с лица тонгра, сменяясь хищным оскалом.

— Не переживай, рокси, когда мы подвесим тебя на сосне, твой труп будет вонять еще сильнее — я уж об этом позабочусь!

Отвечая, Фарлан намеренно старался разозлить хана: пусть разъярятся — тогда разом полезут всем скопом и только мешать друг другу будут.

— Ты, Аспарух, уже один раз просрал свою орду, погубил