Иван Сербин - Сделка Страница 84

Допив мерзкий кофе, парень наклонился и, щелкнув рычажком рации, пробормотал:

— Третий для Первого, он в зале ожидания.

Рация секунду помолчала, а затем скрипуче осведомилась:

— Ты его хорошо видишь?

— Да. Вижу отчетливо.

— Чем занимается?

— Отсюда не видно, но похоже, что-то записывает.

— Хорошо, не выпускай его из виду. Конец связи, Третий.

Проскурин торопливо излагал события. Он скомпоновал факты из показаний Алексея таким образом, чтобы история приняла более упорядоченный вид, записал свои соображения, дальше схематично наметил план действий. На все ушло примерно два с половиной часа.

Поднявшись, Проскурин потянулся, взял тетрадь, вложил в нее полетную карту, клочок, вырванный из карты области, затем показания Алексея, сложил все вместе и отправился в автоматическую камеру хранения. Спустившись в подвал, майор прошел мимо дремлющей дежурной в будке, отыскал пустую ячейку и остановился, прислушиваясь. Где-то совсем рядом раздавались голоса, судя по всему, ссорилась супружеская чета, по проходу прошел грузчик, следом за ним протопал цыганенок в отрепьях, наверняка побирушка. Проскурин положил тетрадку в ячейку, отстегнул «кипарис» и тоже положил его в обитое сталью нутро камеры, туда же отправились обойма и глушитель. Правда, пружинный нож со стреляющим лезвием оставил в кармане. На всякий случай.

В тот момент, когда Проскурин закрывал дверцу, В проход шагнула женщина. Она остановилась на секунду, посмотрела на номер крайней ячейки и прошла дальше. Проскурин постоял немного, глядя в проход, ожидая, что женщина появится снова. Конечно, она могла быть просто пассажиркой, ошибшейся ячейками, но…

«Не суетись и не паникуй, — одернул себя майор, — ты же убедился, что «хвоста» за тобой не было- Не надо дергаться без причины. Излишек осторожности — это тоже плохо».

Он закрыл ячейку, сбил код и зашагал к выходу. По эскалатору поднялся в основной зал ожидания и осмотрелся еще раз.

Слева, возле огромного окна, у игровых автоматов бурлила толпа. Звенели музыкальные колокольчики — редкие выигрыши, трещали, вращаясь, барабаны с нарисованными на них яркими фруктами, живо обсуждались везунки, записывались порядки выпадающих комбинаций, жадно впитывались профессионалами прихоти механической фортуны.

У дверей — столик, заваленный газетно-журнальными листами. Скучающая продавщица, опершись остреньким подбородком о ладонь, читала любовный романчик. В глазах ее застыло мечтательно-коровье выражение тоски и ожидания ураганно-пушечной страсти. На узеньком подоконнике дремал, свернувшись калачиком, закутавшийся в драное пальтецо бомжик. Уборщица мокрой тряпкой развозила по полу грязь, сновали пассажиры, орали, смеялись, ругались.

Проскурин усмехнулся. Обычная вокзальная суета. Есть и широкоплечие «быки», но здесь все же вокзал, а не оперный театр. Вокзал — точка криминогенная. а возле криминогенных точек всегда крутятся потенциальные кандидаты в места не столь отдаленные.

Он поплотнее запахнул пальто и зашагал к стеклянным дверям.

В эту секунду один из игроков наклонился вперед и, незаметным скользящим движением нажав кнопку рации, пробормотал едва слышно:

— Пятерка — всем. Он выходит…

Проскурин на ходу выудил из кармана «Стиморол», вытряхнул на ладонь еще один кубик, понес ко рту, поднимая взгляд, и… замер, оторопев. Белая подушечка, кувыркаясь, полетела на пол. С улицы, толкая стеклянную дверь, в вокзал входили двое. Проскурин узнал их — Сулимо и тот самый парень, что успел метнуться в сторону от надвигающихся «Жигулей» утром на дороге. Оба были во все тех же пальто и костюмах. Сулимо шел первым. Сосредоточенный, глядящий прямо в грудь беглецу и сквозь нее, дальше, в какую-то точку на стене.

— Внимание, скорый поезд номер тридцать пять…

Проскурин моментально отвернулся. Сердце его, словно подстегнутый конь, пустилось в галоп, а в такт галопу запрыгали мысли.

«Попался! Черт, попался!!! Зря автомат оставил в ячейке, но теперь туда нельзя. Там карта Алексея, тетрадь, все. Нельзя! Гадство! Что же делать?»

Он затравленно огляделся. Адреналин заполнил мышцы, и они задрожали в предвкушении напряжения.

«На второй этаж нельзя. Второй этаж — ловушка. Там зажмут. Там смерть… Откуда Сулимо узнал, что он на вокзале? Неужели зевнул «хвоста»? Наверное. Черт!!!»

Проскурин зашагал к дверям, ведущим на платформы. На путях должны быть поезда, а следовательно, и люди. Можно попробовать затеряться в толпе. Он быстро посмотрел через плечо. Парочка двигалась следом, решительно оттирая мешающих пассажиров. Преследователи не суетились, не пытались догнать беглеца, просто шагали за ним. Широко и энергично. Руки убийцы держали в карманах пальто.

«Для «кипарисов» карманы маловаты, — решил Проскурин, — а для пистолетов — в самый раз».

Он оглянулся и застыл на месте, будто налетев на невидимую стену. Дверь, ведущая на платформы, открылась, и из нее показалась широкоплечая фигура в знакомой униформе — пальто и костюме. Убийца двинулся навстречу жертве, держа, как и двое за спи-ной,_руки в карманах.

Проскурин тихо выматерился.

«Все предусмотрели, твари. Все перекрыли. Значит, конец?»

Он напрягся, готовясь к драке, начал поворачиваться навстречу Сулимо, намереваясь кинуться в бой первым, и вдруг заметил в дальнем углу, за буфетной стойкой, еще одну дверь. Она наверняка вела в кухню, а оттуда должен быть выход на улицу. Как-то же им доставляют продукты? Не через зал же несут. Проскурин быстро зашагал, почти побежал к буфету. Оглянувшись еще раз, заметил: убийцы по-прежнему не спешат, а идут несуетно, словно зная, что никуда беглецу не деться. Разворачиваясь, майор толкнул дородную тетку, увешанную сумками-баула-ми. Тетка взмахнула руками, ойкнула тонко и села на заплеванный пол. Из сумки ало-желтым вдруг хлынула яблочная река. Словно ядра, плоды с веселым стуком раскатились по серо-черному мрамору. Проскурин не успел даже извиниться. Кто-то захохотал.

Тетка беспомощно огляделась и заголосила громко, как пароходная сирена:

— Шо же це робится, а, люди добри? Ото ж хнида, товхнув мэнэ, ховно! Ото ж хад! — И вдруг завопила тонко: — Пиетяаааа!!!

Здоровенный, румяный, как теткины яблочки, Петя уже поспешал на зов, заранее выпучивая для острастки глаза, вздергивая вверх подбородок, складывая губы «бантиком»: «Ты що это робишь, б…?..» Проскурин, не останавливаясь, врубил ему прямой правой точно под приподнятую подкову нижней челюсти. Не хотел, а пришлось. Впрочем, плевать было майору и на тетку, и на Петю, и на их яблоки. Петя, хрюкнув изумленно, отлетел на метр и повалился навзничь, сметая широкой, как просторы Родины, спиной столики и редких пассажиров, решивших перекусить. Посыпались стаканы, еда, картонные одноразовые тарелки. Глухо стукнувшись тускло-зеленым боком, покатилась массивная бутылка, щедро орошая пол мутными багровыми каплями портвейна.

Проскурин не видел этого. Он бежал. А навстречу, из кухни, уже выходил четвертый владелец пальто. Крепкий, коренастый, серьезно-сосредоточенный.

«Потому-то они и не торопятся», — мелькнуло в голове майора.

Проскурин шарахнулся влево и, когда убийца инстинктивно дернулся следом, ударил, целя в острый кадык над чистым отутюженным воротничком. Если бы удар удался, широкоплечий полетел бы вверх тормашками, хрипя расплющенной гортанью, но парень оказался проворным, каким и подобает быть профессионалу. Он мгновенно нырнул под правую руку Проскурина, одновременно блокируя ее, ухватился за запястье и легко, без малейшего напряжения, швырнул фээскашника через спину. Тот даже не успел ничего сообразить. Просто почувствовал, как отрывается от пола и, словно камень, выпущенный из пращи, устремляется вперед, на автоматы с жидкой кофейной бурдой и трижды заваренным чаем, на размытую фигуру вокзальной Мадонны. Он приземлился на стойку грудью, угодив физиономией в бутерброды с зеленовато-серыми котлетами и подвядшими веточками чахлого укропа. Снедь брызнула фонтаном.

Проскурин перевернулся через плечо и очутился за прилавком, причем на четвереньках. Убийца сам открыл ему путь к бегству, которым майор и намеревался воспользоваться. Пригибаясь, он бросился к двери, ведущей в кухню, толкнул ее^ и нырнул в сырое, парящее чрево буфетной святыни. Пролетев через узенький коридор, Проскурин ткнулся в первую попавшуюся дверь и… оказался в огромном зале с тремя мощными плитами-титанами, на которых в необъятных чанах что-то кипело и булькало, с десятком поваров и тремя окнами, затянутыми толстым стеклом, армированным стальной проволокой. Выхода отсюда не было.

Проскурин попытался выскочить в коридор, но широкоплечие фигуры уже входили в дверь, вытаскивая из карманов пистолеты. Майор рванул из кобуры свой «ПМ» и, обернувшись, заорал поварам: