Гарольд Койл - Крещение огнем Страница 84

В кабинете Гуахардо ее ждал легкий завтрак: булочки, фрук­ты, кофе, соки. Пока они закусывали, болтая о том о сем, Джен заметила, что полковник выглядит отдохнувшим и благодушным, что казалось, по меньшей мере, странным для главнокомандую­щего, страна которого находится в состоянии войны. Он, как и всегда, производил впечатление спокойного, уверенного в себе, хладнокровного человека. Это слегка насторожило журналист­ку. Если он, по выражению Джо Боба, "главная военная шиш­ка", не проявляет никаких признаков озабоченности, несмотря на то, что американская армия стремительно наступает, то, быть может, все заверения чиновников из Пентагона, что эта кампа­ния будет легкой, не очень-то обоснованны? Разговаривая с Аль­фредо, Джен наблюдала за выражением его глаз. Она знала, что он, как и Скотт Диксон, ее возлюбленный, смотрит на мир гла­зами профессионального убийцы, которые не выдают ни тайн, ни эмоций.

После того как подносы с остатками завтрака убрали, Джен и полковник пересели в большие мягкие кресла, чтобы выпить по чашке кофе. Для начала Гуахардо сказал, что не мог позволить сеньорите Филдс покинуть Мехико, не выразив ей глубокой бла­годарности — от себя и от лица президента Мексики — за чест­ное и объективисте освещение событий июньской революции и действий Совета тринадцати. И поскольку вчера ему пришлось приехать в столицу на важное совещание, он решил сделать это лично.

— Немногие из ваших коллег-журналистов, — пояснил пол­ковник, — попытались вникнуть в суть событий тех дней и ра­зобраться в причинах, которые их вызвали. Вы, сеньорита Филдс, продемонстрировали, что при желании можно преодолеть куль­турные различия, разделяющие наши великие державы, и уви­деть произошедшее нашими глазами.

На мгновение в комнате повисла неловкая тишина — так бы­вает, когда сильные чувства остаются невысказанными. Кашля­нув, Альфредо снова предложил Джен кофе. Ей больше не хоте­лось, но она согласилась. Полковник с явным облегчением встал, принес кофейник и наполнил чашки. Потом заговорил о другом.

—     Вам известно, сеньорита Филдс, что вы — единственная из американцев, кто после двадцать девятого июня взял на себя труд поговорить с каждым членом Совета?

Джен об этом не думала. Просто ей нравилась сама идея — как основа для серии репортажей. Но когда смысл сказанного дошел до ее сознание, она восприняла это как пощечину. Что он говорит? Что никто, ни один из представителей ее страны, сол­даты которой уже идут по мексиканской земле, не удосужился поговорить с теми, кого считают врагами? Не может быть! Глядя на Гуахардо, который снова сел напротив, Джен сказала, что слышала, будто государственный секретарь США трижды встре­чался с министром иностранных дел Барредой, а специальный представитель Белого Дома два раза посещал председателя Со­вета полковника Молииу.

Усмехнувшись, Альфредо откинулся на спинку кресла.

—     Вы плохо меня слушали, сеньорита. Ведь я сказал "погово­рить". А ваши представители не разговаривали — они поучали, угрожали и даже пытались диктовать свои условия. Но сесть и поговорить, как мы с вами, — нет, ни разу. Ни в июле, ни в августе — никогда. Разве можно вести конструктивный диалог, если собеседник заранее убежден, что происхождение, положе­ние и культура дают ему право смотреть на нас сверху вниз? Каждый из представителей вашей страны был образованным человеком и, тем не менее, думал — нет даже не думал, а был уверен, — что он прав, а мы — нет. Ни один из представителей, посланных Вашим президентом, так и не смог избавиться от мысли, что люди, с которыми он разговаривает, — то есть мои соратники — невежественные солдафоны, несведущие ни в по­литике, ни в дипломатии. Как Линдон Джонсон в свое время видел в Хо Ши Мине невежественного крестьянина и террорис­та, и строил свою политику, исходя из этого, так и ваши пред­ставители видят в нас мелких диктаторов и шутов гороховых.

Полковник замолчал, поймав себя на том, что в голосе его звучат горечь и злость. По лицу Джен он увидел, что и она заметила это. Сжав ручки кресла, Гуахардо устремил взгляд в потолок и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки. Успокоившись, он покосился на Джен: она ждала, глядя на него широко раскрытыми глазами.

—        Прошу прощения, сеньорита Филдс. Очень уж трудные нынче времена. Я не хотел ни пугать вас, ни срывать на вас свое раздражение. Боюсь, своей несдержанностью я испортил нашу приятную встречу.

Джен покачала головой чи пожала плечами, показывая ему, что все в порядке.

—    Не могли бы вы, сеньорита Филдс, в качестве личной услу­ги сделать для меня еще кое-что?

Джен кивнула в знак согласия.

—     Ваше ЦРУ наверняка узнает, что вы побывали у меня: я и не старался держать нашу встречу в тайне. Так вот, люди из ЦРУ, скорее всего, свяжутся с вами. Тогда скажите им, пожа­луйста, что у вас есть послание президента Мексики, но оно носит личный характер и предназначено исключительно для ушей президента США.

Джен широко открыла глаза. Черт возьми, а ведь Джо Боб оказался прав. Зачем только она полезла в это дело? Теперь она вляпалась серьезно: тайные послания, ЦРУ и еще Бог знает что. Тем не менее, она еще раз кивнула и обещала сделать все, что от нее зависит. А что еще ей оставалось? Она стала пленницей обстоятельств. На миг Джен представила себе, как принцесса Лейла велит Дарту Вейдеру[4] катиться ко всем чертям, но Этот пример мало ее вдохновил.

Но не ощущение собственной беззащитности заставило ее со­гласиться. Джен привлекла возможность сделать что-то важное, что-то, способное приблизить окончание войны. Это было не­что большее, чем долг перед Богом и своей страной, хотя она подумала и об этом. Ей представлялся случай сделать что-то такое, что избавит Скотта от смертельной опасности. Одно это заставило Джен, не задумываясь, взяться за поручение Гуахардо.

—    Расскажите своему президенту о нас. Расскажите, что вы о нас думаете. Постарайтесь, чтобы у него создалось впечатление, что мы — живые люди, а не просто члены правительства вра­жеской державы. Потом расскажите о том, что вы здесь видели, что вы думаете о Мексике и о наших планах. Если он позволит вам высказать все это, передайте ему следующее. Мы не хотим конфликта с Соединенными Штатами. Будущее наших стран, как и наше прошлое, тесно переплетаются. Нам не прожить друг без друга: слишком многое нас роднит. И американцы, и мексиканцы считают себя великими нациями, гордятся своим насле­дием и мечтают о лучшем будущем. Все, о чем мы просим, — позволить нам жить в мире, приближая это будущее и действуя по собственному усмотрению. Мы не просим ни о чем, кроме мира и уважения. И еще, сеньорита Филдс, передайте ему: если он не сочтет нужным удовлетворить нашу просьбу о мире, у нас не останется иного выбора, как отстоять его на поле боя.

Прилетев в расположение своих войск уже под вечер, Гуахар­до стал готовиться к первому серьезному бою с американцами. Он взглянул на часы. Скоро стемнеет, и вокруг появятся ночные хищники.

Со своего командно-наблюдательного пункта, замаскирован­ного рядом с заброшенной каменоломней, полковник наблюдал, как американские части занимают свои позиции, но понимал, что под покровом темноты они, как и его войска, поменяют расположение. Маневр, который сейчас демонстрируют ему аме­риканцы, рассчитан на то, чтобы ввести его в заблуждение. Ко­мандующий американскими войсками, как игрок в покер, при­держивает лучшие карты, пока не представится благоприятный случай их разьпрать. Впрочем, все это не имело особого значе­ния. Чтобы американский командующий ни предпринял в этом секторе в ближайшие часы и во время грядущего боя, он не заставит Гуахардо изменить план обороны Монтеррея.

Соблюдая величайшую осторожность — за исключением не­скольких недоразумений, — 16-я бронетанковая дивизия двину­лась на юг и остановилась, стянув войска к северу и северо- востоку от города. Одна бригада сосредоточилась севернее Монтеррея, вокруг Лампасоса, другая — к югу от Вальесильо, тре­тья — южнее Aгyэрyaсa, заняв позиции для броска на Монтер­рей. Расстояние между американскими бригадами подсказывало полковнику, что командир дивизии не опасается контратаки мек­сиканской армии: в противном случае он сомкнул бы свои под­разделения, развернув их так, чтобы они имели возможность при­крывать друг друга. Современные системы связи, вместе с мно­гочисленными отрядами авиации, способными охранять коридо­ры между бригадами, давали американцам возможность, растя­нув атакующие силы, штурмовать Монтеррей с трех направле­ний сразу. Если сейчас, используя моторизованную часть, на­пасть на одну из бригад, то самолеты и вертолеты-штурмовики немедленно обнаружат и пресекут угрозу задолго до того, как мексиканцы сумеют войти в соприкосновение с американскими наземными частями.