Олег Маркеев - Цена посвящения: Время Зверя Страница 9

Самый крупный пес вырвался вперед, распластал в прыжке длинное тело. Блик света ударил по оскаленной пасти, высветив оскал мощных клыков.

Удар мощного тела сбил Матоянца в траву. Пес, летевший вторым, вцепился ему в правую руку, поволок за собой. Еще одна собака с прыжка вгрызлась в колено. Матоянц оказался распятым на земле, с горлом, сдавленным мертвой хваткой Вожака. Стая облепила его со всех сторон, плотный клубящийся шерстяной ком закрыл от обзора тело.

Десять секунд — Максимов засек по таймеру — псы рвали и терзали жертву. Когда стая отхлынула, на траве в жирной блестевшей луже осталась лежать распотрошенная кукла. В фосфорном свете ярко горели обнаженные ребра и шар обглоданного черепа.

«Вот и ответ, почему гроб не открывали», — подумал Максимов.

Иванов остановил запись.

— Дальше наша суета. Смотреть тошно. Или хочешь?

— Лучше отмотайте назад, на начало атаки, — попросил Максимов.

На экране зарябили серые полосы. Потом пошла запись.

Псы, характерно поджав хвосты, неслись по серебряной траве.

— Стоп! — Максимов вскинул руку.

В стоп-кадре застыл в прыжке Вожак.

— Увеличить можно?

Иванов одобрительно хмыкнул. Подавил на клавиши пульта. Изображение скачками стало увеличиваться до тех пор, пока весь экран не залепило тело пса. В серебристом свечении, исходящем от шкуры, оскал и блестки в глазах смотрелись по-настоящему страшно.

— Впечатляет? — спросил Иванов. — Я этот ужастик по сто раз на дню смотрю.

Максимов повернулся к нему и тихо спросил:

— Откуда здесь волки?

Иванов поднял бесцветные брови, изобразив максимум недоумения.

— А хрен их знает! Из леса, надо думать.

«Трагическая случайность при невыясненных обстоятельствах», — пришла на память строчка из информационного сообщения.

— И Матоянц даже не закричал?

— Нет. — Иванов насупился. — Что странно. И еще одна странность. Наши шавки даже не забрехали. А «Педигрипала» за год схомячили, аж жопы трескаются. Дармоеды, блин!

Иванов смял салфетку в плотный комок и швырнул под стол.

— Ротвейлеры?

— Нет, черные терьеры.

— На них не похоже. — Максимов в сомнении покачал головой. — Если псы правильные, они даже черта не боятся.

Иванов брезгливо поморщился.

— Ага! Да те, что в вольере сидели, жидким поносом обосрались! А кого на участок на ночь выпустили, так заныкались, еле потом нашли.

— А люди как себя вели?

Иванов потер щеку.

— Парень в пультовой весь стол обгадил. Вывернуло его наизнанку.

— До или после?

Василий Васильевич осмотрел Максимова долгим милицейским взглядом.

— Клянется, что — до. Говорит, просто взорвалось все внутри. Примерно за минуту, как все началось. Молодец, что даже в таком виде с мониторов глаз не спускал. Не нажми он кнопку тревоги, облажались бы по полной программе. Хотя и так все в дерьме ходим. Не уберегли, как ни крути. Версии есть? — без перехода спросил он.

Максимов промолчал.

— И у меня их — вагон, — после долгой паузы произнес Иванов. — Но я пока вслух их не высказываю.

— Уголовное дело возбудили? — спросил Максимов.

— Какого рожна? — Иванов поморщился. — Пленку местные опера посмотрели и с чистой совестью накатали отказуху. Кого тут сажать? Ты сам видел. Полное отсутствие события преступления, как юрист говорю.

Иванов выключил телевизор.

— Кино я показал для повышения твоей осведомленности. — Он не без удовольствия ввернул шпильку. — Надеюсь, самолюбие не ущемил и характер не испортил.

— Может, хватит бодаться? — его же словами ответил Максимов.

— Ладно, замяли.

Иванов покосился на бутылку. Максимов отрицательно покачал головой. Иванов убрал бутылку со стола.

— Жрать-то сможешь? — спросил он.

— Без проблем.

— Тогда — налетай.

Иванов взял с тарелки бутерброд, последний придвинул к Максимову.

Вперил взгляд в мониторы и сосредоточенно заработал челюстями.

— Темный ты человек, — пробормотал Иванов с набитым ртом. — Когда ты вокруг Карины крутиться начал, я, сам понимаешь, справки по своим каналам навел.

— И как, удачно? — поинтересовался Максимов.

— А как же, — кивнул Василий Васильевич. — Особенно про твою экспедицию в Таджикистан. Источник в Минобороне, денег, кстати, стОит, как шпион американский, донес, что вы с Кариной оказались в районе проведения войсковой операции. И больше — ни гугу. Вежливо намекнул, что уточняющие вопросы задавать бесполезно. И всем обойдется дороже. Ладно, мы не гордые… Не пускают в дверь, полезем в окошко. — Он смахнул крошки, прилипшие к губам. — Другой источник сдал, что вы с Кариной, когда из заварухи выбрались, проживали в Душанбе в особняке, взятом под охрану ребятами из Центра антитеррора.

— И все? — спросил Максимов с невинным видом.

— Все. Источник больше ничего не сказал. В штаны наделал.

Максимов улыбнулся:

— Штаны были с лампасами или цивильные?

На военных особистов Максимов в свое время нагляделся до тошноты, в новой жизни пришлось контачить с «искусствоведами в штатском», серыми грызунами, снующими по музейным спецхранам. Психо- и фенотип контрразведчика отечественного производства Максимов изучил досконально.

Под «конторского» Иванов не подходил. Разведка? Провинциального шарма пэгэушника в Иванове не наблюдалось. Родных ГРУшных замашек Максимов тоже не увидел. Да и зачем Матоянцу отставной Штирлиц в службе безопасности?

Скорее всего, Василий Васильевич подвязывался на ниве борьбы с экономической преступностью в системе МВД, решил Максимов. После увольнения старые связи не растерял, на рыночной основе поднакопил новые, но их явно не хватило, чтобы вцепиться в Максимова мертвой хваткой. Отсюда и тоска во взоре. Как у пса на коротком поводке.

— Так что там у вас в горах приключилось? Просвети уж, если не секрет.

— Какой там секрет! — Максимов пожал плечами. — Даже в газетах про это писали. Полковник Бердыев, местный батька Махно, устроил очередную бучу. Правительственные войска малость с ним повоевали. Наши официально держали нейтралитет, но «вертушки» послали подолбить по тем и другим. Восток, одним словом.

— А ты в это время раскопки проводил, да? В панамке и с лопаточкой.

— Ну, Бердыев меня в свои планы не посвящал. Когда экспедиция планировалась, клянусь, не знал, что Бердыеву приспичит взбунтовать аборигенов и пойти походом на Душанбе.

— А из Душанбе ты сразу в Париж полетел?

— Работа такая.

— Я и говорю, темная ты личность. — Василий Васильевич достал платок, тщательно промокнул лицо и вытер губы. — Честно скажу, я был против тебя. Да и сейчас не в особом восторге. Хоть ты из профессорской семьи, археологом числишься… В деньгах не нуждаешься, но компромата на тебя по линии МВД вроде бы нет. А свою дочку я бы тебе не доверил, так Матоянцу и заявил.

— А я в родственники не набиваюсь. Ни к вам, ни к Матоянцам.

Иванов указал пальцем на мониторы.

— Это ты им объясни. Уже на твой счет шушукаются, мне доложили. Впрочем, не о том сейчас речь. — Он тяжело вздохнул. — Чем ты глянулся Ашоту Михайловичу, не знаю. Но его слово для меня — закон. Тем более — последнее.

Иванов достал из нагрудного кармана конверт, послал по гладкой столешнице Максимову.

— Ознакомься.

Максимов ногтем отогнул угол конверта. Он оказался не запечатанным.

— А кто ознакомился до меня?

— Я, естественно! — Иванов насупился. — С учетом обстоятельств, так сказать.

Максимов посмотрел ему в глаза. Убрал руку от конверта.

— Значит, мне смысла читать нет. Поверю вам на слово.

— Осторожничаешь?

— С учетом обстоятельств, — с вежливой улыбкой ответил Максимов.

Иванов крепко задумался, лицо сделалось сосредоточенным и злым, как у медведя, выдавливающего из себя «зимнюю пробку»[5].

— По анкете ты — археолог, так? — попробовал поддеть он. — А замашки, как у шпиона.

— Но в личном деле не написано, что я круглый дурак, — парировал Максимов. — Или ваш источник в лампасах не ту папку принес?

В личном деле капитана запаса Максимова значилась последняя должность — офицер разведотдела штаба Прибалтийского округа.

— В личном деле написано, что ты награжден орденом Красной Звезды. Кроме Африки где-нибудь еще довелось повоевать?

Операция в Эфиопии, за которую Максимова наградили орденом, проходила под грифом «совсекретно». Насколько знал, знакомиться с этими материалами без личного разрешения начальника ГРУ категорически запрещалось. Но то было во времена оны, когда за разглашение тайны языки рвали живьем и с корнем. А в нынешнее коммерческое — только покажи импортную денежку, мать родную продадут.