Максим Шахов - Игрушка из Хиросимы Страница 9

— Нам надо туда!

— Нам налево, — возразил Бондарев, чудом избежав столкновения с рыбным фургончиком, на борту которого красовались два влюбленных осьминога. — И вообще, когда веду машину, я предпочитаю, чтобы руль находился только в моих руках.

— Простите меня, — сказала Кйоко, — но я решила, что вам захочется взглянуть на Парк Мира.

— Это где девочка с журавликами? — спросил Бондарев.

— Вы там уже бывали? — На ее симпатичной мордашке проступило такое разочарование, что пришлось соврать.

— Нет, просто слышал.

— Тогда, — оживилась Кйоко, — может быть, вы хотите взглянуть на парк собственными глазами?

Японцы не только глубоко переживают национальную трагедию 1945 года, но и гордятся тем, что сумели выстоять, пережить кошмарный шок и возродиться, словно Феникс из пепла. Им кажется, что все должны непременно разделять с ними чувства по поводу атомной бомбардировки и постоянно помнить о бедствии, постигшем Хиросиму и Нагасаки. У Бондарева язык не повернулся отказать своей маленькой черноглазой спутнице.

— Хочу! — воскликнул он с фальшивым энтузиазмом. — Очень хочу взглянуть на парк собственными глазами.

По прибытии на место Кйоко потащила Бондарева к бетонной арке, под которой плясали языки пламени, и заявила, что огонь будет потушен не раньше, чем на Земле будет уничтожено все атомное оружие.

— В таком случае, — изрек он, — можете считать это вечным огнем.

— Почему?

— Потому что атомное оружие будет существовать до тех пор, пока существует человечество, и исчезнут они одновременно.

— Вы пессимист, — заметила Кйоко.

— Скорее, реалист, — возразил Бондарев.

— Люди обязательно поумнеют.

— В истории примеров тому не существует. Воевали, воюют и будут воевать.

— Нет, если с детства каждый будет знать, что такое война, — заявила Кйоко и повела Бондарева на другой берег реки Ота, где высилось какое-то полуразрушенное здание. — Вот, смотрите, — сказала она, держа его за руку. — Это Гэмбаку дому, Атомный купол. До войны здесь размещался Выставочный центр. Он находился всего в ста шестидесяти метрах от эпицентра взрыва, но уцелел, а все, кто был внутри, погибли. Разве не ужасно?

— Ужасно, — согласился Бондарев. — После той войны половина СССР лежала в руинах, да и Европе досталось. Не помню точно, сколько миллионов человек погибло. Несколько десятков. И что? После этого войны прекратились?

Кйоко вздохнула, подумала немного, а потом спросила:

— Скажите, а сколько русских погибло на войне?

— Не только русских. В Советском Союзе разные народы жили. По одним оценкам, в сорок пятом не досчитались двадцати миллионов. По другим — в два раза больше.

— А в Хиросиме и Нагасаки около двухсот тысяч. Это получается… это получается…

— Что? — спросил Бондарев.

— Ужас получается, — заключила Кйоко. — И вы это пережили?

— Как видите.

— Вот, значит, какие вы, русские…

— Какие?

— Знаете, — неожиданно предложила японка, — поехали ко мне.

— Распоряжение миссис Такахито?

— Нет, — ответила она, увлекая его в сторону автостоянки, где их дожидался видавший виды «Ниссан». — Это моя инициатива. Вы согласны?

— Ну…

Это было единственное слово, произнесенное Бондаревым. Он замолчал и не открывал рта до конца поездки.

13

Кйоко проживала в небольшой, но со вкусом обставленной и довольно элегантной квартире. Несмотря на закрытые окна, был слышен неумолчный гул автомобилей. Пожалуй, это было единственное, что Бондарев смог бы наверняка сказать о ее жилище. Потому что, едва переступив порог, девушка обернулась и заключила его в свои объятия. Не проявляя стремления слиться с Бондаревым в страстном поцелуе, она энергично двигала бедрами, пока не соскользнула и упала перед ним на колени.

— Погоди, — попросил он. Без всякой уверенности в тоне.

— Ни о чем не беспокойся, — пробормотала она, нащупывая его возбужденную плоть сквозь ткань брюк.

— Я сказал, погоди! Хватит!

— Не хватит. Я тебя хочу.

Не сговариваясь, они перешли на фамильярную манеру общения, что на английском языке получилось практически незаметно. Ведь местоимение «you» означает как «ты», так и «вы». Все остальное зависит от построения фраз.

Вразумительные фразы очень скоро иссякли. Остались одни только междометия и чувства. Бондарев потерял способность думать.

Кйоко оказалась весьма искушенной в сексе или, как принято говорить, в любви. Она наслаждалась сама и позволяла Бондареву получать удовольствие от каждого сантиметра своего прекрасного тела. Но для того, чтобы поддерживать огонь, необходимо топливо, и через два-три часа любовники пришли к выводу, что им необходимо подкрепиться.

Кйоко отвезла Бондарева в первоклассный морской ресторан, расположенный на одном из шести островов, соединенных между собой восемью десятками мостов.

Заведение оказалось довольно экстравагантным. За стеклянной стеной находился специальный зал для любителей рыбной ловли. Получив снасти, посетители самостоятельно вылавливали из цистерн будущие ингредиенты для своей трапезы.

— Там можно поймать и суши, и сашими, и суяки, — пояснила Кйоко, посмеиваясь. — Хочешь попробовать?

Бондарев наотрез отказался. Не то чтобы он не любил рыбачить. Но делать это на виду у всех, сидя с удочкой возле чана с морской водой? По его мнению, так могли вести себя только извращенцы.

К счастью, в зале, куда привела его Кйоко, никто не рыбачил. Здесь ели. Жевали, глотали, поглощали, вкушали, пробовали на вкус — кто во что горазд. Основные блюда состояли из рыбы, риса и водорослей. Все это обильно сдабривалось соевым соусом и зеленым хреном васаби. Из чувства противоречия, Бондарев заказал жареную говядину с неблагозвучным названием «суяки» и соевый творог «тофу». От сакэ он наотрез отказался, испытывая сильнейшее отвращение к подогретой рисовой водке. Что касается Кйоко, то она лакомилась супом «мисо» и «тэмпурой», которая оказалась ломтиками рыбы, обжаренными в масле. Суши на столе отсутствовали, что, должно быть, шокировало официантов и посетителей. В японском рыбном ресторане это казалось дерзким вызовом.

В принципе ужином Бондарев остался бы доволен, если бы не звонкая трескотня Кйоко. Настроение омрачали еще два обстоятельства. Во-первых, в своем расследовании Бондарев не продвинулся ни на шаг. Во-вторых, он предпочел бы провести этот и другие вечера в обществе Мизуки Такахито, невзирая на все достоинства ее секретарши.

Когда Кйоко предложила переночевать у нее, Бондарев даже не потрудился придумать благовидного предлога, чтобы отказаться. Сказал, что очень устал, проводил ее и отправился восвояси.

Приближаясь пешком к своему отелю, он предвкушал, как примет душ и завалится спать, наслаждаясь тишиной, одиночеством и покоем. Однако мечтам, как это часто бывает, сбыться было не суждено. Примерно в квартале от отеля до ушей Бондарева донесся грохот взрыва. Он прозвучал приглушенно, но в том, что это был именно взрыв, сомнений не оставалось. Приблизившись к отелю, Бондарев увидел языки пламени, вырывающиеся из окна седьмого этажа.

Того самого этажа, где размещались его апартаменты!

Не тратя времени на расспросы, он поймал такси и вернулся к Кйоко. Девушка встретила его радостно, обрушив на него целый водопад своего красноречия, но, отстранив ее, он уселся перед телевизором на подушку и стал ждать выпуска ночных новостей. Притихшая Кйоко массировала ему спину и шею, когда на экране появился диктор с таким скорбным лицом, словно вышел закон, запрещающий потребление суши и ролл.

— Переводи, — велел Бондарев. — Слово в слово.

Она стала вслушиваться. С каждым мгновением ее узкие черные глаза округлялись все сильнее и сильнее. Бондарев заметил, что она побледнела столь же стремительно, как и Мизуки, когда Бондарев задавал ей вопросы про Хозяев северных территорий.

— Ну? — поторопил он японку.

— Говорят… — она запнулась.

— Продолжай!

— Говорят, что мистер Железняк погиб этой ночью. В его гостиничном номере сработало взрывное устройство. Получается… получается…

— Что получается? — мрачно спросил Бондарев.

— Что ты… покойник. Твое тело отправлено на экспертизу.

— Мое тело здесь, перед тобой. Напусти-ка горячей воды в ванну. Проверим, как ты умеешь заниматься любовью с покойниками.

Оказалось, Кйоко делала это с неподдельным энтузиазмом.

14

Второй день, проведенный на фабрике, выдался не более успешным, чем первый. Владелица опять отсутствовала, работники следили за Бондаревым подозрительными взглядами. Он решил задать им пару-тройку вопросов и привлек Кйоко в качестве переводчицы. Беседа закончилась с нулевым результатом. То ли они ни черта не знали, то ли Кйоко искажала перевод.