Сергей Владимиров - Бог жесток

Сергей Владимиров (Белавкин Сергей Владимирович)

Бог жесток

Начало

Я стремлюсь к своей цели,

я иду своей дорогой,

через медлительных и нерадивых

перепрыгну я.

Памяти моего друга Андрея Макарова

Каждое дело начинается по-своему. Иногда он принимал клиентов в кабинете и с непроницаемым выражением лица выслушивал их мрачные были, порой получал известие от старых друзей и взваливал на себя их проблемы, а бывало, становился случайным свидетелем злодеяния, и стечение неблагоприятных обстоятельств вынуждало его вспомнить о гражданском долге.

У Евгения Галкина было все, о чем может мечтать частный сыщик: непримечательная внешность, действующая лицензия, клиентка — дамочка отчасти экзальтированная, но готовая заплатить, подопечный — муженек этой особы, скромный и милый бухгалтер, придумавший себе сверхурочную работу и отныне приносящий в дом вместо заработка запах паленого коньяка и дешевых духов. И вот сегодня, волочась за разрабатываемым объектом как хвост, детектив оказался в обычном, классически загаженном подъезде, но именно отсюда и начались все его злоключения. В течение ближайших минут или часов Галкину предстояло маяться от безделья, дымить точно паровоз и гадать, что же происходит за дверью, обитой неброским коричневым дерматином. Но, как оказалось, основные события случились на лестничной клетке, где в ожидании расположился сыщик. Сначала появился неверный муженек, низенький, лысоватый, в заношенном плаще. Этот провинциальный Казанова, воровато озираясь, выскользнул из квартиры, прижимаясь к стеночке, засеменил вниз короткими пухлыми ножками. Поравнявшись с Галкиным, глупо поздоровался и хихикнул. Евгению следовало продолжать слежку за ним, но он понял, что теперь это бессмысленно, что он окончательно засветился. Единственное, что оставалось, — выяснить, к кому наведывался супружник через весь город. В следующую секунду это перестало быть секретом. Ненакрашенная рыжеватая девица, как пробка из-под шампанского вылетевшая из той самой квартиры, припечатала Галкина к перилам и растянулась у его ног. Лицо незнакомки было искажено болью, отчаянием и злобой, из ноздри по подбородку стекала тонкая струйка крови, на левой щеке багровело пятно от удара.

— Привет, — дыхнул на девицу Евгений, уже позже вспомнив, что забыл с утра пораньше набить рот мятной жевательной резинкой.

— Ненавижу! Убью! Убью в натуре! — завизжала незнакомка.

Не успев уяснить до конца, в чей конкретно адрес отпущены угрозы, сыщик машинально стал помогать девице подняться на ноги. И вдруг без долгих прелюдий повалился на нее.

Это не оказалось преддверием случайной бурной любви. Галкина ударили скалкой по затылку, обидчиком выступал тщедушный старикашка с венчиком редких седых волосков и конопатой лысиной. Лицо его было бледно и морщинисто, как сушеный гриб, выцветшие глазки слезились. Теперь он возвышался над Евгением, который лежал в жалкой позе на полу, морщась от боли. Девушка проворной ящерицей вывернулась из-под поверженного и в мгновение ока исчезла.

— А ну, подымайся, кобель поганый! — сипло разорялся боевой дедок. — И чтоб духу твоего здесь не было! Устроили бордель, мать вашу!

— Совесть хоть поимей, старый, — отозвался Галкин. — Тебе в гроб пора ложиться, а ты все дерешься!

Щеки старикашки отчаянно затряслись, в пляс пустилась вставная челюсть.

— Ах, сговор?! Я давно подозревал, эта сучка от меня отделаться хочет! И подельника уж нашла! Развратничать я ей, дескать, мешаю, мужиков водить да водку лопать! А вот мы еще посмотрим, кто кого переживет, кто из нас двоих вперед загнется!

Очередной взмах скалки, но на этот раз реакция не подвела сыщика, он перехватил запястье старикашки, и орудие покушения упало на бетонный пол.

— Ошибся адресом, дед, — произнес Евгений, поднявшись. — Тот, кому следовало пройтись по хребтине, уже унес ноги. А я тут случайно.

— Тогда какого беса Вальку, внучку мою, лапал?

— Помогал обрести равновесие. Ты ведь тоже к ней изрядно приложился.

— Наука впредь будет, — ответил дед. — Но и тебе ни грамма не верю. Что значит, ты здесь случайно? По какому делу? Я тута всех знаю, а тебя ни разу не видел. Может, грабитель или насильник какой? Вот вызову милицию, документики чтоб проверили. Наверняка не в порядке.

Дед был отважный, и, не звучи в его речах излишней патетики, а в принимаемых позах фиглярства, это прибавило бы ему уважения. Галкин простил старику его рукоприкладство, но дожидаться приезда стражей порядка было не в планах Евгения. Он попытался уйти, но оказалось, сделать это не так-то просто. Дед начал действовать, вцепившись в куртку сыщика. Несколько шагов вниз по лестнице Галкин проволочил за собой борца за нравственность, но не смог переступить через себя и применить к старику силу.

— Хорош, — сдался Евгений и протянул свою лицензию.

Дед тщательно рассмотрел ее, запоминая все, что в ней написано.

— А меня Николаем Ивановичем зовут, по фамилии Мишуковым, — представился он. — Неужто ты меня охранять вздумал? Только денег у меня нема. Даже на опохмелку.

Евгений поскучнел. Старикашка мог как угодно очернять свою внучку, лишь бы вызвать жалость собеседника и выпить за его счет. У Галкина не было ни времени, ни желания. Да и стычка, произошедшая на его глазах, не казалась сыщику какой-то из ряда вон выходящей. Они могли так грызться каждый день и не воспринимать выдвинутые друг против друга угрозы всерьез. Так жили многие, и почему эта парочка вдруг станет исключением? На всякий случай Евгений вручил Николаю Ивановичу свою визитную карточку и был отпущен с миром.

Вечером того же дня Галкину позвонила его клиентка и распорядилась прекратить слежку за ее суженым, который осознал свою вину и благополучно вернулся в лоно семьи. Муж сам рассказал о порочащих его связях, и так как сыщик о них ничего не узнал, то практически ничего и не заработал.

На следующий день Евгений лишь изредка возвращался в мыслях к вчерашнему происшествию и забыл бы его окончательно, если бы не телефонный звонок, раздавшийся в десятом часу вечера. Беспокоил старик Мишуков, говорил невнятно, торопливо и испуганно:

— Она всю ночь дома не ночевала, явилась под утро, слова не выжмешь, подавленная какая-то, пялится тупо исподлобья. Дикарка чертова, не иначе что-то задумала. А как на работу в ночную пошел, слежку заметил. Прямо до детдома детина какой-то по пятам тащился. Я в детдоме сторожем работаю ночь через две. Ты бы подъехал, товарищ сыщик, кабы чего дурного тут не вышло. Постучишь с черного хода условно, раз, два, три, я и открою. Адресок запиши только, найти не сложно.

Николай Иванович дал отбой, а Евгений сидел, глупо смотря на трубку в своей руке. Старикашка распоряжался сыщиком как своей собственностью, хотя Галкин ничем ему обязан не был. Или то, что Евгений накануне положил руки на талию Вальке, Мишуков уже считал некоторым задатком для работы на него? Евгений смачно выругался, растянулся на диване и уткнулся в мерцающий экран телевизора, решительно сказав себе, что с места не сдвинется.

И все же он поднялся, так и не обретя былого спокойствия. Подошел к окну. Густая влажная темень затопила двор. По закону жанра должны были постанывать деревья да, чуя покойника, завывать собака. Ничего похожего, однако дышать становилось все труднее. Галкин набросил кожаную куртку и вышел из дому. До места он добрался на такси, но попросил водителя остановиться в двух кварталах от детского дома. Почему-то сыщику не хотелось, чтобы кто-то знал, куда он направляется. Черные мертвые окна здания отражали рассеянный лунный свет, лишь в одном, крайнем на втором этаже, тускло горела настольная лампа. Неплохо бы для начала заглянуть туда, но стена была отвесная и напротив не росло деревьев. Двери центрального входа оказались надежно закрыты: Евгений убедился в этом, подергав массивные железные скобы. В какой-то момент возникло ощущение, что кто-то украдкой наблюдает за его действиями. Обернулся, вздрогнул — в темноте светились два зеленых кошачьих глаза. Галкин вновь скользнул взглядом по неприступной громаде здания и направился к черному ходу, слыша лишь чавканье раскисшей травы под ногами. Споткнулся обо что-то, ударился коленом и боком. Перехватило дыхание, перемещался на ощупь, выставив вперед руки. Над прилепившимся к каменной стене деревянным крыльцом раскачивалась голая, замызганная побелкой лампочка. Стучать не потребовалось — дверь была приоткрыта, из темных сеней тянуло духотой, смешанным запахом кухни и туалета.

Галкин, подсвечивая себе зажигалкой, просочился в корпус. Покрутился в тамбуре, торкнулся еще в одну дверь, переступил порожек. Тянущийся вдаль коридор был залит мутным, каким-то больничным светом, на бледно-голубых стенах — рисунки воспитанников. Невинная детская мазня, но с преобладанием ярких, агрессивных тонов. Евгений продолжал двигаться вперед по направлению к бесформенному кулю, брошенному поперек коридора. Свежая кровь была размазана по линолеуму, бледное, смотрящее в потолок морщинистое лицо разгладилось, уже примерив маску смерти. В глубоких колотых ранах на животе и шее загустевала кровь. Отвращение боролось в сыщике с профессиональным любопытством. Галкин обыскал покойника. И сделал это не зря. В боковом кармане старенького пиджака обнаружил свою визитку и пропитавшийся кровью вчетверо сложенный тетрадный листок предсмертной записки: «Если со мной что-то случица обвинять мою внучку Валентину Гуляеву неаднакратно угражавшую мне по поводу наследства и квартиры».