Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник)

Тут можно читать бесплатно Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник). Жанр: Детективы и Триллеры / Детектив, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте Knigogid (Книгогид) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник)

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту free.libs@yandex.ru для удаления материала

Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник) краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник)» бесплатно полную версию:
В настоящий сборник включены произведения, в детективном жанре рассматривающие существенные стороны жизни чехословацкого общества. В повести чешского прозаика В. Стеклача «Как убить Золотого Соловья» дан нравственно-психологический анализ негативных явлений в артистической среде; в "Избранном обществе" словацкий автор П. Андрушка рассказывает о социально-опасном типе людей, стремящихся жить "в свое удовольствие" любой ценой; героиня "Предсказания прошлого" чешской писательницы Э. Качирковой, живущая по эгоистическим нормам прошлого, проходит неслучайный путь от звериной алчности до кровавого преступления.

Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник) читать онлайн бесплатно

Войтех Стеклач - Современный чехословацкий детектив (сборник) - читать книгу онлайн бесплатно, автор Войтех Стеклач

СОВРЕМЕННЫЙ ЧЕХОСЛОВАЦКИЙ ДЕТЕКТИВ

Войтех Стеклач Как убить золотого соловья

1

Меня разозлило, что ее нет дома.

— В восемь, Честик, — пообещала она мне тогда и обернулась к Бонди, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу. — Ты слышал?

— Угу, — буркнул стопятидесятикилограммовый Гуго Бонди, — до восьми поспеем.

— А где текст?

Я изо всех сил старался казаться невозмутимым, а Зузана — чрезвычайно милой, и обоим это не очень удавалось.

— Вот, — сказал я, подавая Зузане конверт, в котором был аккуратно сложенный листок папиросной бумаги с моей последней песней.

— Ну, поехали, — сказал Зузанин менеджер Бонди, бодро хлопнул меня по плечу и при этом еще успел взглянуть на часы.

И они укатили, а я выпил в костюмерной Дома трудящихся, где мы с ребятами сегодня играли, двойной кофе с двумя таблетками анальгина — с самого утра страшно болела голова.

— А я думал, вы с Зузаной уже не того… — Ко мне подкатился маленький банджист Брандейс и уставился своими вечно красными глазками.

— Отвали! — оборвал я его и отправился к нашему «капельмейстеру» Камилу. — На вечернюю репетицию я не приду.

— Это свинство, вот что это такое, — сухо ответил Камил и повернулся ко мне спиной.

— Не могу.

— Ах, не можешь? — протянул он. — А что, если тебе вообще все бросить, а, Честик?…

Замок был заперт на два оборота, и, поворачивая ключ, я не удержал футляр со скрипкой: он выскользнул и со стуком упал на выщербленные плитки лестничной площадки. Удар был не сильным, но подъезд в этом старом доме на Малой Стране обладал потрясающей акустикой.

Вот возьму и брошу, подумал я. Я играл во всех возможных и невозможных группах уже больше десятка лет, и все впустую. Чем глубже я осознавал, что медленно, но верно старею, тем больше молодела публика, а последние полгода, когда я завербовался к Камилу, совсем меня доконали. Аудитория наша состояла из одних шестнадцатилетних подростков, а что они могли понимать? Да ни черта они не понимали. Когда четырнадцать лет назад я начинал как бас-гитарист в «Нечистой силе», половина группы даже нот по-настоящему не знала. Ноты знал один Добеш. Но это было еще в Врбове, и страшно давно. Ребята гнусавили на плохом английском то, что слышали на пластинках и по радио, на нас валом валили такие же, как мы, юнцы, и очень часто мы выступали бесплатно и где попало. Понятно, я мог предполагать — и предполагал, — что все это не будет продолжаться вечно. И последующие годы подтвердили мои предположения. Только последние два, проведенные вместе с Зузаной, были счастливыми. Вернее, могли бы быть такими. Я поднял скрипку, вытащил ключ и открыл дверь. Привычным движением бросив футляр и пальто на кресло, я зажег свет. В длинном узком коридорчике, оклеенном обоями (розочки в стиле модерн), висело большое зеркало, рама которого свидетельствовала о самофетишизме хозяйки. За раму было засунуто множество Зузаниных фотографий, самая большая — с идиотским посвящением: «Зузанке — Зузана Черная».

Но такая уж она была. Из каждого турне сама себе посылала открытки с кучей горячих приветов. И как потом радовалась, извлекая их из ящика!.. А четырнадцать лет назад я знал другую Зузану. Районные конкурсы художественной самодеятельности, на которых мы сражались с фольклором, переполненные кабачки, агитпункты, клубы, вокзальные залы ожидания. Тогда, в врбовской гимназии, мы и основали ансамбль. Мы были одни из первых и не сомневались в том, что лучше этой замечательной, из пары аккордов состоящей музыки нет ничего на свете. Возможно, тогда так оно и было. Кое-кто из моих знакомых, к несчастью для себя, уверен в этом до сих пор.

— Зузана?

Дверь в комнату была только прикрыта. Свет не горел.

Ну а потом лучшие из нас стали играть джаз и джаз-рок, а самые умные занялись созданием чешской поп-музыки. Я никогда не принадлежал к числу лучших и особо умных. Я просто любил свою гитару. А за плечами у меня была только гимназия и два семестра юридического.

Теперь мы играем с Камилом фолк и кантри. Я солирую на скрипке, и мне тридцать. Уже четыре месяца, как мне тридцать. Очень опасный возраст, когда человек подводит итог тому, чего добился. В моем случае — ничего. То есть почти ничего. А между прочим, тридцать — это половина жизни. Или — половина жизни до пенсии. Но два года назад, всего два года назад, когда мы снова сошлись с Зузаной, я так не думал. Тогда меня еще не угнетали все эти шестнадцатилетние. Ужасно, как за два года человек может постареть. А ведь эти годы могли стать счастливыми. Но не стали.

— Зузана?

Все, что Зузана обещала, она всегда выполняла не более чем наполовину. Я от многих об этом слышал, так что исключений, кажется, не делалось ни для кого. В моем случае речь шла процентах о двадцати. Нам давно не шестнадцать лет. А то, что мы два года назад наобещали друг другу, не было выполнено и на эти двадцать процентов.

Я переобулся в серые тапочки для гостей. Свои вещи я уже вывез, у Зузаны осталось только несколько моих книжек и пластинок. Но их я забирать стеснялся. Зузана уже скорее всего не помнит, что это мои пластинки и мои книги.

Я посмотрел на часы. Половина десятого. То, что она не появится в восемь, я предполагал. Но что она не придет вообще или придет бог знает когда… А у меня сегодня, между прочим, именины. И из глупых сентиментальных соображений я хотел их отметить с ней.

— Уж если расходиться, — утверждала Зузана, — то по-человечески. Оставаясь друзьями. Как-нибудь вечерком встретимся, посидим, ты мне вернешь ключи, и все будет славно, согласен?

Я был согласен. Из прихожей двери вели в кухоньку и в ванную. И еще в чуланчик, который Зузана превратила в мой кабинет. За эти два года я даже написал несколько довольно удачных текстов и одно либретто к мюзиклу, у которого были все шансы на успех до тех пор, пока в последний момент я не обнаружил, что мое творение — перепев одного старого иностранного мюзикла. Это, во-первых, подорвало мою дальнейшую творческую активность, а во-вторых, заставило задуматься над убожеством моего образования. А также существования.

Из всего ансамбля, что возник в врбовской гимназии, на тропе, ведущей к славе, удержалась одна Зузана. И Добеш. Да, еще Добеш. Непринужденность, с какой Зузана поднялась к вершинам поп-музыки, порою вызывала у меня недоумение, но я принимал это как факт.

Я прошел через кухню с коллекцией чешского фарфора и с невымытои кофейной чашкой на столе и открыл дверь в комнату.

— Как-нибудь вечерком встретимся, и все будет славно, согласен?

И вот этот вечер наступил. А Зузанка, видно для верности, все еще морально готовится к нашей встрече неизвестно где и неизвестно с кем. Половина десятого! Выключатель был вделан в дверной косяк и замаскирован обезьяньей мордочкой с выпуклым лобиком, на который следовало нажать. Я зажег свет. Широкоплечий битник с черными, как смоль, волосами, в развевающемся красном плаще настигал Зузанку на середине лестницы, сложенной из тяжелых белых плит и ведущей на золотой, отливающий синевой Олимп. Зевс-громовержец принял образ Луи Армстронга, мясистая Гера получила сладкую улыбку Эллы Фитцджеральд, а у одного из не поддающихся идентификации божков была лысина и острые глазки заслуженного артиста Карела Влаха.

Произведение модного художника Каи Вытлачила занимало всю полукруглую нишу площадью 4 на 2,5 метра и было написано прямо на стене. За три года, что минули с момента возникновения этой монументальной фрески, красота и блеск ее сочных тонов ничуть не потускнели. Мое внимание всегда привлекало выражение лица Зузаны. Во всесокрушающих объятиях битника она дрожала от стыда и одновременно блаженства. О первом свидетельствовали ее сопротивляющиеся руки, которые виднелись из рукавов сильно потрепанного нарядного платья, а второе подтверждал сладострастно приоткрытый рот. Со стороны Каи Вытлачила здесь не было никакого злого умысла. Но и дружеской шуткой это нельзя было назвать. Скорее, верным, рабски верным следованием легенде о жизни эстрадной звезды. Дома, перед тем как ненадолго прилечь, я просматривал старые фотографии. В том числе и врбовские выпускные. Гладко причесанные волосы, то же самое, только не потрепанное, нарядное платье и взгляд, выражающий бесхитростную наивность. Или, возможно, оптимистическое ожидание грядущих перемен. Всего того, что жизнь, этот добрый Дед Мороз, вынет из мешка и подарит Зузане.

Хорошо еще, что я перед тем налил себе немного рому. Ром — это единственное спиртное, которое способно направить мои мысли в другое русло. Ума не приложу, как эта гадость стала чуть ли не нашим национальным напитком. И хотя мне самому понятно, что мои мысли крайне примитивны, я допускаю и даже призываю их — наверное, потому, что они переключают мое раздражение на другой объект — сейчас, к примеру, на ром, — как объяснил мне однажды психолог-любитель Бонди.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.