Александр Ольбик - Ностальгические хроники (сборник интервью)

Ольбик Александр

Ностальгические хроники (сборник интервью)

Ольбик Александр Степанович

Ностальгические хроники

(сборник интервью)

- Александр Ольбик. Ностальгические хроники (сборник интервью)

- Перебирая домашний архив

- "АРТИЛЛЕРИЯ БЬЕТ ПО СВОИМ..."

- У ВРЕМЕНИ В ПЛЕНУ

- ВЗОЙТИ НА ЭШАФОТ,

- ЧТОБЫ ВОСКРЕСНУТЬ...

- (Интервью с Чингизом Айтматовым)

- г. Юрмала

- 1986 год

- МИЛОСЕРДИЕ,

- КОТОРОГО ВСЕГДА НЕ ХВАТАЕТ

- 1988 год

- г. Юрмала

- ЧТО ЗА ПОВОРОТОМ?

- 1987 год

- ЧТОБЫ НЕ РАСТАЯЛА ТУЧКА ЗОЛОТАЯ...

- "МЫ НАРАСТИМ НАДЕЖДУ НАШУ..."

- КУДА МЧИТСЯ ЛОКОМОТИВ ПЕРЕСТРОЙКИ?

- "ВЫСКАЗАННАЯ МЫСЛЬ - ЭТО ТОЖЕ ПОСТУПОК..."

- В ГОСТЯХ У... ДЮМА

- СТРАНА С НЕПРЕДСКАЗУЕМЫМ ПРОШЛЫМ

- (Михаил Задорнов. Март 1990 года, редакция газеты "Юрмала")

- "О ЛЮБВИ В СЛОВАХ НЕ ГОВОРЯТ"

- ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

- АНАТОМИЯ ЭКСТРЕМИЗМА

- Апрель, 1990 года.

- ПОЧЕМУ МОЛЧАТ "ЯГНЯТА"?

- Рига, октябрь 1993 год.

- ВОЗВРАЩЕНИЕ "ДИНОЗАВРОВ"

- ВСТРЕЧА НА ВОСЬМОМ ЭТАЖЕ

- ПЕРЕСТРОЙКА ПО ЖУХОВИЦКОМУ

- (Юрмала, Дом творчества писателей, май 1988 года).

- РОКОВОЙ ГЕРКУЛЕСОВ КУБОК (Академик Федор Углов)

- Какие надежды вы связываете с демократизацией нашего общества?

О литературе - снах человечества, о глобальных социальных катаклизмах и суетных человеческих страстях...

То, о чем мы тогда вели беседу с "властителями дум", сегодня может показаться анахронизмом, который никому не интересен и который так же неактуален, как неактуальны вчерашние газеты... И все же, на мой взгляд, было бы глупо забывать о том, что когда-то тормошило умы, будило "спящих" и мыслью высвечивало туманное будущее... Первым было слово и оно, когда бы ни было произнесено, остается в "сознании" природы, а значит и человечества, и не должно быть предано забвению. Ибо каждое слово - это божья искра в бесконечной Вселенной, в коей все мы проходим предначертанный нами путь, и на котором никто и ничто не должно быть лишним. В конце концов, человечество только учится выживать, осваивает первые шаги своего, возможно, далеко не бесконечного существования...

Иные из моих собеседников были настоящими пророками, с точностью предсказавшими грядущие события, другие, пребывая в "прекраснодушии", выдавали желаемое за действительное, которое так и не наступило... Но те и другие, влекомые "вольным духом" перестройки, были доблестны и полны надежд на исполнение прекрасно задуманного. Не все получилось, были срывы и откаты, были пробуксовки и отчаянные моменты, когда казалось, что все зря... Но, быть может, не напрасно дули вольные ветры в паруса "бригантины" по имени Россия, она набрала ход и сейчас довольно уверенно постигает мили безбрежного океана Жизни...

Итак, беседуем с: Чингизом Айтматовым, Василием Аксеновым, Алоизом Бренчем, Даниилом Граниным, Евгением Евтушенко, Марком Ефетовым, Леонидом Жуховицким, Михаилом Задорновым, Сергеем Залыгиным, Анатолом Имерманисом, Анатолием Курчаткиным, Александром Межировым, Анатолием Приставкиным, Викторией Токаревой, Михаилом Трескуновым...

Перебирая домашний архив

"АРТИЛЛЕРИЯ БЬЕТ ПО СВОИМ..."

С Александром Петровичем Межировым я встретился в 1990 году, считай, в последнем "десанте" российских писателей, высадившихся в некогда уютном и гостеприимном Доме творчества писателей в Дубулты... Тогда уже все шло к "самостийности", жизнь в девятиэтажном вместилище духа медленно умирала и оставались считанные месяцы до августа-91, который в три дня прикончил то, что некогда было огромно и нерушимо...

Однажды Межиров попросил меня подать в газету "Юрмала" объявление о покупке на Рижском взморье домика, в котором он собирался навсегда обосноваться. Однако события, которые затем последовали в Латвии, и начавшийся дележ на "своих" и "чужих", отпугнули его, и он вместо Юрмалы оказался в США... Сам поэт о тех событиях отзывался так: "Когда утопия рушится, религия устает. Остается одна идея. Национальная. Но национальная идея, как правило, переходит в идею националистическую. Националистическая идея переходит в национал-социалистическую. Это печально, но в этом есть какая-то закономерность. У мудрого Толстого есть такая фраза: "Патриотизм последнее прибежище негодяев".

Наша беседа с Межировым в 1990 году из-за ее "глобальности" не была целиком опубликована - большая ее часть так и осталась на ауди-кассетах... И сейчас я снова к ним возвращаюсь.

В 1946 году Александр Межиров попал в резолюцию по постановлению ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград", "посвященных" Ахматовой и Зощенко... Пришлось уехать из Москвы. Местом добровольной "ссылки" стала Рига (на ул. Тербатес, 16/18), где работал репортером в газете "Советская Латвия". Кстати сказать, написал массу очерков о заводе ВЭФ, который тогда только начинал свою блистательную биографию. Целый год Александр Петрович трудился в Латвии на ниве журналистики, после чего отправился в Москву, где была его родина, и где впоследствии были напечатаны более чем пятьдесят сборников его стихов.

- Вернувшись из Риги в Москву, я начал вести жизнь профессионального литератора, стихотворца, - рассказывает поэт. - Занимался переводами, писал статьи, словом, делал все, что должен делать профессиональный писатель... Некоторое время служил в журнале "Знамя", у Всеволода Вишневского, был заведующим отделом поэзии. А до этого я работал заместителем главного редактора многотиражки "Московский университет", которая выходила на трех союзных языках, а редактором газеты был сын Тимирязева. Необыкновенно милый человек и необыкновенно глупый... Студенты его называли - "сын памятника"... В редакции он практически не бывал, и я там орудовал один. Правда, у меня была вакантная должность, и я держал ее про запас, и, как потом выяснилось, не зря... В Москве тогда жил очень крупный русский поэт Николай Глазков, человек не без некоторого безумия, но сильнейший поэт. Так вот этот Глазков еще в 1938 году написал стихотворение, которое кончалось так: "У него спросили: в Чили существуют города? Он ответил: никогда! И его разоблачили". Уже тогда он понимал, что происходит. Это был человек невероятной физической силы, зарабатывал тем, что пилил дрова, но когда в Москве включили центральное отопление, он остался без работы и стал умирать от голода. И я его взял на должность литсотрудника. С условием, что в редакции он появляться не будет. Но однажды он пришел к главному бухгалтеру МГУ и сказал: "Я служу в газете у Саши Межирова... Хочу поехать к своей мамаше в Нижний Новгород, дайте мне жалованье за полгода вперед и мешок капусты". И бухгалтер, тертый, умный старик, понял, что тут что-то не то. Началось разбирательство и, видимо, я попал бы в тюрьму, если бы не профессор физик Ноздрев. Сам он был из деревни и работал освобожденным парторгом ЦК в МГУ. От скуки он тоже сочинял стихи и, наверное, это обстоятельство нас сблизило. Короче, он меня спас, положив это дело под сукно...

- Так называемое "дело Пастернака" в свое время стало своего рода экзаменом гражданственности для многих писателей... Какую позицию лично вы занимали во время гонений на Пастернака?

- В том, что Пастернак великий поэт, я не сомневался со школьных лет. И тогда, в 1958 году, понимал, что травля этого поэта - чистой воды бандитизм, а что такое бандитизм, я, как человек из бильярдной и игорных домов, хорошо знал. И вот перед тем как было назначено это страшное собрание по исключению Пастернака, я пришел к Слуцому, очень крупному поэту, и сказал ему: "У меня есть два билета в Тбилиси и нам надо с вами немедленно улетать, ибо нас могут завтра вызвать в ЦК и по Уставу мы будем обязаны подчиниться и выступить против Пастернака... А выступать я не могу. Я просто умру, если это сделаю." На это Слуцкий мне сказал: "Саша, вы паникер". И он остался в Москве, а я улетел в Тбилиси. Улетел в тот же день. Подумаешь, скажете вы, какое великое мужество - удрать с собрания... И что надо было бы там выступить и сказать его организаторам - что вы, негодяи, делаете?..Наивность...

Меня, разумеется, потом искали, но не нашли. Жена всем говорила, что она не знает, где я... Куда-то, мол, улетел и все...

Прилетев в Тбилиси, я обнаружил, что там нет ни одного грузинского поэта или писателя. Они все слиняли, разъехались по деревням, потому что они чувствовали, что Союз грузинских писателей тоже созовет собрание и надо будет клеймить Пастернака... И они все удрали. Тогда это дело поручили Союзу композиторов Грузии, председателем которого был известный тогда композитор Аванчавадзе. Это был старый грузинский аристократ. Он вышел на трибуну и на русском сказал: "Пастернак - поэт замечатиельный, великий переводчик, а вот что касается этого романа "Доктор Живаго"... Нет, не читал, не знаю..." И на этом собрание кончилось. Я там присутствовал и все слышал своими ушами. Мне было очень любопытно, я знал, что в Союзе композиторов Грузии никто не заставит меня выступать...(Александр Петрович подчеркнул, что об этом случае он еще никогда публично не рассказывал).