Рекс Стаут - Искусство ради исскуства

Стаут Рекс

Искусство ради исскуства

Рекс Стаут

ИСКУССТВО РАДИ ИСКУССТВА

Мистер Боб Чидден стоял посреди кухни, окруженный мусорными корзинами. На плите, справа от него, стояла огромная сковорода, в которой лениво кипело жаркое; слева в углу, около окна, кухарка чистила картошку, переминаясь с ноги на ногу от усталости.

- Сколько мусора! - мрачно заметил мистер Чидден. Затем он стремительно наклонился и взял сразу четыре корзины, по две в каждую руку. Его сестра Мария вошла в кухню из гостиной.

- Целая неделя! - громко объявила она. - Вы оба просто ненормальные! Что ты стоишь? Запомни, что я скажу! Теперь ты будешь выбрасывать мусор каждый день, Роберт Чидден!

Возможно, мистер Чидден и не слышал ее последних слов, так как поспешно исчез, спустившись по ступенькам в подвал. Он выбросил мусор в печь и вернулся за другими корзинами. Когда мистер Чидден справился со своим заданием мусорщика, он пошел разносить корзины по комнатам. Три комнаты на первом этаже, четыре на втором и три на третьем. Все они были пусты, за исключением одной, на третьем этаже. Мистер Чидден постучал в дверь.

- Ваша корзина для мусора, мистер Гловер, - громко сказал он.

- Хорошо. Внесите ее.

Мистер Чидден вошел в комнату.

Комната ничего особенного собой не представляла, была такой же, как и подобные ей в любом нью-йоркском доме с меблированными апартаментами. Стол, возле которого мистер Чидден поставил корзину, служил жалкой имитацией обеденного стола из красного дерева.

По его крышке расходились пятна и трещины. Когда мистер Чидден выпрямился, его взгляд упал на кровать с медными набалдашниками, когда-то покрашенную в белый цвет. В кровати лежал человек лет двадцати шести двадцати семи, с дружелюбным выражением лица, одетый в желтую пижаму с розовой полоской, с взлохмаченными волосами и сонным взглядом.

- Который час? - спросил он, зевая.

Мистер Чидден ответил, что уже около одиннадцати, и направился к кровати, на его унылом лице появилось явное выражение зависти. Он не мог вспомнить и дня, когда бы ему разрешили находиться в постели до одиннадцати. А мистер Гловер имел такую возможность семь раз в неделю.

- Замечательно бывать в театре, - заметил мистер Чидден, глядя на металлическую ножку кровати.

Мистер Гловер отбросил в сторону простыни. Он сел, зевнул, сделал несколько поворотов туловищем и опустил босые ноги на пол.

- Вы ошибаетесь! - ответил он, дотягиваясь рукой до одежды, висевшей на спинке стула. - Это тяжелая работа. Почему вы думаете, что это замечательно?

Мистер Чидден проворчал:

- Уже одиннадцать часов, а вы только встаете. Разве этого недостаточно?

- О, если дело лишь только в этом, - беззаботно отозвался мистер Гловер, - то мне кажется, что у вас тоже все в порядке, мистер Чидден. Ежедневный сон, так бы я выразился.

- Что? У меня? - выдохнул мистер Чидден.

Собеседник кивнул, натягивая брюки.

- У меня? - скептически повторил мистер Чидден. - Вы меня удивляете, мистер Гловер, так как хорошо знаете сестру. Мое положение ужасно. Я встаю в пять часов утра, чтобы разжечь печь. И до позднего вечера у меня нет ни одной свободной минуты, ни одной! Ежедневный сон! У меня такая проклятая жизнь, что ни один мужчина не покорился бы ей.

В течение двадцати лет я нахожусь под каблуком - под каблуком своей собственной сестры! - Он помолчал минуту, затем с отчаянной безысходностью пробормотал, как бы про себя - Бесправный раб!

- Вы удивляете меня, - проговорил мистер Гловер, умывая лицо. - Я думал, у вас беспечная жизнь, Чидден. Хорошая еда, небольшая работа по дому, нет заботы об ужине, о плате за жилье, нет...

- А когда мне нужна новая шляпа, я иду к Марии и умоляю дать мне полтора доллара, - горько перебил его мистер Чидден.

- Но ведь вы получаете деньги?

- Не всегда. Лишние расходы, как она говорит. До вас я никогда ни с кем об этом не говорил, и я скажу вам еще одно, мистер Гловер: в данный момент на мне нижнее белье сестры. Мария купила его, но не смогла носить для нее оно слишком грубое. Оно великовато мне, да еще с вышивкой по вороту. Я отрезал штанины, и получилось мужское нижнее белье.

- Боже мой! - воскликнул мистер Гловер, готовый разразиться смехом. -. Мне бы хотелось посмотреть на ваше белье, Чидден, в самом деле, очень хотелось! Должно быть, потрясающее зрелище.

- Нет. Мне самому на себя смотреть тошно. Я закрываю глаза, когда надеваю его.

- Почему вы не найдете себе работу? - спросил мистер Гловер, завязывая галстук и продолжая смеяться.

- Я пытался. И не раз. Но все было не то. Однажды я пытался стать торговцем, да-да, у меня был магазин в Нью-Рошеле. Но разорился, и я приехал сюда.

Не везет мне с работой.

Мистер Чидден вздохнул и повернулся к двери. Он уже почти дошел до нее, как его остановил внезапный оклик мистера Гловера.

- Я могу подыскать вам какую-нибудь работу в театре, - сказал актер.

Мистер Чидден остановился с открытым ртом, ухватившись за ручку двери. Он был поражен.

- В театре! - в конце концов пробормотал он. - Вы же не имеете в виду, чтобы я играл на сцене?

- Это вряд ли, - улыбнулся мистер Гловер. - Что-нибудь найдется... дайте-ка подумать... к примеру клакером. - Он произнес это слово на французский манер. - Во вторник у Бэри будет премьера, и, возможно, ему понадобится такая услуга. Я слышал, что пьеса отвратительна, за исключением сцены в зале суда да персонажа, которого играет мой друг. Мне кажется, что у нас с ним сходное амплуа. У него всегда выигрышные роли... естественно, успех.

- Кто такой клакер? - нетерпеливо спросил мистер Чидден, едва дождавшись окончания монолога.

- Специальный человек среди зрителей, который начинает аплодировать, и все его поддерживают. Во всех театрах есть такие люди.

- Не могли бы вы... Вы думаете?.. - заикался мистер Чидден, побледнев в надежде на благоприятный исход.

- Конечно! По крайней мере, я так думаю. Пятьдесят центов или доллар за вечер - небольшие деньги на личные расходы. Но вы должны каждый раз сидеть до конца спектакля. Сегодня днем я увижусь с Бэри на репетиции и завтра скажу вам результат.

Обильный поток благодарственных слов мистера Чиддена был прерван звуком, донесшимся снизу, - резкий скрипучий голос звал мистера Чиддена. Он поспешно открыл дверь и отчетливо расслышал:

- Роберт!

- Это Мария, - сказал мистер Чидден, скрипя зубами. - Она хочет, чтобы я подмел дорожку. Мистер Гловер, не будете ли вы так любезны...

- Конечно, - ответил актер. - Идите, Чидден. До завтра.

На следующее утро, во вторник, мистер Чидден открыл дверь и вошел в гостиную, где Мария стряхивала пыль со своих безделушек. Эту работу она не доверяла никому другому! Она услышала, как вошел брат, и повернулься к нему.

- Ну? - грубо спросила она.

- Я хочу только тебе сказать, - проговорил мистер Чидден, не отходя от двери, - что я нашел работу.

Сестра презрительно фыркнула и ничего не сказала, ожидая дальнейшего подробного объяснения.

- Это вечерняя работа в театре, - продолжил брат. - Ее мне рекомендовал мистер Гловер. Меня не будет дома до полуночи, поэтому пусть утром Энни топит печь. Вчера я встречался с мистером Бэри, менеджером в "Колумбе". Возможно, я буду у него работать всю зиму. - Мистер Чидден замолчал и повернулся, чтобы выйти. - Впечатляющая победа, - твердо и громко заявил он, затем вышел, хлопнув дверью.

У него поднялось настроение, он чувствовал себя победителем, и тому он видел несколько причин. Он понимал, что его сестра была ошеломлена, но не показала виду. Это уже приятно. Он заработает доллар, много долларов. Он все подсчитал. Театральный сезон длится около тридцати недель, в среднем работать он будет по четыре вечера в неделю - получается сто сорок четыре доллара. Новый костюм, пенковая трубка, посещение четырех бейсбольных матчей - короче говоря, все, что хочешь. В его кармане будут позвякивать деньги!

Но что лучше всего, так это то, что он бесплатно сможет пойти в любой театр. Бэри обещал пользоваться его услугами на всех своих премьерах и далее, когда спектакли войдут в репертуар. Ничто более не могло так порадовать мистера Чиддена. Он никогда не был в театре на Бродвее. Но он тратил по двадцать центов каждый вечер и ходил на спектакли в театр за углом, что находился на Восьмой авеню, в театр, где актеры играли средненько и не очень сильные спектакли. Владелец магазина деликатесов, портной, таксист и другие знали его как человека, глубоко разбирающегося в искусстве.

Поэтому он был счастлив, что предоставляется возможность созерцать бродвейскую звезду в бродвейском театре. Ему будут платить просто за его присутствие на спектакле, которое он считал малой толикой приобщения к прекрасному. Он сказал себе, что никакая другая работа в мире не порадовала бы его так, как эта, и, чтобы не подвести мистера Бэри, почти весь день он проводил в подвале, обучаясь искусству аплодировать. Более часа сидел он около печки на старом ящике из-под мыла, хлопая в ладоши: то резко и часто, то размеренно, издавая звук, подобный пушечному выстрелу. После часовых упражнений он решил, что лучше всего смешать эти две манеры и аплодировать не слишком быстро и не слишком громко. Довольный своим решением он пошел в кухню чистить ботинки.