Буало-Нарсежак - Та, которой не стало Страница 10

— Из Нанта. Коммивояжер.

Равинель вовремя сообразил, что это уточнение может их спасти.

— Вы не обгоняли возле Ле-Мана большой грузовик?

— Вполне возможно. Как-то не обратил внимания, знаете.

Жандарм переводит взгляд на Люсьену. Равинель спрашивает как можно более непринужденно:

— Гангстеры?

Жандарм, заглянув под сиденье, гасит фонарик.

— Мошенники. Везут перегонный куб.

— Странная профессия. Моя мне больше нравится!

Жандарм отходит. Равинель медленно трогается с места, проезжает мимо выстроившихся в ряд мотоциклистов, постепенно набирает скорость.

— А я-то уж подумал… — бормочет он.

— Я тоже, — признается Люсьена.

Он с трудом узнает ее голос.

— Не исключено, однако, что он взял на заметку наш номер.

— Ну и что?

Вот именно — ну и что! Какая разница? Равинель не намерен скрывать свое ночное путешествие. В каком-то смысле даже хорошо, если жандарм записал номер машины. Ведь, в случае чего, этот человек мог бы засвидетельствовать… Только вот одна деталь… Женщина в машине. Но жандарм может об этом и не вспомнить…

Стрелка часов перед глазами продолжает свой однообразный бег. Три часа. Четыре часа. Шартр уже далеко, на юго-востоке… За поворотом открывается Рамбуйе. Тьма по-прежнему непроглядна. Они намеренно выбрали ноябрь. Но движение становится все оживленнее. Цистерны с молоком, тележки, почтовые машины… Теперь Равинелю уже не до размышлений. Он внимательно следит за дорогой. Вот и окраина Версаля. Город спит. Поливальные машины неторопливо ползут в ряд, позади огромного грузовика, похожего на танк. Тяжелая усталость наваливается на плечи Равинеля. Хочется пить.

Виль-д’Авре… Сен-Клу… Пюто… Мелькают дома. За прикрытыми ставнями темно. После встречи с жандармами Люсьена не сделала ни одного движения, ни одного жеста. Но она не спит. Она глядит прямо перед собой сквозь запотевшее ветровое стекло.

Темный, бездонный провал Сены. А вот уже и первые особнячки Ангиана. Равинель живет неподалеку от озера, в конце тупика. Завернув сюда, он тут же включает сцепление, и машина по инерции бесшумно катится вперед.

Равинель останавливается в конце тупика на круглой площадке и выходит из машины. У него так затекли руки, что он едва не роняет ключ. Наконец он распахивает ворота, заводит машину во двор и поспешно закрывает обе створки. Справа — домик, слева — гараж, низкий, массивный, вроде дота. В конце аллеи за деревьями виднеется покатая крыша флигеля.

Люсьена, пошатнувшись, хватается за ручку дверцы. Ноги у нее занемели, она трясет сначала одной, потом другой ногой, поочередно сгибает и разгибает их. Лицо замкнутое, хмурое — такое бывает у нее при самом скверном настроении. Равинель приподнимает крышку багажника.

— Помоги-ка!

Сверток цел и невредим. Один край полотнища чуть завернулся и обнажил намокшую заскорузлую туфлю. Равинель тянет рулон на себя, Люсьена берется за другой конец.

— Пошли?

Она наклоняет голову в знак согласия. Готово!

Согнувшись под тяжестью ноши, они спускаются по аллее, минуют живую изгородь. Флигель с покатой крышей — это их прачечная. Крошечный ручеек лениво бежит к мосткам. Постепенно ручеек расширяется и образует маленький водопад, а потом теряется в озере.

— Посвети!

К Люсьене возвращается командирский тон. Сверток лежит на цементных плитах. Равинель держит фонарь, Люсьена принимается развертывать брезент. Тело в помятой одежде поворачивается легко, как бы по собственной воле. Лицо Мирей, обрамленное уже высохшими, растрепанными волосами, словно гримасничает… Толчок — и труп скользит по мосткам. Всплеск — и волна докатывается до противоположного берега. Еще немного… Люсьена подталкивает труп ногой, и он погружается в воду. Потом она на ощупь — Равинель уже погасил фонарик — складывает брезент и тащит его к машине. Двадцать минут шестого.

— У меня времени в обрез, — бормочет она.

Они входят в дом, вешают на вешалку в передней пальто и шляпу Мирей. Кладут ее сумочку на стол в столовой.

— Быстрей! — командует разрумянившаяся Люсьена. — Скорый в Нант отходит в шесть сорок. Мне никак нельзя опоздать.

Они садятся в машину. И только теперь Равинель осознает, что овдовел.

Глава 5

Равинель медленно спустился по лестнице вокзала Монпарнас, у входа в вестибюль купил пачку «Голуаз» и отправился к «Дюпону». «У Дюпона поешь как дома». Светящаяся вывеска отливала бледно-розовым светом в лучах зари. Сквозь широкие стекла видны спины людей, сидящих за стойкой бара, и огромная кофеварка с колесами, рукоятками, дисками, которые начищал до блеска заспанный официант. Равинель сел за дверью и сразу же размяк. Сколько раз он останавливался тут в такую же вот рань! Бывало, проделаешь крюк через весь Париж, чтобы потянуть время и не будить Мирей. Сегодняшнее утро — как все другие…

— Черный… и три рогалика.

Все очень просто: похоже, он отходит после ночного кошмара. Снова ощущает свои ребра, локти, колени, каждую мышцу. Малейшее движение — и по телу пробегает волна усталости. Голова у него горит, в мозгу будто что-то клокочет, в глазах резь, кожа буквально натягивается на скулах… Он чуть не начал клевать носом прямо на стуле в шумном кафе. А ведь самое трудное у него впереди. Теперь нужно якобы обнаружить труп. Но до чего хочется спать! Все решат, что он убит горем. В каком-то смысле изнуренный вид сослужит ему добрую службу.

Равинель положил деньги на стол, обмакнул рогалик в кофе. Он показался ему горьким, как желчь. Если поразмыслить, то встреча с жандармами — сущий пустяк, даже если кто и сообщит, что в машине сидела женщина. Пожалуйста: эта женщина — незнакомка, она проголосовала на дороге. Он встретил ее при выезде из Анже. Сошла в Версале. Ни малейшей связи со смертью Мирей… И потом, кому взбредет в голову расследовать, какой дорогой он вернулся домой? Допустим, его даже заподозрят. Но лишь до тех пор, пока не проверят алиби. Равинель не выезжал за пределы Нанта и его окрестностей. Это подтвердят тридцать свидетелей. Где и когда он выходил, можно установить с точностью до часа или около того. Ни одного пробела. В среду, четвертого — а вскрытие поможет установить точную дату, если не час смерти, — в среду, четвертого?.. Погодите-ка! Я провел весь вечер в пивной «Фосс». Засиделся там за полночь. Спросите Фирмена, официанта, он наверняка помнит. А пятого утром я болтал с… Но к чему лишний раз ворошить эти невеселые мысли?

Люсьена все это уже без конца твердила ему на вокзале. Версия несчастного случая возникает сама собой. Головокружение, упала в ручей, мгновенное удушье… Зауряднейшее дело. Правда, Мирей была одета не по-домашнему. А раз так, зачем ей понадобилось спускаться в прачечную? Да мало ли зачем женщина может пойти к себе в прачечную? Может, забыла там белье или кусок мыла… Впрочем, вряд ли у кого-либо возникнут подобные вопросы. А если кто предпочитает версию самоубийства — что ж, пожалуйста. Два года прошли, те самые два года, которых требует страховая компания…

Без десяти семь. Черт возьми! Пора трогаться. Равинель так и не прикоснулся к последнему рогалику, а первые два застряли у него в горле тошнотворной массой… С минуту он постоял на краю тротуара. Автобусы и такси разбегались во всех направлениях. Толпы служащих, обитателей пригородов, торопились покинуть вокзал. Вот он, унылый Париж на рассвете… Н-да… И все-таки пора трогаться в путь.

Машина припаркована совсем рядом с билетными кассами. Там, словно картина на выставке, висит большая карта Франции, похожая на открытую ладонь, сплошь изрезанную линиями: Париж — Бордо, Париж — Тулуза, Париж — Ницца… Линии удачи, линии жизни. Фортуна! Судьба! Равинель дал задний ход и выехал на дорогу. Надо как можно скорей уведомить страховую компанию. Послать телеграмму Жермену. Придется, наверное, позаботиться и о похоронах. Мирей хотела бы очень приличных похорон, ну и, конечно, отпевания в церкви. Равинель вел машину как автомат. Он назубок знал все эти улицы, бульвары… да и движение еще не напряженное. Мирей была неверующая и все-таки ходила к обедне. Предпочитала праздничные службы из-за органа, пения, туалетов. И не пропускала проповеди отца Рике по радио, во время поста. Она не очень-то разбиралась в сути, но считала, что он хорошо говорит. И потом, этот отец Рике был депортирован!.. Сквозь облака пробивался розовый луч. А вдруг Мирей видит его сейчас… Тогда она знает, что он действовал не по злобе. Смешно!.. Да, а где же ему взять черный костюм?.. Придется сбегать в прокат и еще попросить соседку сшить траурную повязку. А Люсьена будет спокойно дожидаться его в Нанте! Ну где же справедливость?

Впрочем, размышлять над этим ему некогда, впереди возник старенький «пежо» и никак не позволял себя обойти. Он зачем-то все-таки обогнал его у самого Эпинэ, но тут же замедлил ход. Привет! Я еду из Нанта. И понятия не имею, что у меня умерла жена.