Елена Михалкова - Кто убийца, миссис Норидж? Страница 10

– Ох, и свирепая же она баба! – сказала Абигайль, разливая чай. – И как он только женился на ней? Должно быть, Нэнси душила его, пока бедный Хэмиш не согласился.

Они сидели с миссис Норидж на кухне. Их воспитанницы были уложены, и молоденькая няня с гувернанткой наконец-то могли выпить чаю в тишине.

– Возможно, это брак изменил ее характер к худшему, – предположила миссис Норидж.

Абигайль воззрилась на нее и прыснула:

– Думаете, в юности Нэнси была нежной фиалкой? Как бы не так! Сказать по правде, с Хэмишем она стала поспокойнее. Раньше-то, чуть что, пускала в ход кулаки. Ее раз пять забирали в участок за драки с другими работницами! Они с Робертом и познакомились на фабрике.

– Разве мистер Хэмиш тоже работает на мануфактуре?

– Он укладчик ткани. – Абигайль сморщила нос, выражая презрение. – Когда Роберт женился на Нэнси, был большой скандал. Она ведь ему не пара. Ее папаша – пропойца, а мать перебивалась поденной работой, пока не померла.

Миссис Норидж знала, что Хэмиши прежде пользовались уважением. Когда-то это был крепкий фермерский род, и многие сожалели, что он выродился до такого ничтожества, как Роберт.

– Она и в юности была такая же, – осуждающе сказала Абигайль, – бешеная толстуха с морковной шевелюрой. Иной раз даже жаль становится Хэмиша. А потом посмотришь на него и думаешь: да и поделом ему, такому трусу.

Всего две недели спустя после этого разговора Сетфорд потрясло ужасное событие.

На ткацкой мануфактуре после окончания рабочего дня случилась драка. Позже никто толком не мог вспомнить, с чего все началось. Перепалка вспыхнула из-за чьего-то неосторожно брошенного слова. Слово тут же подхватили, перекинули друг другу, точно обжигающий красный уголь, и мгновение спустя уже заполыхал огонь драки.

Нэнси Хэмиш оказалась в самой ее гуще. Управляющий, увидев, что происходит во дворе, без колебаний приказал окатить толпу из брандспойта. Он знал, что женщины дерутся безжалостнее и отчаяннее, чем мужчины, и что надеяться на мирный исход сражения не приходится.

Но даже опытный управляющий не ожидал, чем все закончится.

Когда работницы с визгом разбежались, одна осталась лежать неподвижно.

Она была мертва.

Убитую звали Молли Тобин, и она считалась злейшим врагом Нэнси Хэмиш. В драке кто-то сбил Молли с ног и размозжил ей голову о металлический столбик ограждения, торчавший из земли.

Двадцать человек видели, как Нэнси с воплем ворвалась в толпу, где сражалась ее противница, и еще десять могли подтвердить под присягой, что видели, как она нанесла зверский удар.

Именно это они и сделали – подтвердили под присягой. После чего суд, учитывая биографию обвиняемой, приговорил Нэнси Хэмиш к пожизненной каторге за преднамеренное убийство.

Не меньше месяца эта новость была у всех на устах. Кто-то жалел убийцу, но таких было меньшинство. Большая же часть горожан искренне радовалась, что Сетфорд избавился от бешеной Нэнси. Она бы все равно рано или поздно кого-нибудь прикончила, не Молли Тобин, так собственного мужа – таков был всеобщий вердикт.

Для этого были все основания, даже если не брать в расчет скалку. За несколько дней до случившегося Нэнси в ярости поранила Хэмишу ухо садовыми ножницами, и на суде он стоял с забинтованной головой. Это стало последним аргументом для судьи.

После вынесения приговора Роб Хэмиш пару дней ходил тихий и отрешенный. «Не верит собственному счастью», – шептались вокруг. Кто-то предлагал спор, женится ли Хэмиш еще раз, но дураков держать пари не находилось. Хэмиш только благодаря улыбке фортуны вырвался из крепких уз брака и вряд ли торопился связать себя новыми.

Но очень скоро задумчивость Хэмиша сменилась откровенной радостью. Наконец-то он поверил, что пришел конец его мучениям, и расцвел, как гиацинт в апреле. Роберт улыбался, шутил и выглядел узником, перед которым внезапно распахнулись двери тюрьмы. В тот самый день, когда эти двери закрылись за Нэнси Хэмиш, он на радостях уехал в Шеффилд – гулять и кутить.

Жители Сетфорда, глядя на его бесхитростное счастье, сменили презрение на жалость.

– Видно, крепко Нэнси его держала, – посочувствовал один. – Будешь тут всех бояться, когда собственная супруга может изрезать тебя на кусочки.

– Или придушить, – поддержал другой. – У нее кулачищи с баранью голову, а у Хэмиша шея, как у цыпленка.

– Такая могла и ножом пырнуть, – сказал третий. – Его счастье, что он от нее избавился.

Теперь-то люди осознали, каково приходилось Робу Хэмишу все эти годы.

– А ведь, пожалуй, оно и к лучшему, что он ни разу не дал ей сдачи, – задумчиво проговорил четвертый. – Иначе мы бы с вами произносили эти речи на его могиле. Зря мы смеялись над ним. Он, конечно, трус, тут спору нет. Но не всем же быть смельчаками.

И все сошлись во мнении, что нужно быть снисходительнее к бедняге, которому и так досталось.

Никто и не догадывался, какой сюрприз преподнесет им Роб Хэмиш.

На другой день после его возвращения из Шеффилда каждый, проходивший мимо фермы Хэмишей, мог наблюдать в приоткрытое окно удивительную картину.

В кухне Роба хлопотала женщина. Кудри ее были неестественно желтого цвета, а губы алели от толстого слоя помады.

Быстрее ветра город облетела невозможная новость: Роб Хэмиш привез из Шеффилда…

– …Падшую женщину! – выдохнула Абигайль и густо покраснела. – Да-да, миссис Норидж, и не смотрите на меня так! У нее крашеные волосы, и она размалевана, как… как…

Тут стыдливость Абигайль взяла верх, и девушка убежала.

– Хм… – удивленно сказала миссис Норидж.

По Сетфорду поползли шепотки, и очень скоро известие подтвердилось. Сам Хэмиш отпирался до последнего, но когда его прижали к стенке, заявил, что с ним приехала дальняя родственница, чтобы поддержать в его горе. Как ее зовут? Пенни. Пенни… э-э-э… Хэмиш.

Родственница отчего-то не пожелала быть представленной горожанам. Но Хэмиша это не смущало. Теперь после рабочего дня он мчался домой на всех парах, и вид у него был неприлично довольный.

Мужчины, пожалуй, где-то даже понимали Роба Хэмиша. Кое-кто прямо говорил, что Роб, может, и трус, но устроился неплохо. А семидесятилетний рыбак Хью Шелт, богохульник и сквернослов, и вовсе заявил без обиняков:

– Да здесь полгорода были бы рады сменить своих благоверных на шлюх! Уж я-то точно не возражал бы, если б мою постель согревала горячая девчонка, а не эти дребезжащие кости!

Но за такие кощунственные слова был гоним миссис Шелт до самой заводи, откуда ему пришлось улепетывать по воде на своей лодчонке.

Возмущению женщин не было предела. Привести девицу легкого поведения в осиротевшее гнездо! Для этого нужно быть законченным мерзавцем. Так считали все горожанки, они громогласно провозгласили это, и их мужья не осмелились им возразить.

Ведь и в самом деле – во что превратился бы Сетфорд, если бы каждый мог жить с кем ему захочется?! В прибежище греха. В притон, где попрана мораль!

Перед Робом Хэмишем закрылись двери тех домов, где прежде его принимали. Однако, к негодованию общества, на Хэмише это никак не отразилось. Он по-прежнему выглядел ликующим и жизнерадостным, точно наевшийся гусениц дрозд.

Этого общество простить не могло. Теперь и мужчины негодовали вслед за женами. А если к их праведному гневу и примешивалась толика зависти, она была хорошо скрыта за возмущенными речами.

Некоторые даже предлагали пойти и исписать стены дома Хэмиша ругательствами. Однако эта идея не получила поддержки. Всем было ясно, что при первом же шуме за окном Роб удерет в дальний лес, точно заяц.

Трусость Роба сослужила ему хорошую службу. Будь на его месте обычный человек, кто-нибудь уже подпалил бы ему забор. Но связываться с Хэмишем, дрожавшим даже при виде осы, мужчины считали ниже своего достоинства.

Поэтому город зажил прежней жизнью, делая вид, что ничего не произошло. Дом труса стоял на отшибе, и его нетрудно было обходить стороной.

Скоро судьба вновь столкнула миссис Норидж с Робом Хэмишем.

Гувернантка отправилась в посудную лавку за новой чашкой и по дороге стала свидетельницей неожиданной сцены.

Роб семенил по дальней дороге, направляясь к рынку. Он старался избегать тех мест, где собирались мальчишки. С недавних пор дети часто кричали ему вслед гадости. «Муж убийцы! Муж убийцы! Дай нам вкусные гостинцы!»

Но ком грязи полетел в его спину впервые.

Миссис Норидж знала хулигана. Это был шестилетний Питер, сирота, вечно отиравшийся на улицах. Ночевал он где придется, ел то, что удастся стянуть. Время от времени под нажимом возмущенных граждан мальчишку нехотя брала к себе дальняя родственница, одинокая старая дева. Но ее воспитание, в основном, сводилось к порке. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Питер удирал от нее при любом удобном случае.

Именно его рука и запустила в Хэмиша грязью.