Вилье Де - Вива Гевара ! Страница 10

Малко подошел к окну. Тридцатью метрами ниже по проспекту Франциске Миранды стремительно проносились автомобили. Над вершинами гор висели лохматые облака. Малко вспомнил о женщине, кричавшей на вилле генерала. Ее рождественская ночь была далеко не веселой...

В комнате раздалась ритмичная музыка. Женский голос, доносившийся из динамика, пел о Падре Торресе, павшем в Колумбии за дело революции. Эсперенца зачарованно слушала, застыв в благоговейной позе перед проигрывателем. Остальные сидели на полу и усердно налегали на спиртное. Таконес Мендоза положил рядом с собой свой неизменный "люгер": видимо, ему постоянно мерещилась опасность.

Малко стало смешно при мысли, что это и есть та самая диверсионная группа, которая приковала к себе пристальное внимание Пентагона и ЦРУ: богатенькая экзальтированная девчонка, женопедобный убийца-невротик и несколько перевербованных наемников...

Только стоявшая в углу машинка для изготовления листовок свидетельствовала о том, что в этой роскошной гостиной не только пьют шампанское... Малко невольно вспомнил, как Орландо Леаль Гомес, обливаясь кровью, сползал по железной решетке на землю. Грохот выстрелов до сих пор звучал у него в ушах. Значит, все это всерьез... Хотя в Южной Америке никому никогда не удавалось провести четкую границу между добром и злом. Южный темперамент, привычка к насилию и любовь к революциям приводили порой к самым неожиданным развязкам. Одна из самых кровавых революций в Центральной Америке началась только потому, что какой-то психопат застрелил президента Никарагуа, взбешенный изменой собственной жены... А кто принимал всерьез Фиделя Кастро и его бородачей? Поначалу ЦРУ отнесло их к категории тихопомешанных, способных захватывать разве что необитаемые острова...

Эсперенца подошла к Малко. Глаза ее блестели.

- Я напишу твой портрет, - сказала она. - И если тебя убьют, о тебе останется память...

Малко подумал, что если его портрет будет похож на остальные картины, висящие в комнате, то он, принц Малко Линге, вряд ли станет кумиром грядущих поколений...

Он пристально смотрел на девушку, стараясь понять, что заставило эту молодую, красивую, богатую горожанку пуститься в подобное предприятие, но по-прежнему ответа не находил.

- Вместе мы совершим великие дела, - мечтательно продолжала она. Фидель будет нами гордиться так же, как гордился бы Че Гевара, будь он жив... Как жаль, что погиб твой товарищ...

- Действительно, очень жаль, - рассеянно отозвался Малко и допил шампанское.

Таконес растянулся прямо на белом ковре и казался спящим. Рамос и Эль Кура цедили виски, рассказывая друг другу партизанские истории, одна невероятней другой.

У австрийца немного кружилась голова: за последние два дня произошло слишком много событий. Но нужно было продвигаться дальше. Духи Эсперенцы вернули его к реальности, подействовав, как нашатырный спирт на боксера.

- Каков дальнейший план? - спросил он. - Убийство генерала - это, конечно, хорошо, но...

- Я задумала кое-что грандиозное, - взволнованно призналась Эсперенца. - Скоро о нас заговорит весь мир, и мы станем примером для революционеров во всех странах.

Она произнесла это так громко, что Хосе Анджел вздрогнул и бросил на нее быстрый взгляд. Холодные темные глаза наемника показались Малко похожими на змеиные. Австриец в недоумении посмотрел на Эсперенцу, пытаясь угадать, не шутит ли она. Но она была не менее серьезна, чем статуя Симона Боливара - Эль Либертадора, освободителя и кумира Венесуэлы.

- О чем же идет речь?

- Пока я не могу этого сказать. Не потому, что не доверяю, - поспешно добавила она. - Просто я хочу доказать самой себе, что могу организовать большое дело. Дело, которое потрясет весь мир, как потрясла его смерть Кеннеди. Помнишь?

Малко помнил о деле Кеннеди лучше, чем Эсперенца могла предполагать. Расследование этого дела едва не стоило жизни ему самому.

- Это и вся твоя группа? - спросил он.

- О нет! Это самые крутые, те, кому я безгранично доверяю. Вот, например, Хосе. Его приговорили к смерти в Колумбии и в Гватемале. А я смогла раздобыть для него здешний вид на жительство. Он обязан мне жизнью... Но в университете есть еще несколько сотен парней и девушек, которые знают и поддерживают меня. Две недели назад мы организовали демонстрацию и прошли колоннами по Сабана Гранде, раздавая горожанам листовки.

- Демонстрацию? - поразился Малко. - Так значит, полиция о вас знает?

- Конечно, - спокойно проронила Эсперенца. - Но они нам не мешали благодаря папе.

- Папе?

- Ну да. Мой папа - сенатор и владелец третьего телевизионного канала. Он здесь очень влиятельный человек.

- А он знает о том, чем ты занимаешься?

Эсперенца пожала округлыми плечами:

- Кое-что знает. Но это только забавляет его. Он находит, что у меня сильный характер.

- А о Гомесе?

- Нет. Вот об этом он не знает.

- А о твоем плане?

- Ну что ты! Это будет для него сюрпризом, - Эсперенца поставила бокал, взяла Малко под руку и потянула его к проигрывателю. - Давай послушаем музыку...

Малко и Эсперенца лежали бок о бок на белом ковре, положив головы на диванную подушку. Девушка в который раз ставила все ту же пластинку с песней о Падре Торресе. "Так и контрреволюционером недолго стать", подумал австриец.

Отряд народного сопротивления не выдержал натиска шампанского и виски. Таконес Мендоза спал с открытым ртом, лежа на спине и положив руку на пистолет, который никак не гармонировал с обстановкой этой богатой квартиры. Рамос и Эль Кура, допив последнюю бутылку, ушли, держась друг за друга. Хосе Анджел на время тоже был потерян для революции: он спал сидя, прислонившись спиной к стене, а перед ним стояла почти пустая бутылка "Джей энд Би". Только Эсперенца казалась неутомимой. Она поделилась остатками своего шампанского с Малко и подняла бокал:

- За наши успехи!

Малко чувствовал себя порядком усталым: у него слипались глаза, а песня о Падре Торресе окончательно добивала его. Он не выдержал и поднял звукосниматель проигрывателя. Эсперенца, казалось, только этого и ждала, чтобы приблизиться к нему вплотную. Никто из них не произнес ни слова, но между ними словно пробежала электрическая искра. Малко увидел, как под тонкой рубашкой обозначились острые соски ее груди. Губы девушки чуть коснулись его шеи.

- Я пойду, - неуверенно сказал Малко. - Мне нужно поспать.

Эсперенца встала на колени и горячими ладонями взяла его за руку.

- Нет, это опасно. Полиция сейчас арестовывает всех подряд. Из-за Гомеса.

Она встала и потянула Малко за руку. С бледным от бессонницы лицом и воспаленными глазами она казалась сейчас хрупкой и уязвимой.

Эсперенца толкнула блестящую белую дверь, за которой оказалась комната, освещенная двумя огромными серебряными подсвечниками с семью свечами каждый. В комнате не было ни одной картины - лишь огромный календарь с портретом Че Гевары, прикрепленный к стене над большой квадратной кроватью.

- Это моя спальня, - объясняла Эсперенца. - Знаешь, мой отец часто говорит, что я сумасшедшая...

Малко был близок к тому, чтобы разделить это мнение... Эсперенца замерла перед календарем и, склонив голову, погрузилась в благоговейное молчание. Внезапно Малко увидел, как по ее щеке скатилась слезинка.

Девушка взяла руку Малко, с силой сжала ее и повернула к нему лицо, на котором была написана вся мировая скорбь.

- Он погиб, - глухо произнесла она. - И мы даже незнаем, где. На годовщину его смерти мы собрались все вместе и молились всю ночь... - она умолкла и тряхнула головой. - Ладно, не будем об этом сейчас вспоминать.

Эсперенца спокойно сняла блузку и бюстгальтер. Ее грудь казалась слишком большой для такого хрупкого тела. У нее были мальчишеские бедра и тонкие икры; под велюровыми брюками не оказалось никакого белья.

Ее движения были естественными, чуть сдержанными, словно она исполняла торжественный ритуал. Эсперенца встала на колени на кровати, лицом к Малко; длинные волосы почти полностью закрывали ее грудь.

- Иди ко мне.

Малко слишком устал, чтобы сопротивляться. Когда он разделся, Эсперенца собрала свою и его одежду и бросила за дверь, в гостиную.

- Пусть они знают. Ты этого заслуживаешь...

Она привлекла Малко к себе и провела пальцем по его шрамам.

- Ты много воевал, - взволнованно проговорила она. - Как Хосе. Какое счастье, что Фидель прислал тебя...

Она коснулась теплыми губами шрама от ножа, который едва не отправил Малко на тот свет в Бангкоке, дотронулась кончиками пальцев до ямочек от пуль, полученных им в Гонконге... Затем она тесно прижалась к нему, раскрывшись, как благоуханный тропический цветок. Малко вмиг забыл об усталости. Эсперенца царапала ему спину, кусала плечи, изгибалась дугой и в конце концов протяжно застонала, уставившись влюбленными глазами на портрет Че Гевары.

- Почему ты решила выбрать революцию?