Григорий Лерин - Морской волк Страница 10

— Слушай сюда, ты, клоун, — захрипела мембрана. — Твою девку мы, забрали. Если попробуешь пикнуть, ей конец, понял?

Я ничего не понял и ответил честно:

— Не понял.

Короткая пауза — видимо, мой собеседник был удивлён. Потом приглушенный возмущенный вскрик, кажется, действительно Ленкин. Трубка щелкнула и загудела.

Я сидел и смотрел на трубку, как будто её короткие «гу-гу» могли мне что-то объяснить.

— Вы уже закончили, Виктор Эдуардович? — Светлана застала меня за этим идиотским занятием. — Что-нибудь случилось?

— Нет… Да… Не знаю. — Я начал соображать. — Света, я могу узнать номер, с которого звонили?

— Конечно, Виктор Эдуардович. — Её глаза удивленно распахнулись. — Звонили из вашего офиса.

Я набрал номер. Снова короткие гудки и никакой информации. Я положил трубку, выпрямился и с высокого старта рванул на улицу.

Мой кабинет действовал успокаивающе, насколько позволяла ситуация. Упав в кресло, я напряженно мыслил. Наверное, последний раз я это проделывал на выпускных экзаменах в школе.

Когда я вбегал в агентство, входная дверь была открыта. Тем не менее всё стояло на своих местах. Сейф был заперт, но пуст. Ни денег, ни печати, ни боевого пистолета, который я, слава Богу, не успел приобрести. Связка ключей валялась на столе. Я накрыл ее платком, взял и положил в стол. Этот высокопрофессиональный поступок успокоил меня, пропало паническое желание звонить Костику, Клину, президенту и просить о помощи.

На полу лежал листок бумаги с отпечатком ребристой подошвы явно кроссовочного происхождения. Сквозь оттиск проступал номер Костиного телефона. Позвонили, бросили и наступили. Ублюдки.

Я поднял листок и положил перед собой на стол.

Сколько людей в Питере носят кроссовки? Десятки тысяч? Сотни? Даже если их всех просто перестрелять из автомата, на это уйдет не меньше месяца. Из пистолета — полгода. Хотя если из «стечкина», то побыстрее. А если их ещё и опрашивать — тут не поможет и рота президентов.

Подошва, идущая никуда.

Я отодвинул листок и принялся изучать пепельницу. Три окурка «Кэмел», один с помадой. О чём это говорит? Два из них — мои, я их выкурил утром, когда ждал Ленку. Третий выкурила Ленка между моих уходом и нападением. Вряд ли бандиты угощали её «Кэмелом», и вряд ли она покупает его сама. Значит, таскает «Кэмел» у меня.

Я встал, прошелся по кабинету, внимательно осматриваясь, вышел в приемную. Больше никаких улик.

Надо звонить куда-то. Хотя бы Костику. Девчонка неизвестно за что попала в беду, так что корчить из себя Шерлока Холмса некогда. Лучше Ливанова все равно не получится. Причем в беду она попала даже не за деньги, только за характеристику.

Подгоняемый кнутом собственной совести, я потянулся к телефону.

Отпечаток подошвы снова попытался привлечь мое внимание. Что-то с ним было не так. О чем-то он мне напоминает… К чёрту. Я снял трубку. Пусть Костик подключит Клина, в конце концов, это его «Мойдодыр».

Тут я тормознул и изменил направление. А что, если это наезд на самого Клина? Ведь я в этом городе ещё не успел никого зацепить и даже обидеть. Ну разве что моих первых клиентов.

Я положил трубку, посмотрел на листок, скомкал его и бросил в проволочную корзинку, но не попал. Нервничаю. Надо сосредоточиться.

С другой стороны, при чем здесь моя маленькая канцелярская мышка? Логичнее было бы украсть необузданную Наталью Васильевну, тьфу-тъфу-тьфу, не дай Бог, конечно. Передо мной тоскливо встала картина нашего расставания — грустная Наталья Васильевна, пытающаяся мне что-то втолковать, и… Вот оно! Белый лист бумаги, лежащий на туалетном столике, только не с подошвой, а с именем Алекс и номером телефона, который сей же миг высветился в моей памяти.

Так, спокойно. Этот парень имеет на меня зуб, и, может быть, не один, а также разбитый нос. Это раз. Ой запросто мог узнать у небдительной Натальи Васильевны мои координаты. Это два. Что на третье? Вот, пожалуйста: он мне сразу не понравился. Неубедительно, но другой версии у меня пока нет.

Я схватил трубку. Она укоризненно загудела. Я положил ее обратно. Или я очень психую, что вполне понятно, или детектив из меня аховый, что вполне возможно.

Ладно, несовершённая ошибка — это маленькая победа.

Я набрал «09» и через минуту соединился с телефонной станцией.

— Вы что, вообще уже там, что ли, совсем? — выплюнула мне в ухо трубка набор союзов и междометий, и моя собеседница жующим голосом обратилась к кому-то: — Видали?! Адрес ему по номеру телефона дай. Умник нашёлся!

Я предвидел такой оборот и приготовился умолять и любезничать. Но ни одна заготовка не лезла наружу, а те слова, что вертелись на языке, я с усилием сдерживал.

Ладно, ради Лены.

— Девушка, — позвал я жалобным противным голосом. — Девушка.

— Видала, ждёт. Ну, вообще я тащусь от этих, — отозвалась торжествующая девушка. — Ну, чего там ещё?

Сверчок рванулся из груди и прыгнул в горло. Я поперхнулся, загоняя его обратно. Мне это удалось, и я спокойным, ровным и, надеюсь, приятным мужским голосом сообщил, что сейчас же выезжаю на АТС, очень конкретно обозначил место, куда засуну её трубку, и назвал с десяток предметов различных размеров, которые последуют туда же.

Она помолчала. То ли растерялась, то ли тащилась. Потом — тихонечко:

— Одну минуточку.

Не прошло и двадцати секундочек, как девушка продала мне Алекса с потрохами и добавила, уже не жуя:

— У нас, правда, это запрещено. И наказывают строго. Извините.

— У нас тоже строго наказывают. Всё, конец связи.

Я положил трубку без угрызений совести.

Ради Лены.

Телефон оказался фирменный. Название «Шанс-Данс» мне ничего не говорило, но располагался этот «Шанс» в трех трамвайных остановках от «Мойдодыра». Таким шансом нельзя не воспользоваться.

Фирму «Шанс-Данс» я нашел на тихой улочке, отходящей под острым углом от шумного Московского проспекта.

Маленькая табличка на пыльной железной двери первого этажа, зарешеченные, занавешенные окна и тишина. Два массивных замка, тоже покрытые пылью, намекали, что дело не в обеденном перерыве.

Я огляделся.

Посреди пустого двора на обломках песочницы сидел вполне однозначный мужик. Я подошёл.

— Здорово, папаша. Отдыхаешь?

Он окинул меня ненатурально мудрым взглядом, остановил его на галстуке и спросил:

— Предложения?

— А где взять? — отозвался я.

Он тяжело вздохнул:

— Вот то-то и оно.

Потом опять недоверчиво покосился на галстук.

— Подскажу — поправишь?

— На раз! — согласился я.

Он поверил, показал мне подъезд, назвал квартиру, засуетился, объясняя, как постучать и что сказать. Я уже двинулся к цели, когда он крикнул вдогонку:

— И стакан попроси, ты с дула-то не потянешь небось в галстуке-то?

Меня тронула его деликатная забота. Я повернулся и ответил:

— Да я не буду, папаша. На работе. А ты пей, поправляйся.

Надежда исчезла в его выразительных глазах, он ссутулился и поник.

— Мент, что ли?

Кажется, я здорово прокололся. Я заспешил исправить положение.

— Да не бойся ты, никакой я не мент, И водку возьму. А ты мне расскажешь, что за контора тут у вас образовалась?

— У ментов не пью!

Его голос окреп, и разочарование полилось на меня смесью нелестных эпитетов и угроз. Можно было, конечно, легонько помассировать ему одну из нефункционирутощих почек, но я уважаю принципиальность даже в такой форме. Тем не менее я не мог просто так развернуться и уйти, ничего не узнав. Мне в голову заскочила одна идейка, и я решил попробовать, несмотря на то, что она требовала изощренной жестокости.

Я зашёл в подъезд, связался с подпольщиками и, получив две свежезапаянные банки какой-то ненашей водки, вышел во двор и приступил к допросу III степени.

Я показал алконавту банку, открыл её и протянул:

— Пей, папаша, хороший ты человек.

Он презрительно плюнул в сторону и повторил уверенно:

— У ментов не пью.

Кремень.

Мне не хватало только засученных рукавов и резиновой дубинки.

— Менты не наливают.

Я наклонил банку, и тонкая струйка потекла на землю. Запахло разведенным спиртом.

Глаза допрашиваемого расширились, налились ненавистью.

— Водку! Водку льешь, гад! — исторгся рык.

В его глазах стояли слёзы. Мне тоже было не по себе. Но раз уж взялся за дело, доведу его до конца.

Я вернул банку в вертикальное положение.

— Папаша, так что за конторка тут у вас? Склад ракет эс-эс-двадцать? Запасной Мавзолей? Просто любопытно, из-за чего ты, как юный пионер, идёшь на такие жертвы? Гляди, осталось еще с полбанки.

— У ментов не пью. — На этот раз заклинание прозвучало нетвёрдо.