Жорж Сименон - Мегрэ напуган Страница 10

Тот только и ждал момента, когда мог бы начать говорить, хотя явно не питал никаких симпатий к следователю. А посему повернулся в сторону Мегрэ.

— Я услышал шум на тротуаре, похожий на топание на месте.

— Во сколько?

— Чуть позже десяти вечера.

— Дальше.

— Шаги удалились.

— В каком направлении?

Следователь задавал вопросы, но каждый раз посматривал на Мегрэ, как бы желая передать слово ему.

— В сторону улицы Республики.

— Шаги ускоренные?

— Нет, нормальные.

— Мужские?

— Наверняка.

У Шабо был вид человека, расценившего, что это не столь уж и знаменательное открытие, но инспектор вмешался:

— Дождитесь продолжения. Скажи им, что было потом, Шалю.

— Прошло несколько минут, и также со стороны улицы Республики в улицу втянулась группа людей. Они сгрудились на тротуаре, громко между собой переговариваясь. Я услышал, как произнесли слова — сначала «доктор», затем «комиссар полиции» — поднялся, чтобы выглянуть в окно и выяснить, что случилось.

Шабирон ликовал.

— Вы понимаете, месье следователь? Шалю услышал шарканье ног. Только что он мне уточнил, что при этом был и другой звук — мягкий, схожий с тем, что возникает, когда на тротуар падает тело. Ну-ка повтори, Шалю.

— Все правильно.

— Почти сразу же после этого кто-то двинулся в сторону улицы Республики, где расположено кафе «У почты». У меня есть и другие свидетели, ожидающие в приемной, все они посетители заведения, находившиеся там в тот момент. Было десять минут одиннадцатого, когда туда ворвался доктор Верну и молча направился к телефонной кабине. Он с кем-то переговорил, вышел и, завидя доктора Жюсьё, игравшего в карты, что-то шепнул тому на ухо. Жюсьё, обращаясь к посетителям, громко воскликнул, что только что совершено преступление, и все выбежали на улицу.

Мегрэ наблюдал за своим другом Шабо, его лицо окаменело.

— Вы схватываете, что это означает? — продолжал инспектор с какой-то агрессивной радостью, как если бы он кому-то персонально мстил. — Согласно доктору Верну, тот увидел на тротуаре почти уже остывшее тело и бросился в кафе «У почты» с намерением оповестить полицию. Если бы все так и происходило, то шаги с улицы послышались бы дважды, и Шалю, не смыкавший глаз, отметил бы это.

Шалю не состоит на криминальном учете. Он уважаемый учитель. И не имеет причин выдумывать какую-нибудь историю.

Мегрэ по-прежнему не откликался на призыв вмешаться, о чем его взглядом умолял друг. Последовало довольно длительное молчание. Видимо, стремясь хоть чем-то его оправдать, следователь черкнул несколько слов в лежавшем перед ним досье, и когда поднял голову, то не мог скрыть охватившего его напряжения.

— Вы женаты, месье Шалю? — тусклым голосом спросил он.

— Да, месье.

Было заметно, что оба настроены враждебно по отношению друг к другу. Шалю тоже был как натянутая струна, придерживался вызывающего и резкого тона. Казалось, он бросает вызов магистрату: а ну-ка попробуй, дескать, опровергнуть мои показания.

— Дети есть?

— Нет.

— Ваша жена была с вами прошлой ночью?

— В той же самой кровати.

— Спала?

— Да.

— Вы легла в одно с ней время?

— Как обычно, когда мне не нужно корпеть над домашними заданиями учеников. Вчера была пятница, и их вообще не было.

— В котором часу вы и ваша супруга отошли ко сну?

— В половине десятого, может, несколькими минутами позже.

— Вы всегда так рано ложитесь?

— Мы встаем в пять тридцать утра.

— Зачем?

— Потому что мы пользуемся предоставленной всем французам свободой пробуждаться тогда, когда им заблагорассудится.

Мегрэ с интересом наблюдавший за ним, готов был поспорить, что преподаватель занимается политикой и состоит в какой-нибудь левой партии, даже, вероятно, был её активистом. Он относится к тем людям, которые принимают участие в шествиях, выступают на митингах, бросают в почтовые ящики листовки и отказываются «проходить», когда слышат это слово от полиции.

— Значит, в девять часов тридцать минут вечера вы оба легли спать и, как я полагаю, заснули.

— Мы ещё минут десять говорили между собой.

— Это подводит нас к без двадцати десять. После чего оба погрузились в сон?

— Только жена.

— А вы?

— Я нет. Засыпаю с трудом.

— Получается, что когда вы услышали шум на тротуаре в тридцати метрах от вас, вы ещё бодрствовали?

— Именно так.

— И даже не дремали?

— Нет.

— То есть вовсе не смыкали глаз?

— Я был в состоянии, достаточно активном для того, чтобы уловить шум типа топтания на месте с последующим падением тела.

— Шел ли дождь?

— Да.

— Живет ли кто-нибудь над вами?

— Нет. У нас третий этаж.

— Тогда должны были слышать, как дождь барабанил по крыше?

— К этому привыкаешь и в конце концов не обращаешь внимания.

— Как и на шум воды, стекающей по водосточной трубе?

— Конечно.

— Получается, что те звуки, о которых вы рассказали всего лишь часть общего фонового гула?

— Но есть существенная разница между журчанием воды, шарканьем ног или стуком ударившегося оземь тела.

Но следователь не собирался отказываться от дальнейших попыток запутать свидетеля.

— И вы не поднялись с кровати любопытства ради?

— Нет.

— Почему?

— Потому что мы недалеко от кафе «У почты».

— Не понимаю.

— Вечерами перебравшие в нем люди частенько проходят мимо нашего дома и порой грохаются на тротуар…

— И остаются там лежать?

Шалю не нашелся, чем сразу же парировать этот вопрос.

— Раз вы говорили о «топании», то, как я полагаю, вам показалось, что на улице находилось несколько человек, во всяком случае не менее двух?

— Сие очевидно.

— Но только один удалился в сторону улицы Республики. Так?

— Считаю, да.

— Поскольку имело место преступление, то в момент шарканья ног в тридцати метрах от вашего дома стояли, как минимум, два человека. Вы следите за моей мыслью?

— Не так уж это трудно.

— И вы ясно слышали, что ушел оттуда только один?

— Я уже говорил об этом.

— А когда вы осознали, что они приближаются? Вместе ли они шли? От улицы Республики или со стороны Марсового поля?

Шабирон пожал плечами. А Эмиль раздумывал, его взгляд ужесточился.

— Я не слышал, как они подходили.

— Ну не воображаете же вы, что они долгое время торчали под дождем, причем один дожидался, когда ему будет сподручнее прихлопнуть другого?

Учитель сжал кулаки.

— И это все, что вы нашли в ответ на мое заявление? — процедил он сквозь зубы.

— Не понимаю, о чем вы.

— Вас смущает, что задевают кого-то из вашего круга. Но ваш вопрос несостоятелен. Я не обязательно слышу всякого, кто шныряет по улице, точнее не обращаю на это внимания.

— И все же…

— Может, позволите мне сначала закончить вместо того, чтобы впутывать меня в это дело? До того как не раздалось это топтание, у меня не было оснований придавать какое-либо значение тому, что происходит снаружи. И напротив, после этого, я насторожился.

— И вы утверждаете, что с момента, когда тело упало на тротуар и до той минуты, как несколько человек прибежали из кафе «У почты», никто больше по улице не проходил?

— Никаких больше шагов не раздавалось.

— Вы отдаете себе отчет в важности вашего сообщения?

— Я не собирался инициативно делать каких-либо заявлений. Но пришел инспектор и стал задавать мне вопросы.

— До беседы с ним вы не представляли себе значения того, что вы излагаете сейчас как свидетель?

— Я и понятия не имел о показаниях доктора Верну.

— А от кого вы от них узнали? Никто не вызывал доктора Верну на допрос.

— Скажем так, я не ведал о том, что он рассказал.

— Вас об этом проинформировал инспектор?

— Да.

— Вы поняли?

— Разумеется.

— И я предполагаю, что вы были рады возможности произвести такой фурор? Вы ненавидите семейство Верну?

— Их и всех тех, кто похож на них.

— А в ваших речах вы особо заостряли внимание на Верну?

— Бывало и так.

Следователь повернулся к инспектору и очень холодно осведомился:

— Жена подтверждает слова супруга?

— Частично. Я не доставил её сюда потому, что она хлопочет по хозяйству, но могу это сделать хоть сейчас. Они действительно легли спать в половине десятого. Она уверена в этом, поскольку заводила будильник, как всегда делает это по вечерам. Они немного поговорили. Потом жена заснула и очнулась только тогда, когда почувствовала, что мужа рядом не было. Она увидела, что тот стоит у окна. В этот момент часы показывали десять с четвертью, и вокруг тела стояли люди.

— Кто-нибудь из четы Шалю спускался вниз?